– И Рузвельт призвал его?

– Ну да. Понимаешь, вот какая забавная с ним вышла штука. Он прошел всю войну – столько, наверное, ни один другой американец не служил – с конца тридцать девятого по сорок пятый, а потом, уже в самом конце, пропал без вести где-то над Тихим океаном. Мы все целый год считали его погибшим. А около месяца назад его нашли на необитаемом острове, и теперь он направляется домой.

Послышался тонкий пронзительный вой, как будто пикировал винтомоторный самолет, доносился он откуда-то из тумана в вышине. Скуп вытащил третью сигарету.

– Как он собирается приземляться в такое молоко?

– У него всепогодный радиолокатор – он снял его с какого-то немецкого ночного истребителя еще в сорок третьем. Бобби мог бы посадить свой самолет на цирковой шатер и в полночь. Пошли!

Лучи двух посадочных фар пронзали клубящуюся мглу. Они добежали до конца взлетно-посадочной полосы, развернулись и поползли обратно к машине такси. В тусклом свете аэродромных огней блеснул красный фюзеляж. Двухмоторный самолет с высоко расположенными крыльями сделал разворот и спустя некоторое время остановился.

Из основания крыльев между моторами торчали четыре дула двадцатимиллиметровых пулеметов, а слева, чуть пониже края кабины, зияло гнездо под пушку семьдесят пятого калибра. Единственными отметинами на фюзеляже были четыре звезды ВВС США и серийный номер ДБ-1 на верхнем правом и нижнем левом крыле и под рулем направления. Радарная антенна на носу больше всего походила на гриль для сосисок.

Паренек в красных брюках, белой рубахе и синем шлеме с очками выбрался из кабины и начал спускаться по трапу. Ему было лет девятнадцать, от силы двадцать. И когда юноша – невысокий и крепко сбитый – стащил с головы шлем и очки, то под ними обнаружились кудрявые темно-русые волосы и карие глаза.

– Линк!

Он обнял приземистого механика и добрую минуту хлопал его по спине. За это время Скуп успел нащелкать кучу кадров.

– Здорово, что ты вернулся, Бобби! – сказал Линк.

– Меня уже сто лет никто так не называл, – отозвался тот. – До чего же приятно опять это слышать!

– Это Скуп Свенсон, – представил репортера Линк. – Он намерен снова прославить тебя на весь мир.

– Мне сейчас куда больше хотелось бы немного поспать. – Он пожал Свенсону руку. – Есть здесь поблизости какая-нибудь забегаловка, где подают яичницу с ветчиной?

Из тумана вынырнул катер и направился к пристани, где его поджидали трое: Фред, Эд и Филмор. С катера сошел мужчина с чемоданчиком в руках. Филмор наклонился и передал рулевому одну пятидолларовую купюру и две двадцатки. Потом подал руку мужчине с чемоданчиком.

– С возвращением, доктор Тод.

– Ох, как же я рад, Филмор! – На Тоде был мешковатый костюм и пальто, хотя на дворе стоял август. Шляпу он низко надвинул на лоб, и в скудном свете складских фонарей из-под нее что-то блеснуло.

– Это – Фред, а это – Эд, – представил Филмор. – Они только вчера приехали.

Парни дружно кивнули: «Здрас-с-сь».

Их поджидала машина, «мерседес» сорок шестого года, который больше походил на подводную лодку. Пока Тод с Филмором садились, Фред и Эд окинули цепкими взглядами затянутые туманом узкие улочки. Потом Фред сел за руль, а Эд взгромоздился на сиденье справа от него – с обрезанным стволом десятого калибра.

– Меня никто не ждет, никто даже не забеспокоится. Все, кто что-то имел против меня, или мертвы, или за время войны разбогатели и стали уважаемыми людьми. Я – старый усталый человек. Я хочу тихо жить в деревне, разводить пчел, лошадей и играть на бирже.

– Что, никаких планов, босс?

– Абсолютно.

Он чуть повернул голову, как раз когда они проезжали мимо фонаря. Половина лица у него отсутствовала, а вместо нее поблескивала гладкая пластина.

– Во-первых, я больше не могу стрелять. Глазомер уже не тот.

– Ничего удивительного, – заметил Филмор. – Мы слышали, что в сорок третьем с вами что-то случилось.

– Да, я проворачивал одно выгодное дельце в Египте, пока Африканский корпус разваливался на части. Вывозил и ввозил людей – за деньги, естественно, – при помощи номинально нейтральной авиации. Так, приработка ради. А потом наткнулся на одного выскочку.

– Это на кого?

– На щенка, который летал на реактивном самолете – еще до того, как они появились у немцев.

– По правде говоря, босс, я не особенно внимательно следил за военными действиями. Я стараюсь не совать нос в территориальные конфликты.

– Знал бы я, чем все закончится, тоже не совал бы, сказал доктор Тод. – Мы летели из Туниса. С нами тогда было несколько важных шишек. Пилот вдруг закричал. Грохнул взрыв. Когда я пришел в себя, было уже следующее утро, а я с еще одним человеком болтался на спасательном плоту посреди Средиземного моря. Все лицо у меня болело. А когда я наконец-то сел, что-то упало передо мной на плот. Это оказался мой левый глаз. Он лежал и смотрел прямо на меня. И тогда я понял, что у меня неприятности.

– Вы сказали, это был парень на реактивном самолете? – переспросил Эд.

– Да. Потом мы узнали, что он пролетел шестьсот миль, чтобы перехватить нас.

– Хотите поквитаться? – спросил Филмор.

– Нет. Это было так давно, что я почти не помню, как выглядела левая половина моего лица. Просто этот случай научил меня быть осторожнее. Будем считать, что это закалило мой характер.

– Значит, никаких планов, так?

– Ни единого, – покачал головой доктор Тод.

– Что ж, для разнообразия неплохо, – заметил Филмор.

Они смотрели на проносящиеся мимо городские огни.

Он постучал в дверь, чувствуя себя неуютно в новом коричневом костюме-тройке.

– Входи, открыто, – послышался женский голос. Что-то зашуршало; голос зазвучал приглушенно. – Я сейчас.

Джетбой потянул на себя тяжелую дубовую дверь и, минуя перегородку из стеклоблоков, вошел в комнату.

Полуодетая девушка – на ней была сорочка, пояс с подвязками и шелковые чулки – натягивала на себя платье.

Молодой человек опешил и отвернулся, залившись краской.

– Ой! – пискнула девушка (оказавшаяся очень хорошенькой), быстро справившись с платьем. – Ой. Я... кто это?

– Это я, Белинда. Роберт.

– Роберт?

– Бобби, Бобби Томлин.

Какое-то время она смотрела на него, прикрыв грудь руками, хотя уже была полностью одета.

– Ох, Бобби!

Белинда бросилась к нему, обняла и крепко поцеловала прямо в губы. Он мечтал об этом шесть лет.

– Бобби! До чего же я рада тебя видеть! Я... я ждала одного... одну подругу. Как ты меня отыскал?

– С трудом.

Она отступила от него на шаг.

– Дай-ка на тебя взглянуть.

В последний раз они виделись еще в приюте – тогда у четырнадцатилетней Белинды была репутация настоящей оторвы. Худая как щепка, с волосами мышиного цвета, она с одиннадцати лет то и дело задавала ему изрядную трепку.

Потом Томлин сбежал – работал на аэродроме, вместе с британцами воевал против гитлеровцев. Всю войну – после того как Америка вступила в нее – он писал Белинде при каждой возможности. Из приюта ее поместили в приемную семью. В сорок четвертом одно из его писем вернулось с пометкой: «Адресат выехал в неизвестном направлении». А весь последний год он был оторван от мира.

– А ты изменилась, – сказал он.

– И ты тоже.

– Угу.

– Я всю войну следила за тобой по газетам. Даже писала тебе, но, думаю, мои письма никогда за тобой не поспевали. Потом говорили, что ты пропал без вести над океаном...

– Да, я был на необитаемом острове, но потом меня нашли. И вот я здесь. Как ты жила все эти годы?

– Отлично – как только сбежала от приемных родителей. – Лицо девушки на миг исказило выражение боли. – Не представляешь, какое это было счастье – вырваться оттуда. Ох, Бобби! – вздохнула она. – Как бы мне хотелось, чтобы все вышло по-другому. – Она всхлипнула.

– Эй, – молодой человек обнял ее за плечи. – Сядь-ка. У меня тут кое-что для тебя есть.