Щеглов. Нет, я дал вам пощечину. Это будет точнее.

Скуратов. Иван Иванович! Поймите меня правильно. То, что произошло между нами, если это станет достоянием общественности, коснется не только меня одного.

Щеглов. Безусловно. А иначе быть не может.

Скуратов. Но ведь то, что произошло, может не стать достоянием общественности! Остаться между нами двоими! Никто не видел. Вы вышли из моего кабинета и, никуда не заходя, уехали домой. Пусть же это умрет между нами. Я переживу вашу пощечину, а вы...

Щеглов (перебивая). А я должен стать вашим сообщником? Так, что ли? Я что, должен скрыть вашу подлость?

Скуратов. Иван Иванович! Дело даже не в подлости, которая к тому же при ближайшем рассмотрении, может быть, и не такая уж подлость... Дело совсем в другом.

Щеглов. Что же вы от меня хотите?

Скуратов. Хочу, чтобы вы, что ли, как шахматист, спокойно и трезво оценили обстановку, взвесили все "за" и "против" разглашения этого инцидента. Я имею в виду не саму пощечину, ибо я лично первым не собираюсь об этом заявлять, а те обстоятельства, которые вынудили вас мне ее нанести. Допустим, вы, как говорится, ставите вопрос на попа. Допустим, обо всем, что вы знаете, доводите до сведения начальства, министерства... Дело доходит до райкома. Что за этим следует? Разбирательство. Как это оборачивается? Доброжелателей у меня, вы сами понимаете, как у каждого, кто что-то из себя представляет... Меня выдворяют из кандидатов в члены партии, горит все: диссертация, меня увольняют с работы, не исключено - возбуждается уголовное дело. Я - погиб. Но при всем этом как выглядите вы, Иван Иванович? Вы! Уважаемый человек, руководитель кафедры! Член партии бьет по лицу нижестоящего сотрудника, своего ассистента. По лицу! При исполнении служебных обязанностей - я писал историю болезни. Иван Иванович Щеглов Аркадия Сергеевича Скуратова! Наставник - ученика. Ученика, которого он сам не раз ставил в пример многим, выдвигал, ну, и так далее и тому подобное...

Щеглов. Прекратите эту комедию.

Скуратов (продолжает). Зачем вам все это? Зачем? Ради правды и справедливости? А вы поглядите повнимательнее вокруг себя. Где вы видите эту правду и справедливость? Доктор Мишина в первый раз собралась в туристическую поездку во Францию, а вместо нее поехала доктор Забродина, эта выскочка с ясным общественно-политическим лицом. А история с диссертацией Маятникова? Вот она, ваша правда и справедливость! Все хвалили, а как дело дошло до голосования, так завалили! Вот она правда и справедливость! Простите меня, но мне обидно за вас лично. Вы вот дожили до своего шестидесятилетия, а за науку у вас только один орден. Я не говорю о военных наградах... А много ли раз вы были за рубежом? Раз-два - и обчелся, да и то... сами знаете где! Зато Веревкин, без году неделя кандидат, пол-Европы обскакал, потому что у него связи где-то там, в министерстве. Вот она, ваша правда и справедливость! Разве я не прав?

Щеглов. Я не желаю вас больше слушать!

Скуратов (мягко). Иван Иванович! Дорогой мой учитель! Просто вы честнее, вы чище многих, с которыми вы каждый день общаетесь, которых вы поддерживаете, рекомендуете, которым пожимаете руки и за которых голосуете на ученом совете, на собраниях... Уверяю вас! Вы просто добрейший, милейший, несовременный вы человек! И то, что для одних норма, то для вас нонсенс. Я предлагаю вам мировую! Между нами ничего не было. А я со своей стороны обещаю: никогда не дам вам повода краснеть за меня... И кто старое помянет, тому глаз вон!

Щеглов. Вон!

Скуратов. Иван Иванович!

Щеглов. Сию минуту вон!

Скуратов. Ну, ударьте меня еще раз, ну, прокляните, но не гоните вон!

Щеглов. И запомните - я больше вас знать не хочу!

Скуратов (растерянно). Как это глупо... Глупо и недальновидно. (Уходит.)

Входит Щеглова.

Щеглов. Оля, если бы я родился на сто лет раньше, я наверняка был бы убит на дуэли...

КАРТИНА ВТОРАЯ

Середина мая. Кабинет Щеглова в клинике. Щеглов что-то

пишет. Входит секретарь партийной организации

Огуренкова.

Огуренкова. Иван Иванович, можно?

Щеглов. Да, пожалуйста.

Огуренкова. Иван Иванович, вы утверждаете, что дали доктору Скуратову пощечину?

Щеглов. Я же уже заявил об этом. Или у вас есть основания сомневаться?

Огуренкова. Доктор Скуратов категорически это отрицает. Он признает, что между вами состоялся разговор, неприятный для него разговор и к тому же в повышенных тонах, но то, что вы его ударили, он категорически отрицает.

Щеглов. Серафима Петровна, я дал ему пощечину! Да! Признаюсь и не скрываю.

Огуренкова. Честно говоря, я даже представить себе не могла, что вы вообще способны кого-нибудь пальцем тронуть.

Щеглов. Вот как мы еще плохо друг друга знаем. В детстве я был отчаянным драчуном.

Огуренкова. Я уже десять лет с вами работаю. За десять лет совместной работы с вами я привыкла к резкости, прямоте вашего характера. Однако не думала, что она когда-нибудь так проявится. Надо же было довести вас до такого срыва! Как же теперь быть? Вы заявляете, что ударили его, а он категорически отрицает.

Щеглов. Я готов ответить за свой срыв. И готов нести ответственность. На аплодисменты я не рассчитываю.

Огуренкова. Как райком посмотрит...

Щеглов. Серафима Петровна, да разве в этом дело? Пощечину получили все мы. Щека горит и у меня!

Огуренкова. Во всяком случае, для меня ясно одно: вопрос надо ставить со всей остротой... вопрос надо рассматривать по существу. А там уж... Одним словом, посмотрим. Дело это неприятное. Скуратов должен защищать диссертацию. Вы его руководитель. В декабре ваше шестидесятилетие. Все одно к одному.

Щеглов. Я понимаю. Понимаю. Ну, что поделаешь... Серафима Петровна, как вы думаете, могу я как коммунист пройти равнодушно мимо поведения доктора Скуратова, как бы я его в свое время ни поощрял и ни поддерживал? Но и сам я, конечно, повел себя далеко не лучшим образом... Раздавать пощечины - не способ вести разговор... Но теперь назад эту оплеуху уже не вернешь.

Огуренкова. Скуратов категорически отрицает рукоприкладство.

Щеглов. Ему стыдно признаться. В прошлом веке за пощечину вызывали на дуэль.