друзьями на природе с ночевкой. Он у меня тогда был майором, фронтовик, весь в орденах, ну а я молодая девчушка, которую ему отдали мои родители замуж.

Поняв, что снова увлекается, Тамара робко огляделась и вернулась к сути рассказа.

- Ну, так вот, ранним утром слышим гул машин, топот, мешкатня. Смотрим солдаты. Полным-полно. И все по лесу тому носятся. Как только нас увидели, сразу кинулись как волки в нашу сторону. Мой Коля выбежал из палатки и давай что-то им кричать, а им побарабану. Они к нему, давай ему руки крутить, он орет, мол, я майор, я вас под трибунал, а они ему документ под нос, мол, КГБ. Тот сразу в лице изменился, и кричит нам. Слушайте их и не сопротивляйтесь. И мне потом отдельно, Тамара, говори все как есть, я только до телефона доберусь, и нас отпустят, ты не бойся.

- Вы представляете! - вклинилась Раиса, - фронтовик, весь герой, и тоже букашка тем КГБистам был. Хрясь и скрутили. Не был бы грамотный, сопротивлялся бы дальше, там бы его и пришили, и закопали в том же лесу. Так вот.

Гости покачали головой и поохали. А потом все снова обернулись на бабушку, и она, будто посчитав это сигналом, продолжила, так же как и раньше, без интонации.

- Коля вообще был страшный человек. Его все боялись. Меня избивал, что аж из кожи выпрыгивала, но кто другой ко мне прикоснется, зубами готов был загрызть. Наверно солдаты это поняли, поэтому меня особо не муштровали, даже наоборот любезничали, мол, пройдите с нами, присядьте тут, подождите.

Тамара мгновение помолчала, вспоминая дальнейшие события.

- Потом нас отвели к таким же беднягам, как и мы сами. Их кстати, оказалось весьма прилично. Праздник все же был, майские по-моему. А главное, никто ничего не знал. Что случилось? Зачем нас всех как овец согнали? - бабушка подала плечами. - Солдаты молча, тыкали в нас автоматами и только угрожали. Так мы простояли несколько часов. Люди уже от усталости прямо на землю садились. Вызывали всех по очереди, и по одному отводили в сторону. Мне повезло, что Колю первого отвели. Там наверно он смог достучаться до главного, и когда он вернулся, то выглядел намного смелее. Меня, правда, все-таки вызвали, но тот юноша, который вел все допрос, со мной уже был очень кратким, и весьма вежливым.

- А что у Вас спрашивали, Тамара Петровна? - неожиданно встряла гостья.

- Та искали они что-то. Что-то они ночью или потеряли, или наоборот хотели найти, но не могли. Спрашивал он в основном, видела ли я что-то странное в небе, или слышала звуки ночью. Я ответила, что сильно за вечер вымотались, вот и спали как убитые. А кто-то даже вроде дежурить должен был, его и спрашивайте.

- Ну а ты ничего не слышала тогда? - абсолютно неуместно, вдруг спросил Леонид, своим осипшим, тусклым басом.

Бабушка, от неожиданности растерялась, и как-то неестественно побледнела.

- Да, что там я могла слышать, лес как лес. Уже вдоль и поперек туристами он там был облажен.

- А ты Лена, замуж скоро? Я тебе мужа хорошего нашел, откинется в этом году, - все также неожиданно и бесцеремонно переключился гость, на тихо сидящую девушку. Тем самым показал, что ему глубоко наплевать, на все бабушкины рассказы.

Лена же, притихла еще больше, и втянула голову в плечи. Она не могла понять, откуда он вообще знает, как ее зовут, и тем более что она не замужем, ведь на нее весь вечер никто и не взглянул. Да и если это все родители рассказали, то какое ему до этого может быть дело. Девушка собралась с мыслями, и выдавила из себя едва слышное слово, нет. Но тут в разговор, как впрочем и всегда, встряла Раиса. Она пыталась умастить руками свои ноги на свой диван, к которому и был подставлен стол, при этом поспешно дожевывая, и вставила с яркой насмешкой.

- Да какой там замуж? Это дитя безмозглое. Кому она надо? Тут какой-то мент к ней бегает, жирный. Вот и все женихи.

Лена покраснела, но ничего из себя вытрясти так и не смогла, вместо этого она уткнулась взглядом в тарелку и замерла.

Леонида это явно не удовлетворило, он слегка покраснел, но совершенно не от стыда, и стал бурно высказывать свое мнение буквально обо всем. И о своем отношении к полиции и старой милиции, и к тому что Лена молчит, и к тому что она должна слушать только мужика, мол, баба сама не знает что несет, и тому подобное. Но ситуацию спас Александр, не специально конечно. Он просто хотел выпить, поэтому и перебил столь оживленный разговор со стаканами в руках.

Вечер стал разгораться. Градус повышался, а вместе с ним и тон диалогов. Леня переключился на Александра, его жена на Раису, бабушка сославшись на плохое самочувствие, ушла. Ну а Лена, как неприкаянная душа, молча, сидела и из под бровей смотрела на окружающий ее абсурд, то и дело, периодически получая или внеочередное указание или замечание, а другой раз и оскорбление.

- Идем, покурим, - резко и громко сказал гость и не дожидаясь ответа, вышел на кухню.

Александр молча, поднялся и проследовал за ним. И как только они вышли, женщины оглянулись и тихонько налили себе еще по стакану вина, потом хихикнули и выпили его почти залпом. А едва стакан вновь коснулся стола, как Раиса строго взглянула на Лену, мутным, практически бездумным взглядом.

- Если ты коза, ляпнешь об этом отцу, рога обломаю. Поняла?

Лена отрешенно кивнула, но этого матери показалось мало.

- Я тебя спрашиваю еще раз, ты поняла?

- Да, - твердо и резко ответила девушка, и стеклянным взглядом посмотрела на Раису.

Такая ситуация, у них встречалась довольно часто, и как себя в ней вести, Лена давно уже зазубрила. Но на этот раз, вместо того чтобы успокоиться, Раиса завелась еще больше, вполне возможно, чувствуя себя униженной перед гостями.

- Ты не забывай в чьем ты доме!

- В дедушкином, - неожиданно, даже для себя, огрызнулась Лена.

- Что?! - почти в ярости воскликнула мать, обильно и мерзко плюясь при каждом слове. - Будешь мне дерзить тварь! Не доросла еще! Молокососка!

Увидев накаляющуюся обстановку, подруга всячески попыталась успокоить Раису. Она подсела поближе, слегка ее обняв, но та резко сбросила руку и вошла в пьяный раж.

- У тебя мать инвалид, а тебе плевать! Ты выродок! Надо было тебя в роддоме оставить! Неблагодарная! - она едва успевала набирать воздух, путаясь в потоке собственных слов, и орошая своей слюной,