Он считал, что в последнее время ему не очень-то везло. Нет, не так, – поправлял он сам себя, – не в последнее время, а до последнего времени. Потому что, решив прервать полосу сплошной безденежной обломной невезухи, он придумал, как можно срубить бабки, а начав осуществлять свой хитрый замысел, внес в него некоторые коррективы и понял, что все должно получиться еще легче, чем планировалось.

Батарея была приятно теплой, в домах уже топили, и Чигрик, сидя на подоконнике, впал в некоторое подобие блаженной истомы. Скоро должен явиться хмырь, а следом за ним – его баба. Сегодня Чигрик еще с пустыми руками, осматривается пока, прикидывает, что к чему, расписание чужой жизни составляет и уточняет, а вот уж в следующий раз начнет работать в полную силу.

Он наслаждался сам собой, собственной рассудительностью и осмотрительностью, гордился тем, что не торопится и действует обстоятельно и без суеты, но и без излишней медлительности. В какой-то умной книжке он прочел, что человек от природы стремится к достижению максимального результата, то есть хочет получить как можно больше прибыли при минимуме вложений. Поэтому человек от природы – вор, ибо вместо того, чтобы долго и упорно зарабатывать, куда проще и быстрее украсть. Это Чигрику понравилось. А то предки совсем задолбали своими нотациями на тему «работать и учиться, получать профессию». На фига это нужно-то?

Он уже и сам не помнил, откуда взялась его кликуха – «Чигрик», то ли от «чирика», как именовались давным-давно красные десятирублевые купюры, то ли от чирьев, которые всю жизнь его мучают, регулярно появляясь то на шее, то на спине, то в паху. А может быть, с тех незапамятных времен, когда он, шестиклассник, стоя у доски, записывал мелом

фразу под диктовку учителя, и вместо «чего» написал «чиго». Много лет с тех пор прошло, сейчас ему уже двадцать пять…

Он ловко сковырнул крышечку с горлышка пивной бутылки и сделал два больших глотка. Хорошо пошло! И подоконник удобный, широкий, и этаж – из жилых последний, выше только чердак, поэтому никто мимо Чигрика не ходит, а ему самому со своего места отлично видна дверь квартиры. Сидеть можно сколько угодно, хоть до завтра, в глубоких карманах куртки лежат еще две бутылки пива, пакетики с чипсами и сигареты, так что не пропадет. И в туалет можно не бегать, на один пролет поднялся, туда, где вход на чердак, – и полный порядок.

Чигрик ждал терпеливо и, наконец, дождался. Лифт остановился на последнем этаже, двери начали раздвигаться, и Чигрик моментально соскочил с подоконника и сделал шаг в сторону, чтобы остаться незамеченным и в то же время видеть, кто пришел и в какую квартиру. Увиденное его сильно озадачило.

Наталья Максимовна Седова (после развода она не стала менять фамилию) слушала дочь и одновременно гладила юбку. Одна складка отчего-то все время заглаживалась не так, как надо, и Наталья сердилась на юбку за ее слишком сложный крой, на себя – за собственную неловкость и на дочь – за то, что она говорила. Соня только что вернулась из ресторана, где встречалась с отцом.

– Я не понимаю, почему он не может поехать со мной вдвоем куда-нибудь, – возмущалась девушка. – Со своей Миленой ездит, а я? Почему мы должны ехать втроем? Какая-то потаскуха ему дороже меня, что ли?

– Сонечка, у отца нет денег на такие вояжи, – терпеливо объясняла Наталья.

– Но с Миленой же он ездит!

– Они ездят на ее деньги, понимаешь? Милена много зарабатывает, а у отца зарплата совсем небольшая, ему такие расходы не по карману.

– Как же, зарабатывает она, – фыркнула Соня. – Она же учится, ты что, забыла?

– Она учится только первый год, а до этого она работала, и на эти деньги они сейчас живут. Ты не можешь требовать, чтобы папа возил тебя за границу на деньги совершенно посторонней для тебя женщины. Это просто неприлично.

Наталья перевернула юбку другой стороной и с раздражением убедилась, что складка опять заглажена неправильно. Да что ж за напасть-то! И зачем только она ее купила? В магазине ведь попробовала, забрала ткань в горсть и сильно сжала, и тогда ей показалось, что юбка не мнется, поэтому обилие складок не смутило в момент покупки. А стоило пару раз надеть на работу – и пожалуйста, уже приходится гладить.

– Ну хорошо, – не отставала Соня, – тогда скажи Илье, пусть он нас отвезет куда-нибудь в шикарное место на Новый год. У нас уже все девчонки ездили, только я одна как не знаю кто… Или скажешь, что Илья тебе тоже посторонний и на его деньги ездить неприлично?

Наталья вздохнула и снова принялась укладывать непокорные складки. Что тут ответишь? Илья – не посторонний, она любит его, они вместе вот уже пять с лишним лет, но это «вместе» какое-то… условное, что ли. Они не живут в одной квартире, они просто встречаются, ходят в театры, рестораны, ездят на загородные прогулки, два-три раза в неделю занимаются любовью. И все. Илья даже не остается у нее на ночь и Наталью не приглашает ночевать у себя. Отношения, которые с самого начала развивались быстро и бурно, вдруг в какой-то момент словно заморозились и остановились, не двигаясь ни к браку, ни к разрыву. Наталья одно время заподозрила, что у Ильи кто-то есть, может быть, даже жена или постоянная любовница, с которой он по каким-то причинам не хочет или не может расстаться, и в те моменты, когда он приглашал ее к себе, пристально и придирчиво оглядывала каждый уголок его небольшой квартиры, выискивая признаки присутствия здесь какой-нибудь еще женщины, кроме себя самой. И ничего не обнаружила. Илья был ласков, внимателен, заботлив, делал подарки, прекрасно относился к Соне, не давал явных поводов для ревности, но о женитьбе не говорил ни слова. И вообще, в их отношениях не было ни малейшего намека на то, что принято называть «ведением совместного хозяйства». Наталья не стирала и не гладила его сорочки, на ее кухне не стояла его любимая чашка, в ванной не было его бритвы. А в его квартире не было ее халатика, расчески и зубной щетки. Она даже не знала, сколько Илья зарабатывает. Знала только, что он программист и что не бедствует, но по силам ли ему такая поездка, какую хочет Соня?

– Я считаю, что ты должна его бросить, – заявила дочь. – Давай лучше поедем в Австрию к этому твоему… ну как его… Андреасу, он же приглашал.

Разговор об Австрии Соня заводила уже не в первый раз, и Наталью от этого передергивало. Андреас ей, конечно, нравился, он был очень симпатичным, очень умным и очень обаятельным, и ей было приятно, когда он сначала оказывал ей небольшие, а потом и более серьезные знаки внимания. И ресторан, в который он как-то пригласил ее пообедать, был куда более дорогим, чем те, куда она ходила с Ильей. Наталья уже пожалела, что рассказала об этом обеде дочери: Сонька откуда-то знала, какого высокого ранга это заведение, и сразу же сделала выводы.

– Класс! – восторженно завопила тогда Соня. – У него, наверное, деньжищ уйма. Давай, мамуля, не упускай свой шанс. Поедем в Австрию, будем жить как нормальные люди.

– Прекрати, – осадила ее Наталья, – никуда мы не поедем.

– А что, здесь куковать, что ли? На твои копейки? Илья на тебе не женится, так и просидим, как две дуры.

Наталья в тот раз, помнится, страшно кричала на Соню, пыталась объяснить ей, что нельзя не только так говорить – даже думать так отвратительно, но толку, судя по всему, не было. Материнского крика девушка не испугалась и упорно продолжала гнуть свою линию. Илью надо бросить, срочно ехать в гости к Андреасу и приложить максимум усилий к тому, чтобы женить его на себе и остаться жить за границей.

Вот и сейчас Соня взялась за свое:

– Если ты не можешь поговорить со своим Ильей, я сама ему скажу.

– Интересно, что? – усмехнулась Наталья.

– Что или пусть везет нас куда-нибудь на Новый год, или мы с тобой поедем в Австрию к Андреасу. Что мы, дуры какие-нибудь – в Новый год в Москве сидеть? Все нормальные люди за границу уезжают.

Наталья посмотрела на дочь устало, печально и как-то отстраненно, как на постороннего человека. Красивая девочка. Стройная, с тонким лицом, модно подстриженными темными волосами, и одета хорошо, спасибо Павлу и Илье, они оба регулярно дарят Соне модные тряпочки, сама Наталья на свою учительскую зарплату такой гардероб не потянула бы. Хорошо еще то и дело случаются подработки в качестве переводчика, ведь ее специальность – немецкий язык. Но денег все равно не хватает. И вот стоит перед ней красивая модно одетая семнадцатилетняя девушка, и глазки вроде бы умненькие, а какое безобразие у нее в голове! Ну откуда, откуда у ее дочери завелись такие омерзительные представления о жизни, такие непомерные требования к окружающим, которые должны, обязаны «делать ей хорошо», и непременно чтобы «не хуже, чем у других». А желательно, даже лучше. Она, кажется, вообще не принимает в расчет такое понятие, как любовь, она думает только о деньгах, которые, к тому же, не сама заработала. Неужели все ее поколение такое? Или это она, Наталья, в чем-то упустила своего ребенка, где-то недосмотрела, чему-то недоучила, на что-то не обратила вовремя внимания? И можно ли это как-то исправить, или уже поздно?