Степан слушал ночь. Разведка ушла вперёд. Обе группы исчезли в густой темени предрассветья, растворились в тишине. А в поле, которое угадывалось по характеру тянувшего оттуда ветра и звукам, действительно ремонтировали какую-то технику. Либо немцы стояли на дороге, устраняя какую-нибудь поломку, либо…
Неожиданно, так что Степан даже вздрогнул и машинально плотнее прижал к телогрейке металлическую скобу откидного приклада «шмайссера», взревел мощный танковый двигатель. Дернул несколько раз на высоких оборотах и заработал мерно. Но это был не немецкий бензиновый двигатель. Моторы немецких танков работали иначе.
Рёв мотора заставил залечь и обе группы разведчиков. Демьян Петров, услышав раскатистый запуск родной «тридцатьчетвёрки», присел и перестал дышать. Откуда здесь наши? Неужели наши? Кто там, на дороге? И куда они вообще вышли? Может, в темноте они благополучно миновали посты обеих линий и оказались на своей стороне, в ближнем тылу? И вот вышли в расположение ремонтного подразделения.
– Штырь, слышал?
– Демьян, наши, чи шо? – поднял голову Штыренко, изо всех сил вслушиваясь в глубину дороги.
Звук запущенного мотора застал их как раз в тот момент, когда они перебегали просёлок, исклёванный гусеницами не то танков, не то тягачей. Разъезженные колеи смёрзлись, образовав две глубоких траншеи. В одну из них и залёг бежавший следом за своим командиром Штыренко.
– Бачь, командир, по-нашему гуторют.
– Хер поймёшь, – прошептал сквозь стиснутые зубы младший сержант Петров. – Одно пока ясно: там, на дороге, «тридцатьчетвёрка»… и её ремонтируют. А запустили для того, чтобы прогреть.
Теперь, когда двигатель танка был запущен и тишина была в одно мгновение разрушена, разведчики почувствовали себя свободнее. Звуки кувалды не прекращались. Обойдя заросли кустарника, танкисты увидели шагах в двадцати от дороги, ближе к перелеску, вывернутый в сторону хобот башенной пушки, очертания башни и кормы Т-34. Возле танка стоял немец с зажжённым факелом. В каске с подшлемником, в шинели, повязанной то ли шарфом, то ли скрученным бабьим платком. Винтовку он держал под мышкой.
– Немец…
– Часовой. Греется, – зашептал, загораясь азартом, младший сержант Петров.
– Ты что задумал? Надо с Курсантом согласовать.
– А что тут согласовывать? Командир и сам сейчас наверняка о том же думает.
Тем временем возле танка шла работа. Возле распущенной гусеницы мелькали люди, одетые не то в телогрейки, не в комбинезоны. Ещё двое гремели кувалдой. Ещё один обдалбливал гусеницу на другой стороне. Видимо, она вмёрзла в землю. Слышались голоса. Звук работающего мотора заставлял говорить громко. Говорили на двух языках.
– Придержи, придержи!
– Да ты ж мимо серьги не бей! Один раз по железке, два раза по рукам… Работник, твою-раствою…
– Ничего не вижу. Скажи ему, чтобы повыше светил.
– Скажи ему… Он тебе по башке засветит…
– Kurt, sagt Sie emir die genause Zeit? [3]
– Halb sieben [4].
– Beeilen Sie sich! [5] – закричал ещё один, высунувшийся из башенного люка. – Иван, бистро! Бистро! – И снова исчез, грохнув за собой люком.
За кустами хрустнула под ногой мёрзлая трава. Танкисты замерли. Послышался лёгкий свист рябчика. Штыренко ответил. Подошли Воронцов и Николаев. Подошли тихо, даже дышали сдержанно, чтобы не закашляться.
– Что там? – спросил Воронцов.
– А вон, видишь? СПАМ. Танк ремонтируют.
– Так это же «тридцатьчетвёрка»!
– В том-то и дело…
– Откуда она здесь?
– Видимо, наши прорывались. Подбили. Трофей.
– Демьян, – сказал вдруг Воронцов, – как думаешь, он исправный?
– А вот сейчас гусеницу натянут, срастят, и будет вполне исправная машина. Остальное они уже, похоже, отремонтировали. Слышишь, ломом тюкают? Это вторую гусеницу из грязи выдалбливают. Примёрзла. А вон уже и брёвна лежат. Сейчас гусеницу натянут и загонят танк на брёвна.
– Значит, не спешат отсюда его угонять, – подсказал заряжающий.
– Значит, не спешат.
Стало развиднять. Засинелось внизу, где проходила неглубокая лощина.
Немцы загремели котелками. Вспыхнул за кормой небольшой костерок. Видимо, плеснули соляры.
– Kurt, – снова послышался знакомый голос, – bitte Speisekarte! [6]
– Fleisch in Aspik! Und… Und Zwiebelsuppe! [7]
– Schprechen Sie mihr bitte, ist das Fruhstuck im Preis inbegriffen? [8] – прорычала, высунувшись из люка, голова в мятой офицерской фуражке с наушниками, и возле танка раздался дружный смех.
– Что они там?..
– Меню обсуждают, завтрак, – коротко перевёл Воронцов.
– Шутники…
– Интересно, что у них на завтрак? – поинтересовался Михайлов.
– Мясо заливное и луковый суп, – сказал Воронцов, не отрываясь от бинокля.
– А шо цэ такэ?
– Ты что, Штырь, не знаешь, что такое луковый суп?
– Та ни. Цэ я бачу. Мясо заливное…
– А это, Штырь, навроде нашего холодца, – снова усмехнулся младший сержант Петров.
– А-а…
– Ну что, ребята, будем ждать, когда они свой луковый суп сварят? – И Воронцов опустил бинокль.
– А что ты предлагаешь, командир?
– Демьян, ты мне сперва вот что скажи: кто-нибудь из вас танком управлять может?
– У нас в экипаже полная взаимозаменяемость. Все могут. Но лучший мехвод – Штыренко. Что молчишь, Штырь?
– Смогу, – коротко согласился Штыренко.
– Тогда будем брать танк. Николаев, дуй быстро за Степаном. Не вздумай срезать. Иди точно по нашему следу. Тихо. Наблюдай и слушай. Если что, три раза – рябчиком. Вперёд.
– Есть, командир. – И Николаев бесшумно растворился в зарослях кустарника.
Воронцов снова вытащил из-за пазухи бинокль. Танкистов было трое или четверо. Один сидел возле костра и занимался приготовлением завтрака. Другой ломом отдалбливал мёрзлую землю. Третий, видимо, командир, сидел в танке. Но, возможно, там же, в танке, был и ещё один. Механик-водитель. Он сидел за рычагами и не высовывался, прогревал двигатель. Значит, четверо. Пятый немец, с винтовкой под мышкой, похаживал с факелом вокруг русских механиков. Если не брать в расчёт русских, немцев всего пятеро. Как раз по одному…
– Ну что, Семён, надо натягивать, – сказал пожилой механик своему напарнику.
Кувалда затихла. Русские встали, продели в отверстия крайнего звена лом, тяжело подняли и так же тяжело понесли провисающую дорожку гусеницы к танку. Перекинули через ленивец. Загремели ломом по каткам. Немцы тут же кинулись им помогать. Снова ударила по металлу кувалда.
– Ловко работают. Со знанием дела, – заметил Демьян.
Русские ещё возились с гусеницей, а немцы гуськом побежали к лощине. Через минуту там, в овраге, загремели железом. Вспыхнул скупой луч карманного фонарика. Погас. Танкисты вскоре вернулись, неся на плечах какие-то продолговатые предметы.
– Снаряды носят, – догадался Демьян.
– Интересно, откуда?
Один из немецких танкистов нырнул в открытый люк башни, другой стоял на площадке трансмиссии. Третий подавал длинные снаряды, сложенные внизу. Получалось у них ловко и быстро. Как будто всю войну они воевали на «тридцатьчетвёрке». Через несколько минут они снова побежали в лощину и опять вернулись со снарядами.
План созрел мгновенно. Воронцов с беспокойством оглянулся: позади, в кустах, захрустела трава под торопливыми шагали – наконец-то пришли Николаев и Степан.
– Слушай мою команду. Демьян, ты остаёшься в прикрытии. Глаз не спускай с часового. Он – твой. Возьмёшь его, когда мы будем возвращаться оттуда, из оврага. Если нашумим, ты поймёшь. Тогда прикроешь нас. Если всё пройдёт тихо, то выходи на часового. Механики, я думаю, дёргаться не станут. Мы будем идти со снарядами. Только бы водитель мотор не заглушил. Остальные – за мной.