IV. ПЕРВЫЕ ПОБЕДЫ

Пришли новые дни, голодные и тоскливые. Бросится тигренок на зайца, а тот в кусты или через заросли, и облизывай морду. Выследит косулю, распластается в воздухе молодое тело, заострятся когти, а косуля тряхнула тоненькими, как прутья молодого тальника, рогами и смотрит на тигренка сверху. Поднимет Эргени голову, перед ним, как сухой кедр, высоченная скала и на верхушке, где только может трясогузка вертеть хвостом, стоит косуля и как будто не замечает хищника.

Пробовал тигренок охотиться на мышей - прижмет лапой, пропищит мышь, как комар, а сунет он в траву морду, схватит добычу, проскочит маленький кровавый комочек в желудок, только раздразнит больше.

Неприглядные были первые ночи. Вздремнет тигренок, толкается мордой, хочет по привычке нащупать теплое материнское тело, а ему в нос сучья. Тряхнет головой, вскочит на ноги, осмотрится - тайга не чувствует, не понимает его горя, шепчет верхушками. Припадет тигренок к земле, положит голову на лапы и долго и жалобно мяукает, жалуется как ребенок.

Однажды вдали кто-то отозвался ему. Тигренок насторожился, поднял голову и громким радостным ревом огласил тайгу. Эхо прокатилось по горам и замерло. Тигренок бросился было вперед, да тут же отскочил назад. Совсем недалеко громко и предостерегающе заревел знакомый ему тигр-самец. Тигренок, стараясь обойти, большими прыжками побежал к ручью. Но не успел пройти и половины пути, как перед ним промелькнула рыжая лисица. Тигренок присел и вдруг, сделав полукруг в воздухе, щелкнул зубами. Лисица конвульсивно забилась и затихла. Тигренок оттащил ее в сторону и стал жадно рвать на части, довольно урча. Насытившись, напился в ручье, забрался в чащу виноградника и задремал.

Весна надвигалась медленно. С ней часто бились последние вьюги. Налетят тучи, покроют темным маревом тайгу и, точно человек в гневе, брызжут, плюются сырыми хлопьями снега. Молодая зелень гнется, припадает к земле, задыхается. А солнце разгонит тучи, увидит на земле непорядки, приласкает ее, - слабенькая поросль стряхнет снежное покрывало, выпрямится.

Почти до самого мая в тайге шел спор зимы с весной. Когда весна победила, темные тучи с вьюгами исчезли, и тайга надолго забыла их.

Но еще в густых зарослях, в развалинах толстых и корявых кедровых кореньев лежал снег.

Над лесными озерами, в болотах, над речными заводями завели нудную, писклявую песню комары. А в пахнущих зеленях камыша, в осоке, в широких листьях купавок взвивалась тонкой сеткой надоедливая мошкара.

И жизнь проснулась, забила ключом. Тайга ожила, окунулась в яркие, солнечные лучи.

Тигренок давно забыл свою мать. У него не было ни одной ночи, чтоб он не попал в какое-нибудь новое место. Он исходил горные кряжи западных отрогов Сихотэ-Алинь, перешел к берегу Амура и, почувствовав дым и человеческий запах, побоялся подойти ближе.

Теперь уже из-под его лап не ускользали косули. А зайцев ловил одним стремительным прыжком. За весну он вытянулся, вырос и стал много сильнее.

Но больше всего он любил охотиться за птицей. Однажды, попав к тому озеру, где когда-то испугался лося, он увидел, как в камыш опустилась жирная кряква. Старая боязнь воды тянула его прочь от озера. Но любопытство и голод заставили прыгнуть в камыш. Он удачно попал на гнездо утки, придавил лапой и тут же позавтракал ею и ее свежими яйцами. И они ему так понравились, что он и на другой и на третий день не отходил от озера, то и дело вспугивал и уничтожал утиные гнезда.

Но туда же приковылял медведь. В яркий солнечный день, когда тигренок благодушествовал в кустах багульника, медведь на берегу взбудоражил все птичье население озера. Тигренок выполз и предупредительно зарычал. Медведь, тянувшийся к болотной кочке, где было гнездо чирка, скосил на него глаза и недовольно вернулся на берег. Маленькие узенькие глаза налились кровью, он поднялся на задние лапы и угрожающе заревел на тигра.

И может быть, будь Эргени с матерью, он бы сбежал от этого страшного рева куда-нибудь в кусты, но сейчас поддержки не было, он должен был защищать не только себя, но и наказать захватчика. Береговую полосу с утиными гнездами он считал уже принадлежащей ему одному. Медведь забрался не на свое место. И в знак того, что тигренок готов принять бой, он щелкнул хвостом по своему крупу и, неожиданно подпрыгнув, обрушился на медведя.

Медведь, не ожидая такого стремительного нападения, завертелся, зарычал на всю тайгу и стал беспомощно отбиваться лапами. Тигренок не выдержал ударов, вырвал с медвежьей шеи клок мяса и отскочил в сторону. Медведь повернулся, но тигренок сделал молниеносный прыжок и вцепился ему в бок. Медведь повалился и не успел еще подняться на лапы, как тигровая челюсть перекусила ему горло. Дернув врага к себе и убедившись, что он мертв, тигренок, тяжело дыша, отошел в сторону и предупредительно улегся перед медвежьей тушей, готовый к новому прыжку.

С озера наскочил ветерок. Зашумев, он закрутил на медведе длинную шерсть. Тигренок навострил уши, взметнул хвостом и тревожно зарычал. Ветерок пригнул камыш, зарябил воду и унесся в тайгу.

V. ТИГРИЦА И БАРСЫ

В тайге стало душно. Солнце выжгло на высоких местах зелень, осушило небольшие болотца. Топи дышали паром, и от них несло гнойным зловонием.

Косули, пятнистые олени забрались на отвесные скалы и часами, словно высеченные из гранита, стояли без движения под освежающим ветерком. Лоси окунулись мордами в болота и тяжело сопели. По ночам они выходили на берег, туда же шли олени, косули, изюбри, лакомились сочной прибрежной травой.

В это лето травоядные животные были менее осторожны. Каждое движение, легкий прыжок хищника в высохшем лесу были далеко слышны. Сухие ветви ломались с треском, а чуть задетые, резко свистели, будто в таежной чаще шла перестрелка. Почуяв опасность, олени закидывали рога высоко на спины и, не замечая рытвин, пухлых трупов деревьев, сбитых временем, неслись к своим скалам. Лоси скрывались в расщелинах. Остальные находили спасение в непролазных таежных чащах.

Из хищников одна только рысь умела без шума подстерегать добычу. Вытянется на каком-нибудь сучке над водопойной тропой и лежит часами, не двигаясь, будто приросла к дереву. Шерсть у ней темная, пятнистая, как раз под цвет древесных стволов. Но стоит только оленю, или робкой косуле, или же неповоротливому лосю показаться под роковым сучком, как рысь вздрагивала, расправляла когти, и ее клыки, словно буравы, впивались в затылок животного.

За лето Эргени похудел. Высохшая тайга пугала его. Чуть задел лапой сучок или скользнул хвостом по хворостине, - слышно на всю тайгу. А то выследишь косулю, приготовишься к прыжку, из-под носа ее выкрадет ушастая рысь.

Однажды Эргени в течение нескольких долгих часов преследовал молодую лосиху. Уже по следам он чувствовал запах ее мяса, ощущал теплую клейкую кровь у себя на языке. Ее бурая спина несколько раз мелькала перед ним, и Эргени каждую секунду готовился к прыжку. И вдруг, откуда ни возьмись, на лосиху грохнула длинношерстая рысь. Эргени злобно зарычал, сделал громадный прыжок и оказался на спине лосихи, сзади рыси. Вонзил свои клыки в шею рыси, он полетел с ней на ошалевшей от ужаса лосихе. Ветви хлестали, сухие колючие сучья рвали их шкуры. Рысь извивалась в зубах тигра и ревела на всю тайгу. Эргени, вцепившись когтями в бока лосихи, все глубже и глубже вонзал свои клыки в мясо врага... Так они скакали несколько минут. Но вот впереди показался молодой кедровник. Нырнув в него и зацепив за толстый сук лиственницы, лосиха сбила со своей спины обоих хищников и, раскачиваясь и тяжело поднимая бока, умчалась.

Тигренок, не разжимая пасти, сильными лапами прижал рысь к земле. Рысь захрапела, судорожно царапнула его лапой, Эргени ловко перехватил зубами ей горло, и рысь притихла.

Закусив рысью, тигренок за кедровником первогодней поросли виноградника нашел подыхающую лосиху. Тяжело прыгнув, он в одну секунду кончил страдания и, растянувшись на трупе, долго тянул ее теплую кровь.