Если задуматься исходя прежде всего из обстоятельств, сложившихся на юге, то Генштаб поступает совершенно логично. Снимает дивизии со спокойного (на тот период) участка фронта и перебрасывает на угрожаемый. Но если взглянуть на карту, наложить на нее события тех дней во всех их катастрофичности и многообразии и задуматься глубже, то вырисовывается, мягко говоря, несколько иная картина. Даже если закрыть глаза на то, что участок под Холм-Жирковским, где построила свою оборону 49-я армия, был далеко не спокойным.

Во-первых, отвод 49-й армии произошел в самый канун начала операции «Тайфун». Генштаб фактически отводил свои войска перед самой мощной группировкой. Во-вторых, дивизии были выведены именно напротив немецких танковых корпусов, к тому времени уже сосредоточенных за Днепром для решительного удара. В-третьих, на укрепленных и пристрелянных позициях 49-й армии происходила не просто смена частей, войска попросту выводились. В-четвертых, впереди, в первом эшелоне, стояли ополченцы, которые, при всей храбрости и готовности к самопожертвованию личного состава, все же были вооружены значительно слабее кадровых дивизий РККА. Да и владели своим оружием значительно хуже кадровых. В любом случае они уступали нацеленным на них дивизиям Гота и в составе нашей обороны заведомо играли роль обреченных, то есть своего рода буфера, живого амортизатора между мощью танкового клина и противостоящей ему мощью противотанковой обороны кадровых частей РККА. Но последние, как мы видим, были убраны с позиций. В-пятых, почему командующий группой армий «Центр», планируя и начиная операцию такого масштаба, имея при этом такую ответственность, совершенно не позаботился о резервах? Как будто все уже было предрешено и предопределено.

На опытного и осторожного фон Бока это никак не похоже. Как будто фельдмаршал заранее знал, что никакой остановки в пути до Москвы уже не будет, что его полевые армии и танковые группы одолеют предстоящий марш единым броском, что противостоять его танковым клиньям некому. Когда задаешься этими вопросами, невольно приходишь к выводу, что так может поступать командующий, который совершенно уверен в том, что никаких сложностей на пути продвижения его войск не предвидится. Стопроцентный успех! Гарантированный марш вперед, до Москвы, в рамках запланированного времени и лимита горючего, с рядом сложностей, которые, впрочем, тоже предусмотрены и на преодоление которых вполне хватит ресурса наступающих войск.

Глупо искать предателей и вражеских информаторов в своем стане задним числом, когда все уже оплачено кровью, а архивные полки подчищены и прибраны так, что там ничего уже, никаких концов днем с огнем не найдешь. Но история штука такая. Вчера, когда массы удовлетворялись идеологическими штампами и комбинациями, мало кому приходило в голову, к примеру, перепроверять архивными или иными данными мемуары прославленных полководцев и маршалов. А сегодня удаленные от активных дел военные и иные пенсионеры, умники-поисковики и краеведы, начитавшись военных книг и мемуаров советских и немецких генералов и солдат, подключились к Интернету и начали копать в глубину. Что же там, в глубине? А в глубине то, что некоторые сказки оказались реальностью, и то, что преподносилось нам как историческая правда или замалчивалось, оказалось не более чем сказкой, сочиненной для того, чтобы отвести глаза от происходившего в действительности.

Итак, генерал Захаркин, следуя приказу маршала Буденного, грузил свои дивизии в эшелоны и отправлял по железной дороге на юг. А генерал Гот уже выводил свои танковые и армейские корпуса на исходные. Перед ним открывались позиции московских рабочих и людей умственного труда. Это обещало возможности для самого широкого маневра.

Прежде чем взяться за настоящую книгу, я исследовал большое количество необходимого материала, прочитал немало воспоминаний бывших ополченцев, листал их письма, рукописи, хранящиеся в школьных и местных музеях. Первое, что признают бывшие бойцы московских ополченческих дивизий, – это недостаток в вооружении. Как в количестве, так и в качестве. Винтовками роты были обеспечены примерно на 60 процентов, то есть каждое отделение (10 человек) имело 6 винтовок. Пулеметы в основном имели старенькие, ремонтные. Некоторые полки получили исключительно пулеметы времен Гражданской и Первой мировой войны. Словно экипировали их не для реального боя, а для съемок кино о славном прошлом. В окопах «гочкисы», «шоши». Из них-то и стрелять почти никто не умел. Боекомплект – ограниченный. Англичане нам патроны к этим пулеметам не поставляли. Командный состав имел револьверы системы «Наган» образца 1910 года, иногда щеголял громоздкими маузерами с деревянной кобурой, которая в бою служила прикладом для ведения более точного огня. Более удобный и убойный ТТ имели только командиры не ниже комбатов. Орудийный парк дивизионного уровня состоял из старых французских пушек калибра 75 мм, которые были расточены под наш 76-мм снаряд. Имелись, конечно, дивизии, вооруженные по полному штату не хуже кадровых. Но это было исключением, а не правилом. Особенно недостаточной в войсках этого периода была связь. Именно из-за того, что не вовремя передавались и получались командирами разного уровня команды и распоряжения, зачастую погибали или попадали в плен, в безвыходную ситуацию целые подразделения. Из-за неувязки взаимодействия, при отсутствии той же связи, не в ту сторону палила артиллерия, не туда шли танки, не там окапывались бойцы, не оттуда ожидали атаки противника, который вдруг появлялся с фланга или с тыла. Средств управления не хватало так же, как и винтовок.

Справедливости ради стоит сказать и то, что оснащенность немецких солдат автоматическим стрелковым оружием тоже была ограниченной. Когда смотришь хронику или фотографии 1941–1942 годов, невольно замечаешь, что в руках у солдат вермахта, и даже СС, в основном винтовка «Маузер» или чешский полицейский карабин. Поисковики, работающие на местах боев, говорят о том же: редко удается обнаружить пистолет-пулемет МР-38/40. Более того, в донесениях о ходе боев советские командиры подразделения автоматчиков противника выделяют не как пехотные, а как усиление пехотных. Забегая немного вперед, должен привести фрагмент боевого донесения от 29 октября 1941 года командира 194-й сд (дивизия вскоре намертво встанет у Кременок и Малеева близ реки Протвы) комбрига Фирсова: «В 17.30 танки противника ворвались на передний край обороны, расстреливая в упор 405 сп. За танками следовали автоматные подразделения противника. Но огнем всей системы обороны полка были остановлены. Головной танк был подбит 37-мм арт. ПТО. В наступлении со стороны противника участвовали до б-на пехоты и рота автоматчиков».

Как видите, комбриг дважды подчеркнул появление на фронте его ответственности подразделений автоматчиков противника. Очевидно, автоматное подразделение, наступавшее вслед за танками на оборону 405 сп, создавало так называемую «стену огня», так что советские стрелки, возможно впервые встретившиеся с такой атакой противника, были подавлены психологически и не смогли противостоять наступавшим. На немецких трофейных фотографиях очень часто можно видеть убитых красноармейцев в окопах – ничком, в обнимку с винтовками, в нишах и на брустверах разложенные, приготовленные к бою, но неизрасходованные гранаты и бутылки с зажигательной смесью… Стена огня не давала им поднять головы, высунуться из окопа.

А возле Малеева, еще толком не зная, что произошло в ста километрах западнее, под Вязьмой, Юхновом и Калугой, и что происходит под Тарусой и в районе Недельного, рота ополченцев налегала на лопаты. Старший лейтенант из вчерашних учителей истории поторапливал своих подчиненных, прислушивался к частым ударам канонады, которая с каждым часом становилась все ближе и, казалось, обступала их и с запада, и северо-запада, и с юго-запада.

Уже вечерело. Начал накрапывать дождь. Бойцы, которые постарше и кому уже довелось пожить в окопах, успели сбегать к стогам и надергать соломы. Ротный понимал, что солома в поле есть не что иное, как колхозное имущество, и за такие вольности… Но теперь было другое время, иные обстоятельства. И эта небольшая деревушка, и поле, и стога пшеничной соломы находились пока на их земле, за спинами ополченцев, в их ближнем тылу. Что будет завтра, а может, уже сегодня, никто не знал. Может, через несколько часов все пойдет прахом.