Он просто протянул мне похрапывающую тушу:

— Ничего страшного, — дежурно ответил низким голосом и вернулся к себе за стол, забыв о моём существовании.

Я его определенно где-то видела, а ведьмино чутьё подсказывало, что именно сейчас мне важно вспомнить, где и как!

— Диана, — улыбнулась ещё шире, протягивая ему руку для знакомства, — простите, не хочу докучать, но не могу просто взять, развернуться и уйти из-за чувства неловкости, — я повела плечом, — это как-то неправильно.

— Вадим, — он галантно привстал, пожимая мне руку, — Вадим Ермак.

Несмотря на вежливый, пусть и холодный голос, от него веяло раздражением. Я прервала важную беседу, кстати, собеседника он мне не представил. Грубиян.

Сейчас глубоко плевать, что я сейчас грубо навязываюсь, но сейчас моя интуиция внутри меня вопила, орала, била набатом, что передо мной причина угасания моих сил!

Вадим Ермак попытался сразу же убрать свою руку, но я схватила её крепче, всматриваясь ведьминым взглядом в его лицо.

Глаза цвета стали слегка расширились от удивления, от совсем не женского захвата. Да и, наверное, мои глаза сейчас чуть-чуть переливались зеленцой.

Кто же ты, Вадим Ермак? Откуда я тебя знаю?

Я никогда, ни разу за все десятки лет, не сталкивалась с такой ситуацией, когда я бы не смогла прочесть человека, будь то обычный смертный или из ведьмовского мира. Но этот стоял рядом со мной, смотрел глаза в глаза, а будто был прикрыт ширмой.

Так не должно быть.

Мне нужна капля его крови.

— Я не приветствую, когда меня отвлекают от встречи, когда я ясно дал понять, что дальнейшее знакомство меня не интересует, — холодно произнёс он, убирая руку, — мой вам совет, Диана, не будьте настойчивы впустую, теряете своё время и стоимость.

— Не смею мешать, — растерянно пробормотала я, делая шаг назад, хотя слова немного и задели.

Его кто-то скрывает от меня? Зачем?

Я прислушалась к своему внутреннему состоянию. Ладно, сил на одно короткое заклинание хватит, только где же девочка Екатерина?

На миг стало интересно, что сейчас творится в голове Ермака, когда он смотрит на то, как я продолжаю ошиваться рядом. Тем более сверля его взглядом. На слегка суровом лице после раздражения промелькнула настороженность. Такая порода мужчин любит своей сильной рукой контролировать всё. Они считают, что могут предвидеть каждую мелочь, в принципе, они и могут, просчитывая всё на несколько шагов вперёд. Ещё не надо списывать со счетов их чутьё. По чуть наклонённой позе головы, по сжатым губам, по чуть сощуренным глазам цвета грозового неба видно, что его чутьё подсказывает — со мной что-то не так. После настороженности пришла лёгкая холодная враждебность. Не бойся, Вадим Ермак, я ещё совсем чуть-чуть пораздражаю тебя, а после исчезну из твоей жизни.

Екатерина очень вовремя направилась к ним с подносом с напитками.

Весьма некстати Вадим решил полоснуть меня серыми глазами, но другого шанса может и не быть, верно? Или я слишком взвинчена, чтобы подумать головой дважды.

Под его взглядом я резко толкнула девочку Екатерину в спину, прямо к нему на колени. Пара слов заклинания и время замедлилось.

Стаканы на пол полетели быстрее, чем девушка на мужчину. Пока она, как в замедленной съемке, падала на Вадима Ермака, а он с таким же темпом пытался схватить её в попытке уберечь от болезненного столкновения (а его сосед, между прочим, пытался минимизировать травму костюма больше, чем предпринять попытку помочь девушке, как, например, Ермак), я быстро подхватила осколок с пола и полоснула им по руке Вадима. Заклинание теряет свою силу. Ёмкость для крови искать уже не было времени, поэтому просто схватила из кармана Вадима его платок и промокнула рану.

Сгодится и это.

Он видел, как я толкнула девочку Екатерину, так что лучше ретироваться.

Как только я подскочила к своему столику, заклинание спало: на помещение ресторана обрушился звон бокалов, шум ругни и причитаний.

Швырнула на столик несколько крупных банкнот, затолкала Пради в сумочку попой кверху и позорно побежала к выходу.

Уже в дверях я почувствовала, как спину жжёт тяжелым взглядом.

Я всегда нравилась мужчинам: манящая внешность, глаза, в которых светится загадка, я даже голос натренировала на лёгкую бархатную хрипотцу, — для многих из них я была роковой женщиной. Я знала, что даже после расставания, они меня помнили. Воспоминания обо мне грели их. Я умела расставаться с ними правильно.

И как же тяжело моей женской гордости принимать тот факт, что загадочный Вадим Ермак запомнил меня, мягко говоря, не очень хорошо. Запомнил так, что лучше больше не попадаться на глаза.

Я нервно передёрнула плечами в попытке сбросить взгляд, заставивший сбиться меня с шага, и лишь с невероятным усилием воли подавила желание обернуться напоследок.

Глава 2

Время близилось к рассвету, а я всё также сидела на кухне напротив стены-оранжереи. Удобно, кстати, травы для зелий и отваров выращивала сама, тем более, некоторые из них для всего мира уже считались вымершими. Как, например, стреблориза — бобовое, которое усиливает заклинание Сути, то есть поднятие скрытых тайн на поверхность, или показ того, что скрыто от глаз, в разы. А сейчас суть того, что я видела, мне не нравилась.

В который раз бросила пустой взгляд на разложенный окровавленный платок вместе с визитками Вадима, которые, видимо, выхватила случайно и даже не заметила. В платок был воткнут серебряный кинжал, облитый отваром стреблоризы. Гримуар, моя книга заклинаний, ещё слабо отсвечивал после сильного заклинания, которое далось мне на этот раз ох как тяжело. Под кинжалом, прямо в центре, мозолила мне глаза выжженная печать ведьмы, моя печать — змея, вившаяся вокруг полумесяца.

Теперь я вспомнила, где я видела эти глаза. Тридцать шесть лет назад я под видом медсестры посетила годовалого ребёнка и его мать в инфекционном отделении одной из больниц. Этот ребёнок был внуком того, кому я лично дала обещание беречь его род. Честно говоря, я сильно не заморачивалась со своим обещанием, выбрала одного из детей и ставила печать защиты, а дальше она работала на меня, больше не требуя моего вмешательства вплоть до самой смерти носителя. Это был мощный ритуал, по сути, я создавала нечто наподобие ангела-хранителя, который отводил все беды и болезни от человека, на которого печать была поставлена. Таких людей по не знанию называли баловнями судьбы, а по сути — это просто редкие подопечные сильных ведьм.

Ритуал сложнейший, после такого мог восстановить только Ковен общими усилиями, ну а я… Я восстанавливалась как суккуб. Может, это несправедливо по отношению к мужчинам, из которых я тянула их жизненную силу, но в Ковен идти не хотела. К сексу относилась обсолютно равнодушно, что-то внутри у меня давно мертво, не может принести радость от плотских утех. Но другого выбора не было. Тем более, человеческие души восполняли резерв достаточно быстро, ну а что касаемо разбитых сердец, что ж — в принципе, в какой-то степени они знали, на что шли.

Не стоит даже пытаться пробудить во мне совесть по поводу того, что я опекала лишь одного ребёнка из всех — это жизнь. Жизнь бывает жестокой. Меня на всех не хватит, а уговор был лишь о сохранении рода, а не о его процветании, так что, в принципе, я считала, что свою часть уговора выполняю.

С другой стороны, это сыграло со мной злую шутку. Когда я пришла к тому мальчику, которому исполнился ровно год и которого по какой-то причине никак не называли, он был единственным ребёнком из рода Курды. Михаил Курда, так звали того человека, которому я восемьдесят с хвостом лет назад дала клятву.

Я помню первую встречу с тем малышом, именно тогда я впервые испугалась, что на нём род закончится, что даже моя печать его не спасёт — слишком слаб был ребёнок, а ещё хуже: в нём не было стержня, сама его суть была мертва. Такие, вопреки всему, вырастают слабаками или неуравновешенными. Никчёмными. Стальные глазки смотрели на меня капризно, хныкающе. Лишь тогда я задумалась, что надо было всё же ставить печать больше, чем на одного ребёнка.