Вышел сержант в коридор. Слышно нам, как отвечает он кому-то по телефону: «Сержант Петров слушает. Так точно… хорошо… понятно! Всё ясно!» Через минуту вернулся сержант, улыбается:

— Приглашают нас на обед. Видите, и здесь не обошлось дело без связистов, без связи!..

Какие бывают радиостанции

Распределили нас по разным ротам, приступили мы к занятиям.

И вот как-то возле клуба встретились два солдата, которые вместе в поезде ехали.

Теперь, в солдатской форме, не сразу друг друга и узнали.

— Тебя на кого учат? — спрашивает один.

— На радиста.

— И меня на радиста.

— Мы уже радиостанцию изучаем, — говорит второй солдат.

— И мы тоже, — говорит первый. — Говорят, скоро учения будут. Поднимут нас по тревоге, радиостанцию за спину — и пошёл!

— Ха-ха! — говорит второй солдат. — Хотел бы я на тебя посмотреть — как это ты радиостанцию за спину наденешь!

— А что?

— А то, — смеётся второй. — Сочиняешь ты всё. Чем сочинять, пошли-ка лучше со мной!

Отправились они вместе, прошли мимо учебных классов, вышли на широкий плац, а там четыре крытых автомобиля стоят, высоченные антенны к небу тянутся.

— Вот, — говорит второй солдат. — Это и есть наша радиостанция. Попробуй-ка её за спину надеть!

— Ах так! — говорит первый солдат. — По-твоему, я всё выдумывал? Пошли-ка теперь со мной!

Пришли они в учебный класс, а там на столе стоит металлический зелёный ящик, чуть побольше ранца. Взял его солдат, поднял, приспособил к себе за спину.

— Ну что? — спрашивает. — Убедился? Вот это и есть наша радиостанция. С ней — хоть в бой, хоть в разведку, в тыл противника — не подведёт!

Посмотрели оба солдата друг на друга и засмеялись. Выходит, оба они были правы.

История первая, рассказанная сержантом Петровым в перерыве между занятиями

— Вы небось думаете, — сказал однажды сержант Петров, когда в перерыве между занятиями мы собрались возле него в летней беседке, около казармы, — что среди связистов и героев нет? Такая, мол, не геройская это профессия. Признавайтесь, думаете так?

Мы молчали, потому что сержант Петров и правда угадал наши мысли.

— А такую фамилию — Новиков — вы когда-нибудь слышали? — спросил сержант Петров. — Нет? Ну так послушайте, я расскажу сейчас историю про связиста Новикова.

Случилось это в 1941 году, когда фашисты наступали на Москву. Во что бы то ни стало стремились гитлеровцы прорваться к советской столице. Много дней подряд вели наши войска тяжёлые бои с врагом. Часть, в которой служил сержант Новиков, одну за другой отражала непрерывные атаки фашистов.

Но однажды вражеским автоматчикам удалось проникнуть в наш тыл. Надо было срочно сообщить об этом командирам соседних частей. Но телефон молчал. Сколько ни крутил Новиков ручку аппарата, сколько ни кричал в трубку позывные, ничего не получалось. Связи не было. А как нужна сейчас связь! Командир молча взглянул на Новикова, и Новиков без слов понял всё.

От воронки к воронке пробирался он вдоль линии связи. Ага, вот наконец и обрыв! Привычным движением Новиков подтянул оборванные концы провода; ещё минута — и связь будет восстановлена. И тут он увидел фашистских автоматчиков.

Они ползли прямо к нему.

Что делать? Попытаться скрыться? А связь?

Отстреливаться? Но руки Новикова были заняты проводом.

Времени на размышление уже не оставалось. Фашисты были совсем близко.

И тогда Новиков решился.

Зубами зажал он оголённые концы провода. А правой рукой быстро передёрнул затвор винтовки и прицелился…

Ожил телефон на командном пункте. Одно за другим отдавал командир короткие приказания.

И бойцы, узнав, что их командир жив, что он опять руководит боем, с новыми силами бросились на врага…

Когда бой был окончен, наши солдаты отыскали Новикова. Он лежал мёртвый, крепко-накрепко зажав зубами оборванные концы провода. Связь работала. Даже убитый, он продолжал делать своё дело.

За свой подвиг Новиков был награждён посмертно орденом Боевого Красного Знамени…

Сержант Петров замолчал, и мы тоже долго молчали, думая о храбром связисте Новикове и о его последнем бое с врагом…

Спа-сии-тее!

Как-то я был дневальным по учебному корпусу.

В учебном корпусе связисты — каждый своей специальностью овладевают. Одни схему радиостанции изучают, другие учатся работать на буквопечатающих аппаратах, стучат совсем как машинистки по клавишам пишущих машинок, третьим объясняет преподаватель, как правильно передавать радиограммы…

И пока в классах шли занятия, я прохаживался по пустынному коридору, посматривал, не завелась ли где в углах или на подоконниках пыль, да следил за стрелкой часов — не пора ли объявлять перерыв.

Тихо в учебном корпусе, все своим делом заняты.

И вдруг слышу: из-за одной двери так отчётливо, так ясно доносится:

— Спа-сии-тее!

«Что такое? Уж не почудилось ли мне?» — думаю.

Подошёл ближе к двери, прислушался.

И опять:

— Спа-сии-тее!

Вот так штука! Что бы это значило?

А из-за двери снова:

— Спа-сии-тее!

Негромко так, протяжно, вроде бы нараспев.

Не выдержал я, осторожно приоткрыл дверь, заглянул в класс. Может, и правда, там кого спасать надо?

А в классе, вижу, стоит у доски лейтенант, командир взвода; на доске мелом точки, тире нарисованы — одним словом, азбука Морзе. Перед командиром за столами солдаты сидят, у каждого кисть правой руки на радиотелеграфном ключе лежит — том самом, которым радисты морзянку выстукивают. И лейтенант как ни в чём не бывало говорит солдатам:

— Понятно? Тогда пошли дальше.

Тут, видно, услышал он, как скрипнула дверь, повернулся ко мне, взглянул вопросительно: что, мол, случилось?

Я побыстрее дверь захлопнул.

«Наверно, — думаю, — мне всё почудилось».

Походил ещё по коридору, походил, приблизился снова к дверям класса, а оттуда вдруг:

— Я на горку шла… я на горку шла…

Ну и ну! В несколько голосов поют! И всё одну строчку:

— Я на горку шла… я на горку шла…

Или опять мне мерещится?

Кончились занятия, вышел лейтенант из класса, подошёл ко мне, спрашивает:

— Вы зачем в класс заглядывали? Сказать что-то хотели?

Я замялся сначала, а потом — делать нечего — объяснил, в чём дело. Тут лейтенант засмеялся и говорит:

— Нет, ничего вам не померещилось. Просто в каждом деле свои маленькие хитрости есть. В азбуке Морзе, это вы, конечно, знаете, каждая буква с помощью точек и тире обозначается: точка звучит коротко — ти, а тире — протяжно, длинно — та-а. Вот и получается — у каждой буквы своё звучание, как бы своя мелодия есть. Если радист будет каждый раз соображать да в уме подсчитывать: «Ага, одна точка плюс два тире — что же это за буква?» — он с черепашьей скоростью будет работать, ни одной радиограммы не примет. Нет, радист каждую букву сразу на слух узнавать должен. Например, буква «в» — это точка, тире, тире: ти — таа — таа, один короткий звук, два протяжных. Выстукиваешь эту букву — и вроде бы человек зовёт: «Спа-сии-тее! Спа-сии-тее!» А цифру «два» начнёшь выстукивать — словно строчку из песни напеваешь: «Я на горку шла, я на горку шла…» Так-то и запомнить азбуку легче. Вот и все наши секреты. Понятно?

— Понятно, — говорю, а самому неловко: ведь из-за этих «секретов» чуть панику не поднял!

История вторая, рассказанная сержантом Петровым в казарме перед отбоем

— Человек, о котором я хочу рассказать вам сегодня, — так начал свой рассказ сержант Петров, — был радистом, радиолюбителем, большим мастером своего дела. Каждый вечер он проводил возле радиостанции, которую сделал своими руками, и разговаривал с друзьями-радиолюбителями из самых разных стран мира. Не было для него занятия увлекательнее, чем это.