Первые дни я боялась заходить очень далеко, прекрасно понимая, что могу просто не найти дороги назад и потеряться среди стеллажей.

Но потом осмелела и уже давно перестала бояться. Мочалки меня найдут в любом случае, у них выбора другого не было.

Теперь я стала их единственной работой.

Каждый вечер, возвращаясь в свою спальню с больной головой и словно разбухшими глазами, я обессиленно заваливалась на кровать, почти сразу засыпая.

Сон, как правило, был один и тот же. Я возвращаюсь домой, мирюсь наконец с родителями и выхожу замуж за их Костеньку. Все хорошо, все счастливы, год холодной войны позади, а я быстро забываю весь этот кошмар.

Зачем я вообще спорила? Ну захотели родители, чтобы я в двадцать лет замуж вышла, а через годик осчастливила внуками, ну так и что?

Это только маме разрешено в тридцать лет первого ребенка рожать.

А мне пора бы и о семье подумать, так как дорогая родительница уже внуков хочет.

Диплома бакалавра достаточно, убеждали меня дорогие родственники, сервируя стол перед приходом Костеньки. Зачем тебе магистратура, удивлялись они, расставляя салаты и нарезку.

Детки это счастье, вколотили они последний гвоздь в крышку моего терпения.

И я взорвалась. И рассказала все, что думаю о счастливом материнстве в двадцать лет. И Костеньке, так не вовремя пришедшему в гости и подвернувшемуся под горячую руку, тоже много чего интересного рассказала. А потом гордо ушла, хлопнув дверью, на целых две недели раньше положенного срока вернувшись в университетское общежитие.

Стыдно мне за то, что я наговорила за весь год так и не стало… до этой недели.

Теперь я очень жалела, что не согласилась тогда на все.

Да, сейчас бы, скорее всего, сидела на огурчиках и выбирала имя будущему ребёнку, зато в привычной обстановке, в полной безопасности.

Мочалка, та что побольше и посмелее, подергала меня за штанину.

Женской одежды в замке не было, зато была мужская. Просто горы мужской одежды, среди которой найти хотя бы пару приличных вещей на невысокую меня далеко не богатырской комплекции оказалось очень сложным делом. Но я справилась, и теперь мой гардероб состоял из трёх пар брюк, пяти сорочек, одного чуть великоватого камзола и двух пар сапог.

С носками дело обстояло проще, портянки хорошо садились на все ноги без разбора.

А вот нижнее бельё шить пришлось самой. В итоге я разгуливала в рубашке с чужого плеча, штанах с чужой задницы, зато в дизайнерских, эксклюзивных труселях ручной работы.

— Уррр, — мочалка ещё раз подергала меня за сапог, указывая лапкой на часы.

Что интересно, понимали меня эти создания прекрасно, но говорить не могли.

На часах, огромных и чёрных, фосфоресцирующая часовая стрелка уверенно указывала на фосфоресцирующую восьмёрку.

Восемь вечера, пора кушенькать.

Нехотя отложив карту, я поднялась.

— Ну, пойдемте.

Завтракала и ужинала я в комнате, обедала, как правило, прямо в библиотеке, заныкавшись под стол и бессовестно нарушая правила. С едой в библиотеку нельзя?

Нам все можно.

Мочалки мне нравились. Особенно когда не улыбались, демонстрируя весь набор своего разгрызательно-перемалывательного арсенала.

Они терпеливо выслушивали все мои жалобы, не насмехались, приносили все, что просила и послушно водили по замку, не давая заблудиться.

Иногда мне очень хотелось их потрогать, возможно, даже потискать, но я не решалась.

За все семь дней я так и не встретила ни одной живой души в этом замке, что заставляло быть настороже все время, не поддаваясь безрассудным порывам.

Семь дней я еще как-то успешно этим занималась, ещё два дня старательно делала вид, что бдю, а на десятый совершила страшную ошибку.

Ходить по мрачному замку в двенадцатом часу ночи — плохая идея, но мне не спалось, а в библиотеке осталась очень интересная книга по истории Светлой империи.

Если здесь землями владели Хейзары, то у светлых были свои Кайсар, насколько я поняла титул не склонялся — одаренные искрой Извечного Светоча. Если верить хроникам Долгих лет разлома, Светоч, которая Мирай, так же как и Изначальная Тьма, в мир выбрались одновременно. Считались сестрами и были непримиримыми врагами. И детей плодить стали одновременно. Вот только у Мирай дело пошло бодрее, что очень не понравилось Тьме.

Читать про сражения между темными и светлыми было не очень интересно, я честно пролистывала страницы с описаниями батальных сцен, зато с удовольствием читала короткие, но такие увлекательные отрывки посвященные быту Кейсар.

Теперь, в отличие от первых дней, когда уже на второй странице глаза начинали болеть, а буквы — расползаться по бумаге нечитабельными символами, я уже не мучилась от этих неудобств и могла читать часами.

Если бы не мочалки, то забывала бы даже есть.

Поворочавшись в постели, я все же встала, на ощупь, в темноте обулась и, набросив камзол прямо на сорочку, заменявшую мне ночную рубашку, прокралась к дверям.

С освещением здесь все было очень интересно. Когда я впервые покрутила матовый камень, вделанный в стену и зажмурилась от ярко разгоревшегося света, в то время, как мочалки, заверещав, бросились прятаться под кровать, туда, где было темно, я сначала решила, что у них тут есть электричество.

Оказалось, что электричества нет, зато есть энергия и множество разнообразных кристаллов.

Есть светящиеся, которые разгораются тем ярче, чем сильнее прокручивается подведенный к ним камень, есть греющиеся, есть морозящиеся, есть куча всяких кристаллов с разнообразными свойствами. Очень удобно, но немного непривычно.

Я кралась по полутемным коридорам, едва освещенным тусклым светом больших мутно-белых кристаллов длиной в полторы люминесцентные лампы стандартного размера.

Хотя кралась — это сильно сказано, если учесть, что сапоги в темноте я выбрала неудачные. Те, которые на два размера больше, зато красивые. И теперь, шаркая подошвой, ползла в сторону библиотеки.

Неладное почувствовала не сразу. Просто свет словно стал ещё тусклее, и повеяло холодом.

Мысль о том, что мне, кажется, пришёл полный кабздец, настигла спустя три удара сердца, когда из-за поворота, вбирая в себя рассеянный свет, выплыла клубящаяся тьма. Она шевелилась, накатывала на мраморные плиты, дрожала и рассыпалась по полу тёмным ковром.

Зрелище красивое, завораживающее, но жуткое до чертиков.

Отступив на два шага назад, я с замиранием сердца ждала, что будет дальше.

Хотелось верить, что тьма сейчас просто проползет по коридору, не заворачивая ко мне, а я тихо и спокойно вернусь в комнату, подопру дверь комодом, спрячусь под одеялом и больше никогда-никогда в жизни не выйду ночью на прогулку.

Вслед за клубящейся тьмой, медленно, по-хозяйски неспешно из-за поворота показалось что-то огромное, чёрное и страшное. Два желтых уголька тлели в этой дрожащей непроглядной тьме. Фигура, отдаленно напоминающая человеческую, медленно повернула голову, обвела взглядом коридор и остановилась на мне.

Я почувствовала, как сердце в истерике пакует чемоданы, мечась по грудной клетке и расталкивая лёгкие, отдавив почки и чуть не завязав морским узлом кишки, оно ринулось вниз. В гости к пяткам.

Мочалки, конечно, тоже на котяток похожи не были, но такого страха, как это желтоглазое чудовище, не вселяли. Это был чистый, незамутненный животный ужас.

Огромное двухметровое нечто замерло на пересечении коридоров, стоя по колено в шевелящейся тьме.

Кристалл над ним мигнул и погас.

Мои нервы просто не смогли этого выдержать. Я побежала, забыв о том, что знающие люди советуют не убегать от диких, опасных зверей, что это их только спровоцирует.

Передо мной был не медведь и не волк, и совсем не пума, передо мной было что-то принципиально другое. Страшнее, смертоносные и голоднее.

Я неслась по коридору, потеряв где-то сапоги. Камзол скинула сама, когда почувствовала, как чёрные щупальца ухватились за его полу, и теперь белым, отлично различимым в царящем здесь полумраке призраком неслась вперёд, не разбирая дороги и не слыша даже звука собственного сбившегося дыхания.