В шестом классе я еще вот до чего додумался. Попались мне как-то на глаза ножницы, и вдруг пришло в голову: ведь их кто-то делал. Взрослые люди занимались этими ножницами, старались, чтобы вышло получше, но когда-нибудь эти ножницы непременно сломаются. И так случается со всеми предметами, имеющими форму. И с людьми тоже. В конце концов все они умирают. Все в этом мире движется прямиком к своей гибели, и назад пути нет. Иначе говоря, гибель – космический закон. Вот такой вывод возник у меня в голове, и с тех пор я по жизни пессимист.

Раз у человеческой жизни один конец, не все ли равно, станешь ты премьер-министром или кончишь свои дни бродягой? Я засомневался: коли так, к чему тогда все старания и усилия, какой от них толк? Родилась даже страшная мысль: если в жизни приходится больше мучиться, чем радоваться, может, мудрее будет поскорее покончить с собой?

Выход может быть только один – «загробный мир», жизнь после смерти. Это единственная возможность. Впервые услышав эти слова – «жизнь после смерти» – я подумал: «Какая чушь!» И все же решил почитать Тэцуро Тамба 4. Настрой, правда, у меня был скептический – просто захотелось посмотреть, что за чепуху он написал. Книжка называлась «Что нас ждет после смерти».

Вообще у меня такой характер: стоит за что-то мыслью зацепиться, всю голову себе изломаю. «Обойдется как-нибудь» – это не для меня. Мне обязательно надо все разложить по полочкам – что понятно и что непонятно. Это касается и учебы. Узнаешь что-то новое, и тут же рождается десяток новых сомнений. И пока от них не избавишься, дальше двигаться невозможно.

Учителя, должно быть, вас не любили? (смеется)

Терпеть не могли. Я, например, не признавал словечки типа «иссиня-зеленый». Как такое может быть? Или «семь раз упасть, восемь раз подняться». Что это? Почему подъемов на один раз больше, чем падений? Я набрасывался на взрослых со своими сомнениями, а они только на смех меня поднимали. Даже разговаривать не хотели, никто ничего толком не объяснял. Смотришь на таких и думаешь: «Ну что за люди!» Почему все должно оставаться как в тумане? Как можно плевать на то, что непонятно? Душа этому противилась.

Я бы как-нибудь сумел объяснить, что значат эти слова (смеется), но тогда вокруг вас не было никого, кто мог бы ответить на такие вопросы. Обыкновенные люди в детали особенно не вдаются, и ничего – обходятся, живут себе дальше.

Верно. Но у меня так не получалось. Мне казалось, нельзя так жить – гладко, ни за что не цепляясь.

Так вот. Книжка самого Тэцуро Тамба показалась мне никчемной, зато в ней упоминались сочинения Сведенборга 5. Я их почитал и был поражен. Этот Сведенборг был известным ученым и в наше время вполне мог бы заслужить Нобелевскую премию по физике, но после пятидесяти у него открылись способности медиума. Он очень много писал о потустороннем мире. Читая Сведенборга, я восхищался остротой его логики. По сравнению с другими авторами, писавшими на эту тему, у него все логически безупречно. Причинно-следственные связи исключительно убедительны, и потому написанному веришь.

Захотелось погрузиться в эту область поглубже. Я ознакомился со свидетельствами разных людей, которые пережили состояние между жизнью и смертью, и они привели меня в замешательство своей удивительной похожестью, независимо от того, кому принадлежали – японцам или иностранцам. Это были свидетельства реальных людей, с их фотографиями. Очень маловероятно, что все они сговорились одинаково соврать. Потом я познакомился с законом кармы, который развеял многие сомнения, мучившие меня с детства.

Еще я понял, что непостоянство всего сущего в буддизме есть то же самое, что закон движения вселенной к своей гибели, о котором я размышлял. У меня всегда был негативный взгляд на такие вещи, но из-за этого было очень легко воспринимать буддизм.

А книги о буддизме вы читали?

Серьезных – нет. А в том, что читал, прямых ответов не нашел. Средства улучшить мир не обнаружил. Там говорилось о разных сутрах, но сути я не увидел и до того, что хотел узнать, так и не добрался. Об этом куда яснее говорилось в рассказах людей, делившихся своим личным опытом. Хотя, конечно, далеко не всему в них следовало верить.

Каким-то образом я твердо знал, чему в этих рассказах можно верить, а чему нет. Не знаю, чем это объяснить – может, опытом или интуицией, но во мне была непонятная уверенность в своей способности отличить одно от другого.

Мне кажется, вы последовательно исключаете все, что противоречит вашим теориям и ощущениям. Я хочу сказать, что в мире существует множество самых разных вещей, которые бросают вызов чьим-то теориям и взглядам. Своего рода противоположных ценностей. И вы, похоже, не очень хотите иметь с ними дело.

Взрослым всегда было трудно меня переспорить, даже когда я еще учился в начальной школе. Все взрослые казались мне идиотами, хотя я знал, что это не так. Сейчас об этом жалею. Маленький был, не понимал. Если чувствовал, что переспорить не удастся, в перепалку старался не ввязываться. Беспроигрышная игра. В младших классах я и учителям не уступал. Это сделало меня слишком самоуверенным.

Зато с приятелями я общался нормально. Для каждого у меня была своя тема. Я всегда знал, что нужно сказать в той или иной ситуации, поэтому друзей у меня хватало. Я прожил так лет десять – радуя своих товарищей и получая от этого удовольствие. А дома, наедине с самим собой, начинал думать над тем, как дальше сложится жизнь. И в конце концов оказалось, что среди моих знакомых нет ни одного человека, которому было бы интересно то же, что и мне.

Без особой подготовки я поступил в электротехнический колледж. Пошел по технической линии, хотя это было не совсем то, чего мне хотелось. На самом деле меня интересовали знания, имеющие отношение к поиску подлинной мудрости. Например, систематизация восточной философии с позиций естественных наук. Это если в идеале.

Возьмем биофотоны, частицы света, испускаемые живыми организмами. Если взять подробную статистику о связи этих биофотонов с разными болезнями, то здесь, как можно предполагать, существуют физические законы. Они обязательно должны действовать и между слабыми частицами света, выделяемого живой материей, и колебаниями сердечной мышцы. Это я вынес из занятий йогой.

Значит, для вас очень важно количественно измерить эти силы, иметь возможность зафиксировать их визуально?

Совершенно верно. Это позволяет привести все в такую систему, которая способна убедить всех. В этом смысле современная наука устроена замечательно. В ней все здорово продумано. Я думаю, что, пользуясь этим и выстраивая математические аргументы, можно создать довольно тонкую и точную систему. В «Аум» тоже есть очень ценные элементы. И мне бы хотелось, чтобы они в сути своей были сохранены. В форме религии этого уже не добиться. Здесь можно подвести теоретическое обоснование только на научной основе.

То, чего нельзя измерить научными средствами, меня мало интересует. Дело даже не в интересе – просто это неубедительно, а значит, нельзя донести до окружающих, какие им будут от этого выгоды. Если такая неизмеримая субстанция обретет силу, мы получим нечто вроде «Аум». А измерив ее, можно исключить эту опасность.

Но насколько могут соответствовать реальности такие измерения? Не зависят ли их результаты от той или иной позиции, тех или иных взглядов? Кроме того, существует опасность манипулирования информацией. Людям придется решать, устроят ли их такие измерения. Есть и вопрос о доверии к измерительным средствам.