– Шутишь, что ли? Я не ребенок. Мне гребаных четырнадцать лет!

Я хлопаю его по руке, и он взвизгивает.

– Следи за языком, – предупреждаю я, потому что он должен следить за тем, что болтает. И с каких это пор совершеннолетие стало наступать на четыре года раньше? Видимо, в его мечтах.

– Серьезно, Фэйбс, ты что, прямо, не можешь меня туда провести? – Оуэн качает головой, не в состоянии скрыть раздражение. – Слышал, цыпочки, которые там тусуются, очень сексуальные.

Я абсолютно не хочу слышать, как мой братишка рассуждает о сексуальных цыпочках и о чем-то подобном. Достаточно того, что несколько дней назад перед стиркой я нашла в кармане его джинсов пакетик с травкой. Показала маме, она пожала плечами, а затем потребовала отдать пакетик ей.

Она тут же открыла его и, сделав глубокий вдох, объявила, что травка-то первоклассная. Знаю, она взяла пакетик с собой, когда позже пошла к Ларри, и они, вероятно, получили крутой кайф. До сих пор не могу в это поверить. Как мне удалось стать нормальной и уравновешенной, когда моя мама, в сущности… ребенок?

У тебя не было выбора.

Ну разве это не дурацкая правда?

– Слушай, обеды, которые там подают, стоят по пятьдесят баксов за блюдо. Это для влюбленных парочек и богатеев. И там есть бар. А после десяти вечера ресторан полностью закрывается для тех, кому нет двадцати одного года, – объясняю я. Это действительно самый красивый и элегантный ресторан, который я когда-либо видела. Не говоря уже о том, что я там работала. Классно оборудованный, рационально организованный, все на своем месте. Впрочем, персонал не очень дружелюбный. Скорее, высокомерный. Уверена, за спиной они надо мной насмехаются, считая нищим «белым отребьем», что затесалась в их элитарный круг.

Неважно. Меня заботит лишь размер чаевых. И то, что Колин верит в меня. В меня уже давно никто не верил. Мне казалось, поверил Дрю, но чем дольше он отсутствует в моей жизни, тем больше я убеждаюсь, что все было фальшивкой. Мы просто ненадолго выпали из реальности.

– Ты что, даже не можешь принести мне то, что остается на кухне? – Вопрос Оуэна вырывает меня из собственных мыслей, и я с удивлением вижу его ухмылку.

С возрастом он становится все более красивым. Понятия не имею, есть у него девушка или нет, но все же надеюсь, что он немного повременит с подобными отношениями. Отношения не приносят ничего, кроме неприятностей.

– Ну ты даешь, – я закатываю глаза. Я приносила ему гамбургеры из La Sallle, чем полностью испортила его.

– Ну, чертовски уверен, что мама кормить меня не собирается. Прости, – добавляет он в ответ на мой сердитый взгляд. – И я чувствую себя придурком, потому что постоянно болтаюсь дома у Уэйда. Его мама наверняка уже устала от меня.

Меня накрывает чувство вины. Мне нужна эта работа. Мне нужны обе работы, а это значит, я не могу быть рядом с Оуэном. Готовить для него, следить, чтобы он делал домашние задания, заставить его разгрести свалку в собственной комнате. В нашей квартире целых три спальни – большая редкость при адском спросе на жилье в университетском городке, да и аренда дорожает. Учитывая, что матери никогда нет, и дома, как правило, только мы с Оуэном, я собираюсь подыскать другую квартиру. Для нас двоих, без мамы.

Когда она узнает об этой небольшой детали, ужасно разозлится. Ей неважно, что она проводит большую часть времени с Ларри. И что она не интересуется нами, не работает и не может позволить себе арендную плату. Она в любом случае будет в ярости и воспримет это так, словно мы с Оуэном пытаемся избавиться от нее.

Вернее, я пытаюсь. Не хочу больше видеть ее рядом. Она подает плохой пример, Оуэну рядом с ней плохо, да и мне тоже. Так что решено.

Но по какой-то причине я все же не решаюсь пока выступить против нее. Не хочу иметь дело с мега-трагедией, смысла в которой нет. Такая уж моя мама – абсолютная королева драмы.

Пискнул мобильный, сообщая о входящем сообщении, и я открыла его, увидев, что оно от нового босса. Его содержание заставило меня забеспокоиться.

Что ты делаешь?

Отвечаю как работник, который на хорошем счету.

Собираюсь на работу.

И это правда.

Я здесь недалеко. Позволь забрать тебя и отвезти.

Смотрю на его сообщение слишком долго, не обращая внимания на Оуэна, ноющего теперь о том, что он снова вынужден сам себе готовить обед. Что, черт возьми, Колин хочет? Почему он оказался рядом с дырой, где я живу? Бессмыслица какая-то. Если только он не приехал за мной специально…

Мне не нужно быть на работе почти за час до начала, – отвечаю я.

Заплачу тебе за дополнительное время. Собирайся.

Вздохнув, печатаю в ответ:

Дай мне пять минут.

– Мне нужно идти, – говорю я Оуэну, отправляясь к себе. Моя рабочая форма не изменилась, если это вообще можно назвать униформой. Все официантки должны носить самые что ни на есть возмутительные вещи. Есть, как минимум, четыре различных варианта, выставляющих все напоказ: грудь рвется наружу или ткань полностью облегает фигуру. Очень сексапильно. Мы не выглядим распутно или что-то в этом роде, но если я неосторожно наклонюсь, каждый увидит мою задницу. В таких нарядах чрезвычайно удобно светить нижним бельем.

Хватаю платье с вешалки, когда замечаю в дверном проеме Оуэна.

– Что случилось? – спрашиваю его.

Он пожимает плечами.

– Как думаешь, может, мне сделать тату?

Немедленно поворачиваю к нему голову. Господи, с чего он вообще задумался об этом?

– Во-первых, тебе только четырнадцать, и по закону ты не можешь сделать себе тату. Во-вторых, тебе опять же только четырнадцать. Ты, правда, хочешь что-то набить на своем теле и навсегда?

– Не знаю. – Он снова пожимает плечами. – Думал, это будет круто. И потом, ты же сделала себе, так почему мне нельзя?

– Может быть, потому что я взрослая, а ты нет? – За несколько недель до Рождества, когда я еще верила, что у нас с Дрю шанс, я набила одну. Самую глупую татуировку, которую можно представить. Думала, сделав это и словно получив частичку его, неважно, как мала эта частица, навсегда врезавшаяся в мою кожу, я каким-то образом верну его себе.

Не сработало. А теперь это навсегда со мной. Слава богу, татушка такая маленькая. Вероятно, я могла бы полностью закрыть ее, если бы захотела.

Но сейчас не хочу.

– Значит, ты выбила инициалы какого-то парня на теле, и это круто, но я не могу сделать художественное тату дракона на спине или что-то вроде того? Так нечестно.

Он качает головой, его светло-русые волосы падают на глаза, и мне хочется стукнуть его.

А еще я хочу обнять его и спросить, где же тот милый, простой мальчишка, который испарился менее года назад. Потому что сам он чертовски уверен: этого мальчика здесь больше нет.

– Это другое. – Отворачиваюсь и срываю платье с вешалки, зажав его в руке. – Мне нужно переодеться, выметайся.

– И кто же этот парень? Ты никогда не говорила мне.

– Никто. – Эти слова кажутся неподъемными, когда слетают с моих губ. Он, безусловно, был кем-то. Он был для меня всем в краткий и напряженный момент моей жизни.

– Он не никто. Он разбил твое сердце. – Голос Оуэна сочится злобой. – Однажды я узнаю, кто он, и надеру ему задницу.

Не могу сдержать улыбку. То, что он защищает меня… это так… прекрасно. Мы команда, Оуэн и я. Мы всегда будем друг у друга.

Выхожу из дома. Не хочу, чтобы Колин постучался в мою дверь и встретился с Оуэном. Или, еще хуже, вошел в нашу облезлую квартиру. Где бы ни жил Колин, уверена: это удивительное место. Если его дом хотя бы вполовину так прекрасен, как и ресторан, то он удивительный.

Едва успеваю спуститься по лестнице, и вот он в блестящем черном мерседесе, двигатель мурлычет, автомобиль новехонький, ни царапинки. Делаю шаг назад, когда парень открывает дверь и выходит из машины, светловолосый бог с умопомрачительной улыбкой и мерцающими голубыми глазами.