– А ты почему на мое место забрался? – удивился Павлик.
– Здесь места ненумерованные, – говорю я. – Это тебе не театр.
Он хотел вытеснить меня, но я не уступил. Павлик лег с краю и сердито засопел. Он долго ворочался. Видно, не очень удобно было лежать. Я тоже долго не мог заснуть. Все-таки каким-то чудом я наконец заснул. Не знаю, долго ли я спал, и даже не помню, что мне снилось, только вдруг что-то как треснет меня по голове! Я моментально проснулся и долго не мог понять, что случилось. Постепенно я догадался, что шалаш снова обрушился и меня ударило по голове шестом. Вокруг было темно. Небо над нами чернело, как сажа, только звезды сверкали на нем.
Мы снова выкарабкались из-под обломков шалаша.
– Что ж, надо опять чинить, – говорит Сережа.
– Починишь тут, когда такая темень!
– Надо попробовать. Не сидеть же нам под открытым небом.
Мы принялись ползать в темноте среди веток и разыскивать шесты. Три шеста мы сразу нашли, а четвертый никак не находился. Насилу мы его нашли, но, пока искали, потерялись те три шеста, которые уже были найдены. Наконец мы их снова нашли. Павлик хотел устанавливать шесты и вдруг говорит:
– Постойте, а где же наше место?
– Какое место?
– Ну, где наши рюкзаки.
Мы стали бродить в темноте и разыскивать рюкзаки, но их нигде не было. Тогда мы решили построить шалаш на новом месте. Павлик принялся устанавливать шесты, а мы с Сережей стали обдирать кусты и носить ветки.
– Послушай, – закричал вдруг Сережа, – иди-ка сюда – здесь много наломанных веток!
Я подошел и наткнулся на целую кучу веток, которые ворохом лежали на земле. Мы притащили Павлику по охапке и вернулись за остальными ветками.
– Стой, – говорит Сережа, – здесь еще что-то лежит.
– Где?
– Вот под ветками. Какой-то вроде мешок. Я нагнулся и нащупал в темноте мешок.
– Верно, – говорю. – Мешок, чем-то набитый. И еще один тут.
– Правда! – ахнул Сережа. – Два набитых мешка!
– Смотри, еще один! – сказал я.
– Три набитых мешка! – закричал Сережа. – Кто же их положил тут?
– Ясно кто, – говорю я, – это мы.
– Как – мы?
– Конечно, мы. Это наши рюкзаки!
– Верно! А я и не сообразил сразу!
Мы позвали Павлика и сказали, что нашли старое место.
– А там уже шалаш готов, – говорит он.
– Ну, перенесем туда наши вещи, и дело с концом. Мы взяли рюкзаки и пошли к шалашу. Я поспешил первым, чтоб занять место посредине, и стал бродить вокруг шалаша, но никак не мог отыскать вход.
– Где же вход? – спрашиваю.
– Ах, чтоб тебя! – говорит Павлик. – Забыл вход сделать, со всех сторон ветками заложил!
Он принялся разбирать ветки и делать вход. Как только это было готово, Павлик юркнул в шалаш первым и занял место посредине. Я так устал, что не стал даже с ним спорить. Мы с Сережей без разговоров улеглись по краям. Под голову мне опять попалось что-то твердое – не то котелок, не то консервная банка, – но я даже не обратил на это внимания и заснул как убитый. Вот и все.
А сейчас уже утро. Я проснулся раньше всех и пишу дневник. Солнышко уже поднялось высоко и начинает припекать. По небу плывут белые кудрявые облака. Из деревни доносятся мычание коров и собачий лай. Сережа и Павлик еще спят в шалаше Сейчас я их разбужу, и мы начнем варить завтрак.
В тот же день вечером
После завтрака мы пошли в лес, чтоб проверить ловушку. Ловушка была пустая. Мы решили снова следить за пчелами и ползали за ними часа два. Наконец у Павлика терпение лопнуло. Он решил напугать пчелу, чтоб она полетела в свое дупло, и принялся кричать на нее, махать руками и топать ногами. Пчела стала кружиться над ним и вдруг как ужалит его в ухо! Павлик как завизжит! Ухо у него покраснело и моментально распухло. Мы стали вытаскивать у него пчелиное жало.
– Чтоб они сгорели, эти пчелы! – ругался Павлик. – Можете сами с ними возиться, а с меня хватит! Все ухо в огне!
– Ты потерпи, – говорим мы. – Ухо пройдет.
– Когда же оно пройдет! Горит как в огне! Что теперь делать?
– Может быть, платком завязать? – говорю я.
– Не надо платком. Лучше я пойду на реку и буду мочить ухо в воде.
Он ушел мочить ухо в реке, а мы с Сережей заметили одну пчелу и стали следить за ней по очереди. Один следит, а другой отдыхает. Следили, следили, вдруг пчела поднялась вверх и полетела. Мы стремглав побежали за ней, но пчела взлетела очень высоко, и мы потеряли ее из виду.
– Вот досада! – сказал Сережа. – Придется начинать все снова.
Тут Павлик вернулся с реки и закричал издали:
– Эй, смотрите, что у меня! Сейчас уху будем варить! Мы подбежали. В руках он держал свою кепку. Она вся была мокрая, а в ней прыгали живые караси.
– Где ты взял?
– Там, возле реки, в болоте поймал.
– Как же ты их поймал без удочки?
– Очень просто: болото пересохло, воды совсем мало осталось, я их руками поймал.
Мы побежали к болоту, наловили еще карасей и стали варить уху. Потом еще на ужин наловили карасей.
– Тут их много! – говорил Павлик. – Мы хоть каждый день можем карасей есть.
После обеда мы снова пошли в лес, чтоб следить за пчелами. Сережа говорит:
– А что, если пчелу обрызгать водой? Пчела, наверно, подумает, что пошел дождь, и полетит в свое гнездо.
Мы принесли в котелке воды, нашли на цветке пчелу и стали брызгать на нее водой. Пчела намокла, полезла по стебельку вниз и притаилась под зеленым листочком. Значит, ей на самом деле показалось, что пошел дождь. Потом она увидела, что никакого дождя нет, вылезла из-под листа и стала греться на солнышке. Постепенно она обсохла, расправила крылышки и полетела. Мы уже хотели бежать за ней, но пчела тут же опустилась вниз, села на цветок и снова начала собирать мед. Тогда Сережа набрал в рот побольше воды и как брызнет на пчелу! Пчела снова намокла и спряталась под листком, а когда обсохла, опять принялась летать с цветка на цветок.
– Ах ты, какая упрямая пчела! – сказал Сережа и окатил пчелу водой так, что она промокла насквозь.
Даже крылышки у нее от воды сморщились и прилипли к спине.
Пчела наконец увидела, что «дождь» не перестает, и, когда обсохла, полетела прочь.
Мы побежали за ней. Пчела летела сначала низко, между стволами деревьев, потом взвилась вверх, и мы потеряли ее. Тогда мы принялись поливать водой других пчел, но у них у всех была одинаковая манера: сначала они прятались от «дождя» под листьями, а потом улетали, и мы ни разу не могли проследить за ними, потому что они летали очень быстро и на большой высоте. Так мы бегали, пока пчелы не перестали летать.
День уже подходил к концу. Мы вернулись на дачу и стали варить ужин. Тетя Поля до сих пор почему-то еще не вернулась, и мы решили еще одну ночь провести в шалаше. Не знаю, может быть, это нехорошо, что мы живем в шалаше? Может быть, лучше вернуться домой? Я сказал Сереже и Павлику, а они говорят: «Все равно завтра вернемся». Они решили починить шалаш и врыть шесты в землю, чтоб шалаш снова не развалился.
Сейчас они чинят шалаш, а я записываю в дневник наши приключения.
По небу плывут серые, свинцовые тучи. В воздухе стало прохладнее и потянул ветерок. А вдруг ночью начнется дождь? Надо шалаш хорошенько покрыть ветками, чтоб нас ночью не промочило. Сейчас кончу писать и пойду помогать Сереже и Павлику.
Ночью никаких приключений не было. Вот что значит сделать шалаш как следует! Можно спать с чистой совестью и не бояться, что тебя стукнет по голове шестом. Дождя тоже не было. Проснулся я рано. Меня разбудили птички. Еще только начало светать, а они уже проснулись и принялись трещать, и чирикать, и пищать на разные голоса. Я вылез из шалаша и увидел, что солнышко еще не взошло. Вверху небо было чистое, голубое, а внизу, у самой земли, – белые облака, такие легкие, пушистые, будто мыльная пена. Постепенно облака росли и клубились, как пар, и взмывали все выше и выше, пока не заполнили все небо. Потом они загорелись и стали розовые, будто фруктовое мороженое. Я стал думать, что было бы, если бы нам дали столько мороженого; съели бы мы его или нет? Наверно, за всю жизнь бы не съели. Все люди не съели бы столько мороженого. Я замечтался и тут вдруг увидел, как из-под земли выкатилось огромное красное солнце. Все засияло вокруг и осветилось ярким светом. Зеленая трава стала еще зеленей, а на каждой травинке засверкали капли росы, как алмазы. Я поскорей принялся будить Сережу и Павлика, чтоб они посмотрели на это чудо, но, пока они протирали глаза, роса испарилась и такой красоты уже не было.