Парень, его звали Эдиком, молчал, насупившись, и разглядывал внутренности машины.

   После первого же своего дежурства молодой напарник учудил: не вернул выданную ему «Шевроле-Лачетти» с улучшенными ходовыми качествами в гараж, а повез на ней подружку загорать на пляж. Миша тогда еле уговорил начальство дать пацану второй шанс – остановились на том, чтобы выделить непрезентабельный с виду «Москвич», начинка которого, впрочем, была заменена и мало чем уступала той же «Шевроле».

   — Ладно, сегодня сам поговорю с начальством. А ты на этом драндулете сюда больше не приезжай. И маскировку смени.

   Эдик в предвкушении нового автомобиля оживился и бодро ответил:

   — Есть, шеф!

   — Ты еще козырни, — поддразнил Дорофеев.

   Эдик до увольнения из полиции около двух месяцев был опером в местном РУВД, но практики наружного наблюдения совсем не имел. Неделю назад Миша переманил его в детективное агентство «Агата»: парень был толковым, хоть и хитроватым – себе на уме. Например, после того дежурства он честными глазами смотрел на Мишу и с видом хронического идиота уверял, что думал, будто машину ему «насовсем» дали. Но Дорофеев с этим мирился, понимая, что одновременно и умные, и честные полицейские остались разве что в советских фильмах про милицию.

   Да и сам Миша был далек от идеала честности.

   — Михал Саныч, я вот что думаю, — закрывая, наконец, капот, заговорил Эдик, — какой смысл мне здесь целыми стуками торчать? Днем она все равно на хате не появляется. Может, я лучше по городу ее таскать буду, у вас на подмене?

   — Это не наша с тобой забота, Штирлиц. Заказчик хочет, чтобы ты вычислил, кто заходит к ней в квартиру. Вот и вычисляй.

   — Да никто к ней не ходит! До подъезда подвозят – и от ворот поворот. Динамщица… А если кто позже туда поднимается, то как же я его вычислю? Это шестнадцатиэтажка, сколько здесь народу шляется! Под дверью у нее мне, что ли, ночевать?!

   — Надо будет – переночуешь. А пока фиксируй, кто из незнакомых мужиков в подъезд заходит. Кто из них с цветами и шоколадом. Дверь-то с домофоном, так что приглядывайся, кто звонит, а кто своим ключом открывает. С консьержем знакомство заведи.

   — Нет здесь консьержа. Третий день, говорят, в больнице с гастритом лежит, — хмуро пробубнил Эдик.

   — Кому квартира официально принадлежит, узнал?

   — Узнал… На мужа ее квартира оформлена.

   При этом напарник так выразительно ухмыльнулся, что Миша еще раз убедился: не зря он его переманил, парень толковый. Дело в том, что, согласно договору с агентством «Агата», имя заказчика должен знать только тот детектив, который непосредственно оформлял договор с клиентом. В данном случае это был Миша. Для остальных сыщиков, даже для руководства, заказчик оставался безликим Заказчиком. Паспортные данные объекта наблюдения точно также были известны только ограниченному кругу, а для общения между собой грузу давался псевдоним, лучше всего отражающий его сущность.

   Но Эдик, судя по его ухмылке, клиента вычислил.

      Пока Миша стоял на светофоре, возвращаясь с улицы Суворова, мимо с переливчатым возгласом сирены пролетел на красный свет полицейский «УАЗ». Миша сглотнул и потянулся за сигаретами. Странно… Столько времени прошло, а при каждом вое сирены сердце его начинает учащенно биться. Михаил до сих пор каждую машину с синими номерами провожает взглядом; каждому участковому, даже незнакомому – кивает, как и раньше. Все не может привыкнуть, что теперь он чужой.

      Снова вспомнилось, как недели две назад Миша случайно встретился с операми из отдела Русакова, где сам работал когда-то. Вспомнилось, как ребята резко оборвали разговор при его появлении – встрече они были рады, но…чужой он и есть чужой. На простой вопрос: как дела? – ребята немного задумались. Потом Макс Федин начал рассказывать, что квартиру новую снял, ремонт затеял. Второй опер с завистью оглядел новую Мишину «Тойоту», поинтересовался, где лучше в кредит машину брать – Миша подробно объяснил. На том разговор и затих. Говорить-то было больше не о чем… Да чего там – сделанного не вернешь.

   …В полиции, тогда еще милиции, Миша работал с восемнадцати лет. По молодости почти случайно попал в оперативно-поисковое управление ГУВД, которое сперва казалось ему почти разведкой: настоящие актерские маскировки с несложным гримом и париками, слежки, специализированные словечки, непонятные ни одному обывателю. Это не говоря об аппаратуре, вроде камер, вмонтированных в дипломаты, авторучки, пуговицы – раньше Миша такие видел только в кино про шпионов. Однако уже через год новизна ушла, а романтика приелась – Дорофееву в ОПУ стало скучно. Только и знай, что шаг в шаг следуй за объектом или часами до одури просиживай в машине под его окнами. Инициативу проявлять – запрещено. Свихнуться можно! Миша уже начал подумывать совсем из полиции увольняться, но тут старый приятель Ваня Соколок из Старогорского уголовного розыска дал наводку, что у них освободилось место. Так Миша стал опером. Старогорск хоть и считается городом тихим, но работа для угрозыска там была всегда, да и время тогда было неспокойное.

   А однажды просто не повезло. Поздно вечером возвращался с работы, спокойно допивая пиво – улица пуста, а двое парней тащат в машину девчонку – та кричит, отбивается, редкие прохожие делают вид, что не слышат. Дорофеев окинул взглядом дорогущий джип с московскими номерами и понял, что у него будут неприятности. Но все равно вмешался – засветил корки с именем-фамилией и предложил разойтись с миром. Его, конечно, послали, посмеялись только между собой. Парни были здоровыми, и спортзал явно посещали как минимум три раза в неделю, в отличие от Миши. Только когда Дорофеев достал ПМ , девушку отпустили, и то скорее от неожиданности. А когда та убежала, поперли на Мишу. Они почему-то были уверены, что Миша не выстрелит, но Дорофееву уже деваться было некуда: с одним бы он, возможно, справился без оружия, но их было двое. А убегать ему, капитану милиции, от московских мажоров было не комильфо. Желая припугнуть, Миша сделал предупредительный выстрел в воздух. Но неудачно – пуля попала в фонарный столб и рикошетом вошла в лобовое стекло джипа, застряв в обивке сиденья. Зато парни действительно струхнули, назвали Дорофеева отмороженным на всю голову и – бледные, на ватных ногах – убрались.

   А на следующий день начальник УВД вызвал Мишу к себе и потребовал написать объяснительную: как так вышло, что он, находясь в нетрезвом состоянии, пристал к двум несовершеннолетним мальчикам (парням, оказывается, было по семнадцать лет), требовал от них денег на водку, а когда те отказались, в отместку расстрелял машину, которая числится на помощнике депутата Госдумы. Дорофееву бы тогда заткнуться, сделать виноватое лицо и пойти писать объяснительную, но «Остапа понесло». Разговор закончился тем, что начальник предложил Мише поискать другую службу, раз его не устраивает эта. А Дорофеев в ответ швырнул ему на стол удостоверение, кобуру с табельным оружием и ушел.

   Потом, когда страсти улеглись, Миша жалел, очень жалел об этом. Но тогда даже почувствовал облегчение – все, закончилась рабская жизнь. Теперь уже им помыкать никто не будет. Ушел. По знакомству попал в команду к таким же бывшим сотрудникам, как и он – в детективное агентство «Агата». И что же? Не проходит и двух месяцев, как все возвращается на круги своя… Нервомотки, правда, поменьше, зарплата – существенно побольше. Но спит он в сутки часов по пять, как и прежде. С утра до ночи бегает, свесив язык на плечо. Отчеты эти чертовы, никому не нужные строчит каждый день. Даже клиенты такие же неприятные типы, как и раньше. Клиентами он на прежней службе так называл тех, на кого заведено уголовное дело. Следователи так подследственных зовут, вот и опера у них переняли. Теперь у Миши действительно были клиенты, без всяких жаргонизмов. Люди, которым он оказывал определенного рода услуги.

***