— Да, сражений не было, но все же я не забыл того, что они сделали моей семье…

— Умерь свою ненависть, Уоррик. Гавин Макайворс уже несколько лет как убит… заколот кинжалом твоей сестры. По-моему, он получил по заслугам: кровь за кровь.

Хотя вопрос этот ни разу между ними не обсуждался, Уоррик подозревал, что именно Мактавиш свел счеты с лордом Гавином: Гавин был зарезан злополучным кинжалом Гвендолин, кинжал же со дня ее смерти хранился у Уоррика, и только они с Мактавишем знали где.

— Что ж, Гвендолин, возможно, отомщена, но Макайворсы не за все еще заплатили.

— Да, помню. Они похитили у тебя невесту перед самой свадьбой.

Уоррик рывком встал, глаза его презрительно сузились.

— Любая женщина может стать жертвой их распутства.

— Тогда, пожалуй, даже неплохо, что ты встречаешься с королевским уполномоченным. Выскажи ему свое недовольство — может статься, из этого что-то выйдет.

— Помнится, ты еще после похищения леди Элен советовал мне обратиться к королю Уильяму. Однако король ничего не предпринял, и теперь она жена одного из этих негодяев.

— Полагаешь, они ее неволили? А я слышал, что леди Элен не очень-то противилась и охотно легла в постель Джейми Макайворса.

— Это делает оскорбление еще невыносимее, — глухо произнес Уоррик.

Мактавиш помнил, как глубоко переживал Уоррик, когда враги перехватили его невесту по пути в Айронуорт. Неважно, что до этого он виделся с леди Элен лишь однажды, неважно, что он почти не знал ее. Нанесенное оскорбление уязвило его даже сильнее, чем потеря земель и богатого приданого леди Элен.

— Из-за нашей затянувшейся усобицы король одинаково недоволен как Драммондами, так и Макайворсами, — заметил Мактавиш. — Думаю, старый Джилл Макайворс доверяет англичанам не больше нашего.

— Нелюбовь к англичанам — единственное, в чем мы сходимся. Она не перевесит нашу ненависть друг к другу, во всяком случае, до тех пор, пока моя фамильная честь не будет удовлетворена. У Макайворсов, как мы оба с тобой знаем, чести нет, и поэтому они не способны уважать ее в других, если только их к этому не принудить.

— Что бы ты ни делал, твоего отца и Гвендолин уже не вернешь. А возвращать леди Элен ты, думаю, и сам не захочешь.

— Разумеется, нет. Однако хотелось бы знать, сколь счастлива она в своем замужестве.

— Стало быть, решено, ты едешь?

— Да, хотя бы затем, чтобы присмотреться к лорду Джиллу и отыскать его слабое место. И если оно есть, если существует способ уязвить старого плута в самое сердце — я это сделаю. Я отомщу ему, Мактавиш.

— Не сомневаюсь.

— Душа моей сестры взывает ко мне из неосвященной могилы. Я не обрету покоя, пока она не будет достойно похоронена в фамильном склепе, среди наших предков!

Кале, Франция

Леди Арриан Винтер, дочь герцога Равенуортского, поглядывала с борта отцовской яхты на грозовые облака над восточным горизонтом. Яхта «Соловей», имевшая семь человек экипажа под началом капитана Норриса, везла Арриан за шесть сотен миль, через все Северное море к берегам далекой Шотландии, где ее ждал нареченный жених. Капитан обещал при благоприятном ветре подойти к берегам Шотландии уже через неделю.

Пока морской ветер, солоновато-пьянящий на вкус, играл ее длинными золотистыми волосами, она думала о том, что или, точнее, кто ждет ее в конце долгого пути. Сердце ее разрывалось от счастья: на берегу ее встретит суженый — лорд Йен Макайворс.

Любит ли он ее так же сильно, как она его? Считает ли дни до начала их супружеской жизни?

Ей вспомнились детские годы, когда они вместе с братом Майклом и тетушкой Мэри уезжали на лето к прадедушке в Шотландию. В те времена Йен едва замечал ее.

Потом незаметно, как всегда, воспоминания унесли Арриан в счастливый день тринадцатилетия, когда она впервые поняла, что любит…

В тот день с самого утра Йен был к ней особенно внимателен и учтив, а вечером разыскал ее в саду, куда она вышла подышать свежим воздухом, и протянул ей целую охапку дикого вереска.

— Я хотел вручить тебе свой подарок, когда мы будем одни, — произнес он, улыбаясь и глядя на нее сверху вниз.

Арриан дотронулась пальцем до нежно-лиловых лепестков.

— Как красиво, — пролепетала она, в благоговейном страхе глядя на Йена. Он был такой высокий, мужественный.

— Знаю, что столь необычный подарок не все могут оценить, Арриан. Но я подношу его тебе в знак искреннего расположения… и, кроме того, преследую одну тайную цель.

С этими словами он поднес ее руку к губам, и сердце ее замерло в груди.

— Какую же? — теплые губы коснулись ее запястья, и она затрепетала от восторга.

— Я хочу, чтобы ты не забывала Шотландию — и меня.

— Я буду помнить, обещаю, — с сияющими глазами отвечала она.

— Ты так юна… Поймешь ли ты, с каким нетерпением я ждал, когда ты вырастешь? Впрочем, ты и сейчас еще дитя.

Арриан не верила своим ушам. Что это — Йен признается ей в любви?

— Мне уже тринадцать, — сказала она. Он коснулся ее щеки.

— Тринадцать лет — это еще очень мало, Арриан.

— Я повзрослею, — не зная, что думать, пообещала она.

— Конечно, моя юная прекрасная леди. Но там, в далеком Лондоне, в кругу поклонников, готовых на все ради твоей улыбки, вспомнишь ли ты обо мне?

— О да! — Глаза ее вспыхнули ярче прежнего. — Я буду помнить тебя всегда.

Он нежно привлек ее к себе. Ей уже казалось, что он собирается ее поцеловать, но он лишь воткнул вересковую веточку в ее волосы.

— Что ж, Арриан, постараюсь почаще напоминать о себе. Придется иногда наведываться в Англию, чтобы ты меня не забыла.

Глаза Йена говорили о любви, и Арриан вдруг почувствовала, что сердце ее отныне принадлежит этому человеку.

Ветер задул сильнее, обжигая щеки Арриан и подстегивая воспоминания. Йен сдержал слово: после того разговора в вечернем саду он стал приезжать в Англию. В день ее семнадцатилетия он признался ей в любви, а она без колебаний согласилась пойти за него замуж.

Интересно, думала Арриан, глядя на набегающие с востока тучи, скоро ли начнется шторм? Наконец ей стало холодно, она плотнее завернулась в плащ и спустилась по трапу вниз. Легонько постучав в одну из дверей, она вошла в полутемную каюту.

На постели, среди множества шелковых подушек и подушечек, возлежала ее двоюродная бабка, которую Арриан с детства привыкла называть тетушкой Мэри. От качки голова ее клонилась то вправо, то влево, и, хотя плавание только началось, почтенная леди выглядела очень неважно.

Арриан села на скамеечку у изголовья и, ласково взяв тетушку Мэри за руку, сплела свои пальцы с безвольными тетушкиными.

— Тетушка, миленькая, скажите, чем облегчить вашу участь?

— Терпеть не могу морских прогулок, особенно в шторм, — со стоном отозвалась леди Мэри Ринд-холд. — Боже правый, знай я, что в марте море еще такое бурное, ноги бы моей не было на этой яхте.

Сказать по правде, на «прогулке» настояла сама леди Мэри, желавшая непременно попасть в Шотландию раньше родителей и брата Арриан, но, по разумению Арриан, вряд ли стоило ей сейчас об этом напоминать.

— Может, мне лучше уйти, чтобы вы отдохнули?

— Нет. Поговори со мной — может, я хоть немного отвлекусь от этой ужасной качки.

Арриан опять вспомнила Йена, и глаза ее подернулись мечтательной дымкой.

— Я вот думаю, тетушка Мэри: способны ли мужчины любить так же искренне и глубоко, как женщины? Мне кажется, да.

Леди Мэри сначала проворчала что-то себе под нос, потом сказала вслух:

— Мужчины, сколько я их знаю, способны на очень сильные и глубокие чувства, но только у них это большая редкость.

— А мой папа? А дядя Джордж? Ах, как бы мне хотелось, чтобы Йен когда-нибудь смотрел на меня такими глазами, какими папа смотрит на маму!

— Что верно, то верно, Кэссиди повезло с твоим отцом, как в свое время мне с Джорджем, — взгляд ее смягчился. — Такие люди, как твой отец или дядя Джордж, вообще нечасто встречаются. Впрочем, — тут же со свойственной ей прямотой добавила она, — я не уверена, что твой Йен окажется таким же прекрасным супругом.