Оченков Иван Валерьевич

Смоленский поход. Продолжение

Увы, воевода не воспользовался моим щедрым предложением, и вскоре канонада возобновилась с прежним ожесточением. Пока пушкари, раззадоренные обещанием щедрой платы, посылали в сторону вражеских укреплений ядро за ядром, посоха работала не покладая рук. Ван Дейк не стал ограничиваться возведением одной большой батареи перед каждым проломом, напротив, воспользовавшись тем, что пытавшиеся вести ответный огонь пушки были вскоре подавлены, были выкопаны еще две траншеи. Начинаясь почти параллельно стенам, они постепенно приближались к ним, и заканчивались еще двумя батареями, вооруженными пушками поменьше. Получившееся укрепление напоминало в плане полумесяц, обращенный рогами к противнику. На концах этих рогов и располагались контр-батареи, названные так моим неугомонным инженером. На вопрос, для чего они нужны, Рутгер принялся чертить на земле план.

- Извольте видеть, ваше величество, - начал он свои пояснения, - наши брешь-батареи, вне всякого сомнения, сметут эти жалкие укрепления, возведенные поляками на местах проломов. Однако ничего не мешает осажденным возвести вокруг ретрашемент и усилив его пушками, дожидаться нашей атаки.

- И когда в пролом хлынут войска, они фланговым огнем заставят их умыться кровью, - задумчиво проговорил я.

- Именно так бы и случилось, но теперь мы можем нашими контр-батареями разбить их ретрашемент!

- Пушки маловаты.

- О, нет, они вполне достаточны. Знаете, что будет, если ядро заденет кирпичную стену?

- Отскочит рикошетом?

- И вызовет целый шквал кирпичных осколков!

- А это что за подкоп, планируешь подвести мину под стену?

- О нет, ваше величество, для такого предприятия моих знаний маловато, да и какой же это подкоп? Это крытая сапа, по ней ваши солдаты без потерь смогут пройти к вражескому рву и начать атаку оттуда.

- Из такой узкой траншеи? - усомнился я, - вряд ли их там много поместится.

- А зачем им там помещаться? Пусть идут в ров, там будет конечно не сильно уютно во время стрельбы, но как только она прекратится можно будет атаковать.

- А осажденные не проникнут по ним на батареи? Мне только заклепанных пушек не хватало!

- А вот для этого ваши мушкетеры и казаки каждую ночь, по очереди, дежурят на укреплениях. К тому же, если они решатся на вылазку, то делать им это придется под огнем брешь-батареи. Впрочем, поляки очевидно, заметили эти работы и точно также считают их подкопом. Так что они сейчас, скорее всего, лихорадочно пытаются определить его место, с тем чтобы взорвать.

- Что же, дружище, пожелаем им удачи, - рассмеялся я, глядя как улыбается перемазанный землей Ван Дейк.

Тот в ответ облегченно вздохнул и, помявшись, проговорил:

- А я уж думал, вы разгневаетесь.

- Отчего же?

- Ну, вы же обещали противнику штурм на третий день, а тут работы минимум еще дня на четыре...

- Ты полагаешь Глебович на меня в претензии? - Удивленно спросил я. - Знаешь, дружище, даже если и так, то мне плевать. Пусть они сначала ждут штурма, как неминуемого страшного суда, затем удивляются что он еще не начался, затем пусть решат, что его и вовсе не будет, и все это лишь пустые угрозы. И вот тогда мы атакуем, и горе рискнувшим встать на нашем пути!

Решающий момент приближался с каждым часом. Непрерывный огонь все более превращал деревянные укрепления в груды развалин, а землекопы были уже совсем рядом с целью. В траншее, примыкающей, к батарее, стояли, сохраняя строй, мои "людоеды". Я по привычке всматривался в их лица, иногда кивая знакомым. Один из капралов отставил в сторону свой протазан и, сняв с головы каску, поклонился мне.

- Курт из Ростока, - узнал я его, - как поживаешь приятель?

- О, ваше величество помнит меня!

- Конечно, ты же первый перешел ко мне на службу из этого полка, к тому же ты из Мекленбурга.

- Да, вы мой герцог, а я ваш подданный.

- Что скажешь про этот город, парень?

- Мы уже осаждали его, когда служили королю Сигизмунду. Но тогда у нас не было таких славных пушек, и мы проторчали тут чертову уйму времени, пока смогли взойти на стены.

- А сегодня сможете?

- После того как ваши пушки неделю перемешивают их с дерьмом? Конечно!

Пальба еще продолжалась, когда "людоеды" начали движение. Один за другим проходя узкими проходами в ров, они накапливались для решительной атаки. Особенно трудно было протащить по ним лестницы, но с этим кое-как справились. Пики же тащить не стали вовсе, ограничив вооружение пикинеров шпагами, тесаками и глефами. Пролетавшие над головами ядра заставляли наемников пригибаться, но постепенно, убедившись, что они не причиняют вреда, солдаты повеселели. Наконец, утомленные пушкари прекратили пальбу. Такое случалось и раньше, правда, ненадолго. Так что, осажденные продолжали оставаться в своих укрытиях, не решаясь выглянуть в сторону противника. Тем неожиданней был звук трубы, разрезавший хрупкую тишину. Пока часовые напряженно всматривались в сторону осадных батарей, пытаясь понять что происходит, "людоеды" установили лестницы и в полной тишине стали карабкаться на вал. Первыми заметили начинающуюся атаку наблюдатели с башен, не подвергавшихся обстрелу. Увидев упорно карабкавшихся по фасам наемников, они подняли тревогу и открыли по ним фланговый огонь. Ван Дейк напрасно говорил, что Смоленск годится только против татар. Стены и башни кремля имели три пояса батарей, надежно фланкировавших все пространство перед ними. Однако, захватив город, король Сигизмунд, имел неосторожность приказать вывести большинство пушек в другие крепости Речи Посполитой, в основном в Оршу. Те же не многие что остались были изрядно прорежены огнем осадных батарей, таким образом, сейчас по атакующим вели огонь лишь жалкие остатки былой огневой мощи цитадели. И хотя поле перед стенами усеяло немало фигур в кирасах и шлемах, но основная масса ревущих от ярости пехотинцев ворвалась в пролом и сцепились в яростной схватке с польскими жолнежами. Впрочем, ничего еще было не решено. Поляки и литвины ожесточенно сопротивлялись наседающему противнику. Сабли с жалобным звоном встречались со шпагами, копья ломались о глефы, а дикие крики дерущихся перемежались со стонами раненых и умирающих. На какое-то время установилось хрупкое равновесие, когда ярость атакующих, разбивалась о стойкость обороняющихся, но любая пушинка, опустившаяся на чашу весов, могла склонить их в ту или иную сторону. Поняв это, командовавший этим участком каштелян Иван Мелешко послал одного из шляхтичей к воеводе за подмогой.

- Ясновельможный пан воевода, - обратился тот, добравшись до Глебовича, - прикажите спешиться гусарам, и мы скинем немецких изменников и схизматиков в ров!

- Увы, у меня нет такой возможности, - покачал в ответ головой старый вояка.

- Как же так? - изумился посланник.

- Вы, ясновельможный пан, думаете, что мекленбургский дьявол атакует только вас? - горько усмехнулся Глебович, - посмотрите хорошенько, атака началась с трех сторон одновременно. И везде положение такое же, как у вас. Я могу поддержать нашу оборону только в одном месте, но не в трех сразу! Идите и передайте пану каштеляну мою волю: - держаться пока есть силы!

По дну рва перед Шейновым валом протекала небольшая речушка, скорее даже ручей, тем не менее, не позволивший сделать подкопы, и атаковавшие с этой стороны казаки были вынуждены идти на приступ по чистому полю. Каждый из них идя в атаку, тащил с собой связку хвороста или корзину с землей, которой старался прикрыться от огня. Добежав до рва, они бросали свою ношу вниз, и, отскочив в сторону, освобождая дорогу следующему, брались за самопал или лук и начинали стрелять по противнику. Вскоре получилась узкая дамба, по которой казаки прошли в пролом. Оборонявшиеся встретили их ужасающим ружейным огнем, но они, теряя товарищей, продолжали рваться вперед. Наконец, достигнув вражеских укреплений, станичники тут же довели дело до сабель. Поляки и литвины оставили свои мушкеты и тоже взялись за белое оружие. Корабеллы, кончары и наздаки* опускались на головы атакующим, доказывая превосходство благородных шляхтичей над, взявшим в руки оружие, быдлом. Однако, те продолжали насыпать перешеек, расширяя его и все новые толпы казаков переходили ров и вступали в схватку. Вскоре им удалось потеснить своего противника, и отчаянная борьба закипела на полуразрушенных укреплениях.