После обеда Виталий появился возле бани, еще не успевшей обрасти весенней крапивой. Матерясь на летучих мышей, вымел предбанник, натаскал воды, дров… Банек угрюмо следил за хозяином сквозь щели полка. И чего добился, дуралей? Что-то не заметно по тебе, чтобы был ты слишком счастлив в своей городской квартире. И денег в городе заработал невелик амбар. Зато здоровье подрастряс. Тридцати лет мужику не исполнилось, а в заду уже побаливает. Еще чуть-чуть, и все – как ты сам любишь повторять: «уплыли муде по вешней воде…» – больше в твоей жизни такого, как прошлым летом, не будет. Всякую дрянь рекламную станешь пить, а мужская сила знай себе будет утекать. В таком деле не виагра помогает, а Банек и плодущий бог Велес. Но они тебе больше не помощники, так что зря ты, Виталя, веники вязал, тебе отныне другая фирма ближе.

Ведь мог бы Виталий сейчас гордо укладывать в коляску перевязанный розовой лентой сверток, в котором тихонько сопит нагаданная Баньком девчонка. А там, через полгодика, вновь стала бы округляться Ленкина фигура. Сначала – нянька, затем и Ванька. Деревня ожила бы детскими голосами, жизнь повернулась бы к свету. Живешь по правде, так кому ни молись, русские боги тебя не бросят, всюду сберегут и охранят. Лихо и баба-Беда только покряхтывать станут в нежилом далеке, Ляд от тебя и всей семьи стремглав убежит. Жить бы тебе до ста лет, и что такое простатит, слыхать только по радио. Так нет, сам выбрал свою судьбу, и зачем тогда возвращаешься к старой бане?

Ячменно запахло пивом, плеснутым на камни. Засвистел сборный веник – березовый, с веткой смородины, вставленной в середку. Банек, лежа под полком, ждал своей очереди. Пар ему сегодня будет не третий, а второй. Сглупа посмотреть, второй пар лучше третьего, а что толку, если нет радости?

Виталий, вспомнив недавнее, заухмылялся, завел на свой хриплый манер не петую прежде песню:

Как оборвало что внутри. Банек, черный, полгода не умывавшийся, молча поднялся за спиной парильщика, готовый наложить цепкие руки на хрипучее горло.

– Эх, хар-раша!.. – ревел Виталя, охаживая себя по бокам прутьем.

Глянул бы на эту картину простодушный католик, решил бы, что грешник уже в аду, против воли истязает сам себя… вот только почему дьявол, маячащий за спиной, раскачивается и неслышно подвывает, словно от нестерпимой боли?

– Ну-ка ещ-що!.. – заходился Виталя, а Банек все раскачивался, плакал и не знал, как поступить, чтобы вернуть себе изначальную чисть.