Заколок Лириэль тоже не носил, предпочитая одну надёжную синюю резинку для волос, которая служила ему талисманом с десяти лет. Он представить себе не мог, что случится с ним, если эта резинка порвётся, потому что без неё ощущал себя как без рук.

Примерно того же возраста были его очки, которые Лириэль одел ещё во втором классе младшей школы и с тех пор не снимал, потому как часто засыпал за книгой – или, вернее, с книгой в руках. Однажды, когда он ещё учился в школе со смешанным обучением, двое альф поймали его в коридоре после занятий и долго тискали, пытаясь что-то нащупать под серым ученическим кителем. Лириэль отбивался так яростно, что прокусил одному из них палец, но очки тогда слетели с его лица, и Лириэль перепугался до смерти, решив, что ослеп – он чувствовал себя абсолютно беспомощным, когда не мог видеть чего-то из происходящего вокруг.

Точно так же было и с одеждой – Лириэль попросту не мог представить себе, что покажет окружающим что-то из своего тела – запястья, которые другие омеги украшали завитками хны и тоненькими плетёными браслетами, шею, которую Виен всегда разглядывал по утрам, тщательно примеряя к ней воротник сутаны, или даже щиколотки – некоторые омеги подрезали сутаны, чтобы при ходьбе иногда мелькали в складках одежды едва прикрытые тонкими ремешками сандалий ступни.

Лириэль не то чтобы считал эти части тела не такими красивыми, как у других – нет, когда он был обнажён, то мог так же увлеченно, как и Виен, разглядывать своё подтянутое, стройное тело. Наедине с собой он не стеснялся ничего. Но окружающий мир казался ему сплошным переплетением колючего кустарника, а тонкая преграда сутаны – единственной защитой от опасностей, которые подстерегали его на пути из кельи в аудитории для занятий.

Лириэль прекрасно видел, как ведут себя и одеваются другие, но то, что сам он выглядит как-то иначе никогда не бросалось ему в глаза. И потому он не мог понять – ни тогда, в школе, когда его тискали в углу, ни потом, в семинарии, когда другие омеги хихикали ему вслед – что именно с ним не так.

Когда Лириэлю было шестнадцать, он запирался и чуть не плакал от непонимания того, что с ним не так. А потом в руки ему попалась книжка по психологии, брошенная кем-то на ученической скамье – сам он такие не читал, считая их бесполезной тратой времени. В этой книжке Лириэль прочитал о том, как двигается по телу омеги таинственная сексуальная сила, и о том, как различаются между собой разные возраста. И ещё о том, что в шестнадцать каждый, без исключения, задаётся теми же вопросами, что и он сам.

Лириэль два дня наблюдал за омегами, ходившими по коридорам семинарии, и пытался представить, что в их смеющихся головках в нимбах из кудрей вертятся те же мысли, что и в его собственной голове, – но поверить в это так и не смог.

Впрочем, книга всё же произвела на него какое-то волшебное воздействие, и задавать себе глупые вопросы Лириэль перестал, раз и навсегда решив, что ему просто не быть такими, как они.

Он исключил из своей жизни и без того нечастые попытки завести друзей и полностью сосредоточился на учёбе, а главной мечтой его стало остаться при монастыре насовсем. Больше ничто не могло поколебать его спокойствия – по крайней мере, внешне, потому что раз в несколько недель сердце всё равно сводило от тоски и смутного осознания собственной неполноценности.

Гибель родителей он воспринял так же равнодушно, как воспринимал и всё остальное, творившееся кругом. Они никогда не были ему близки, и он никогда не мог понять той радости, которая появлялась на лицах его одногрупников, когда впереди появлялась перспектива вернуться домой.

Лириэль замкнулся ещё больше и теперь и вовсе ни с кем не говорил – никто, впрочем, и не пытался заговорить с ним, кроме, разве что, семинарского психолога, который с умным видом задал ему по бумажке два десятка вопросов и больше к себе не вызывал – видимо, тоже решил, что всё происходящее с Лириэлем укладывается в рамки стандартной психологии переходного возраста омег.

Так продолжалось и тогда, когда появился Виен, который хоть и сделал его холодный мир немного ярче, но так и не смог пробиться сквозь преграду из льда, которую Лириэль воздвиг вокруг себя. И только теперь, когда Лириэль увидел перед собой альфу – такого знакомого и в то же время такого другого, не похожего на плоские фотографии и угловатые стереограммы, Лириэль ощутил, что его лёд треснул.

- Классный, правда?

- Да… - ответил Лириэль, не сразу поняв, откуда слышит голос Виена, и Виен ли говорит с ним вообще.

Только обнаружив, что произнёс это слово вслух, Лириэль заставил себя собраться с мыслями и теперь, наконец, увидел, что Виен каким-то чудом успел проскочить в захлопнувшуюся за ними дверь.

- То есть, нет, - поправился он. – Ничего классного я не вижу в нём. Обычный напыщенный страйкенболист, каких полно по ту сторону наших стен.

- А откуда ты знаешь, что он любит страйкенбол? – поинтересовался Виен тут же, и во взгляде его появилась какая-то нездоровая искра.

- Оттуда, - буркнул Лириэль. Подошёл к кровати, опустил на неё мешок, но сам так и не решился лечь. Что-то внушало ему беспокойство в возбуждённом поведении Виена, и на всякий случай он всё же решился сказать: - Виен, это мой жених.

Лириэль повернулся к соседу и обнаружил, как с лица того сползает всякое подобие радости.

- Правда? – спросил Виен.

- Да.

- Я тебя ненавижу, Лириэль, ты увёл у меня самого шикарного альфу на сто парсеков вокруг.

- Что… - Лириэль почувствовал, как кровь приливает к лицу, но тут же взял себя в руки. – Не мели чепухи. Я не виноват, что родители заключили с Розенкрейцерами договор.

- Я никогда тебя не прощу! – отрезал Виен и вопреки своим словам тут же прислонился к плечу Лириэля. – Если только ты не прикроешь меня перед наставниками, пока я буду говорить с Аурэлем.

Лириэль застонал.

- Виен, уйди!

- Уже ушёл! – Виен подскочил к окну, поднял жалюзи, свистнул в темноту и, выждав пару секунд, пока из сада не раздастся ответ, спрыгнул с подоконника вниз.

Оставшись в одиночестве, Лириэль принялся было раскладывать по полкам содержимое сумки. Затем снова бросил её на кровать, коснулся броши, скрепившей ворот сутаны, намереваясь расстегнуть её и отправиться в душ, когда в дверь постучали.

- Да, - откликнулся он.

Дверь открылась, в образовавшейся щели показалась голова старшего по курсу.

- Лириэль! К директору! – услышал он.

Лириэль вздохнул, вознёс беззвучную молитву звёздам и, снова застегнув воротник, направился к выходу.

***

Риза сидел, перебирая одной рукой растрепанные после перелёта пряди волос и пытаясь уложить их в прежнюю аккуратную причёску. Взгляд его был нацелен на Юргена, сидевшего в соседнем кресле. Юрген хоть и выглядел тоже немного уставшим, но в целом казался таким же неотразимым, как и всегда: Риза вообще давно уже заметил, что все неприятности стекали с Юргена как с гуся вода. Даже шрам, который он получил во время очередной своей дурацкой выходки на занятиях по лётному делу не только ничему его не научил, но и красил лицо, которое до того было, пожалуй, слишком уж правильным для альфы.