Эта функция организма «дружелюбному рабочему» разрешена.

Но я не смеюсь.

В Диптауне – вечер. Как только я закончил работу, так и наступил вечер – это мне нравится. Конечно, например, вон для того бедолаги, спешащего по улице с портфелем, раннее утро. А для кого-то шумный, яркий, праздничный вечер царит всегда.

Ну и пусть. Мне не жалко.

В офисе «HLD» заступает на работу вторая смена. Над соседним шкафчиком горит красный огонек – Илья то ли еще не пришел, то ли уже ушел на работу. Кое-где переодеваются сотрудники, но их я почти не знаю, так – «привет-привет»…

А день был неплох. Три заказа, причем два в общем-то ни за что. Да еще и забавное недоразумение… неужели кто-то не знает, что пролетарские тела из комплекта «Виндоус-Хоум» – бесполы, как подобает мулам и рабочим пчелам?

Насвистывая веселенький мотивчик, вытягиваю из шкафчика тело мотоциклиста. Он вполне полноценный мужчина, одна беда, настолько стандартен, что любовные приключения ему не светят. Впрочем, он мне дорог не этим. Чем проще тело, чем непритязательнее, тем легче ему проскальзывать по перегруженным серверам. Кое-кто упрямо не желает этого понять, обвешивается побрякушками, рисует сложные, индивидуальные черты лица… Что ж, каждому свое.

Лоб в лоб… Гляжу в зеркальный шлем, жду, пока отработает программа. И запихиваю «дружелюбного рабочего» в шкаф. Отдохни до завтра, дорогой!

Я тоже отдохну…

В диспетчерской все еще дежурит Таня. При виде меня смущенно улыбается, и я подхожу к окошку.

– Леня, ты уж извини…

– Да ничего, больше заработать смог.

– Так ты серьезно… занес пианино в одиночку?

– Да.

Она смотрит на меня в полной растерянности. Вздыхаю:

– Таня, думаешь, я просто так в грузчики пошел? Я ведь семь лет в мебельном магазине отработал! Всякое доводилось делать. И тащить пианино одному – не впервые. Чао!

Ну вот… теперь девчонка станет гадать, насколько широки мои реальные плечи…

Меняю мотороллер на мотоцикл, размышляя о том, что легенда шита белыми нитками. Придется уходить из «HLD». Жалеть особо не о чем, но… но как же мне это надоело! Нелепый труд, безумные фирмы. Виртуальный садовник, расклейщик объявлений, маляр, грузчик…

Только на что еще рассчитывать?

Если во мне нет ничего, совсем ничего, что нужно этому яркому, праздничному, щедрому миру вокруг?

10

Последнее время я предпочитаю напиваться в глубине. Как и все виртуалыцики, впрочем. Во-первых, для здоровья полезнее. Похмелье может случиться, организм его придумает, но хоть печень не пострадает. А во-вторых, и это главенствует, в виртуальности пить куда дешевле. Никто не станет платить за нарисованное спиртное ту же цену, что и за реальное. Бутылка «Бейлиса» тут стоит полдоллара, отличный шотландский скотч – восемьдесят центов. Русская водка – почти доллар, но водки я и в реальности могу выпить…

Есть, конечно, и подпольные кабаки, где все еще дешевле. Там могут продать коллекционное бургундское пятидесятилетней выдержки за пару баксов. Не пойму лишь зачем. Те, кто знает вкус такого вина, по дну жизни не ползают. А мне его пить бесполезно, все равно не отличу от молдавского каберне.

Так что я иду в честный, законный кабак – «Царь-рыба». Он славен тремя вещами: наличием общедоступных и понятных русскому человеку напитков, хорошей рыбной кухней и живой музыкой. Иностранцы здесь попадаются редко – и это особенно приятно. Разве что отдельные, пожившие в России, – вот они могут оценить ощущения от ухи с дымком, пива «Очаковское специальное» и старого рока.

Я не знаю, как кому. Мне больше всего нравятся именно такие места – и в реальной жизни, и в глубине. Не огромные и шумные рестораны, не популярные и дорогие заведения, куда толпой валят туристы, а что-то маленькое, неприметное, неяркое. Это правда для любого города мира… ну, пожалуй, кроме Москвы. В Праге есть «У Флеку» и «Черный вол», в Берлине – «Цитадель» и «Цур Летцен Инстанц», в Париже – «Максим» и «Ля Пти Вартэль». Выбирай, что тебе нужно, «шашечки или ехать»…

«Царь-рыба» притаилась на площади Свободы. Такие есть почти в каждом квартале Диптауна, вот только в американском или французском они отданы на откуп увеселительным заведениям сомнительного толка, а в нашем – сплошь занята офисами. Что ж, каждой культуре – свое.

Вывеска – неяркая, нарочито примитивная. В эту примитивность вложено куда больше сил и таланта, чем в яркие рекламные огни над дорогими ресторанами. Лубочный рисунок, на котором карикатурные бурлаки тянут из реки чудовищных размеров осетра, небрежно написанное название…

Толкаю дверь, вхожу. Места есть, это уже радует. Последнее время «Царь-рыба» обретает все большую популярность, и я боюсь, что скоро перестану здесь появляться. Либо кабак расширится, превратится в известный ресторан, либо придется заказывать столик заранее и терпеть шумные и чуждые компании.

Но пока еще это место, куда я стараюсь прийти.

Выбираю столик у двери на кухню. Официантка незнакомая, но подходит сразу. Бросаю быстрый взгляд на меню.

– Сегодня запеченная в фольге форель – великолепна! – говорит девушка.

Эх. Форель в фольге я ел… давно, правда. Но она мне не понравилась. Значит, не оценю и сейчас.

– Фаршированную щуку, – решаю я.

Этого блюда я никогда не ел. Но наверняка оно будет выглядеть красиво, а фантазия додумает вкус.

– Ушицу… – продолжаю я, скользя взглядом по меню. – И графинчик водочки… самой обычной, пшеничной. Хлеба черного.

– Все?

– Томатный сок…

Запивать водку – вульгарно. Но сейчас я хочу именно вульгарности.

Остаюсь ждать заказа. Конечно, все могут подать мгновенно, но зачем портить иллюзию? Сижу, оглядывая зал. Некоторые лица уже примелькались. Другие – незнакомы. На сцене – одинокий гитарист, то ли группа еще не собралась, то ли он просто предпочитает выступать один. Вслушиваюсь в негромкий голос…

Этот метод прост:
Весь квартал под холст.
Он не художник, нет, он – эхо века,
Эхо нас… И это веха!
Как бензиновая радуга на лике реки
На черном асфальте цветные мелки,
Это мы. Ты видишь, это – ты и я.
Он наград не ждал,
Он не ждал похвал,
Он делал то, чего не мог не делать,
Раб и Бог цветного мела.
Как бензиновая радуга на лике реки
На черном асфальте цветные мелки,
Это мы. Портрет до первого дождя.
Да, есть дождь и снег,
Да, не вечен век,
Но не спеши кричать «ату» со смехом;
Мы живем в эпоху эха.
Как бензиновая радуга на лике реки
На черном асфальте цветные мелки,
Это мы. Портрет, как феникс из огня.

Певец опускает гитару. Смотрит на зал. Никто его толком и не слушал, народ увлечен процессом питания. На мгновение наши взгляды встречаются, и у меня возникает странное ощущение, что песня была предназначена именно для меня.

Так обычно и бывает с хорошими песнями.

Певец встает и уходит, странно, за гриф, держа гитару. Так не берут инструмент, но жест почему-то кажется абсолютно естественным.

Черт, почаще надо заходить. «Мы живем в эпоху эха…»

– Можно?

Оборачиваюсь. Ага…

В Диптауне редко встретишь старика. Все хотят быть молодыми и красивыми, если не в жизни, так хоть в сладостном сне. Решиться на такой облик – это поступок.

– Садись, Ежик, – приглашаю я.