— Разве вы едете оттуда? — склонился вперед Мак.
— Да, оттуда! — глаза говорившей подернулись легкой дымкой. — Мой муж работал там при торговом представительстве. Умер шесть месяцев назад. — Она отвернулась и стала пристально смотреть в синий четырехугольник окна.
Впереди протяжно засвистело — черный загнанный паровоз почуял станцию. Начали мелькать домики, припавшие к земле в жидкой зелени палисадников, груды кирпичей, полосы опущенных шлагбаумов.
Мак и Добротворская стояли у окна. Ее мягкий локоть касался его груди. Он покосился — худощавое, с прямыми линиями лицо, синеватый белок глаза, полная шея, схваченная темным воротом платья. — Шикарная женщина! — Почудилась улыбка на углах ее полных губ. И как легко завязываются эти вагонные знакомства. Нужно поддержать его! В две недели срока…
— Видите? Очевидно, Медынск!
Вдалеке выступил город — пологие холмы, покрытые пестрой мозаикой построек и блестками церковных куполов. Отчаянно свистя, поезд загрохотал под широкий темный мост.
Лица журналиста коснулись мягкие душистые волосы. Нарочно? Нечаянно? Что, если обхватить ее круглую талию, поцеловать в губы, в шею… Мак стиснул зубы. Туннель миновал. Женщина стояла в прежнем положении, подставив лицо врывающемуся в окно ветру.
— Ну, пора собираться!
Она раскрыла желтый чемодан, стала упаковывать в него спальные принадлежности. Мак одел серое широкое пальто, странно торчащую фетровую шляпу. Он снял свой уже увязанный тюк и поставил его на лавку.
— Значит, я рассчитываю на прием, Нина Павловна?
Затягивая ремень, она вскинула свои яркие глаза.
— Я скажу папе. Он будет, наверное, рад. И после него вы заглянете ко мне, надеюсь?
Замедляя ход, поезд постукивал вдоль деревянной платформы и каменного двухэтажного дома со многими дверями. Мак подхватил свой портплед и узкий чемодан соседки. Были видны первые пассажиры, ковыляющие под тяжестью вещей, рвущаяся в вагоны оголтелая толпа носильщиков и длинная вывеска «Медынск» над распахнутыми главными дверями.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Ни следующий день осматривали заводы.
Масло лилось четырьмя густыми, сомкнутыми, бесконечными струями, падая на скорченные лепестки серебряных стружек, желтым лаковым слоем покрывая крутящиеся части машины. Коленчатый вал-основа мотора медленно поворачивался в надежных тисках, снова и снова подставляя безжалостному резцу один из наполовину проточенных суставов.
Измазанная маслом кисть легла на рычаг, регулируя ход машины. Сквозь мерное, несмолкающее биение мастерской объяснения провожатого доносились, как сквозь комнатную перегородку.
Около среднего ряда причудливых станков, с крутящимися колесами, шелестящими с потолка ремнями, стояли Мак и коренастый человек с квадратным серым, морщинистым лицом. Еще серее был твердый пробритый низ квадрата. Он объяснял, устремив на слушателя матовые зрачки глаз.
— В этом отделении идет обработка деталей — разных составных частей мотора. Делаются из особого сплава — алюминий по преимуществу. Здесь же у нас льют! Сталь — коленчатый вал, например, — с другого завода привозят. Видите станки рядами — в каждом ряду деталь обрабатывается с начала до конца!
Они двигались дальше. Резцы и сверла, беспрестанно охлаждаемые белой струей — водой с эмульсией нефти — упорно вели свою механическую жизнь. На боковых станках толстенькие стальные цилиндры, схваченные черными рубашками водяного охлаждения, снабжались всевозможными трубочками и винтами. Крутящиеся диски точильных камней шлифовали готовые части — в широких трубах дрожало оранжевое пламя искр…
— Здесь окончательная обработка! Раньше происходит другое. Пройдем в горячий цех!
В тишине заводского двора прошли в соседнее здание. Здесь взрытый песочный пол был покрыт рядами прессовальных земляных форм. Несколько охлаждающихся картеров — тусклых корытообразных станков мотора — уже готовые стояли у стены. Копошились рабочие у закопченных кирпичных кубов — нефтяных печей.
Шло литье металла.
Вот один из рабочих берет и устанавливает на песке земляную форму. Двое подхватывают из печи горшок, до краев наполненный жидким пламенем. Горшок несут к форме. Длинным черпаком снимают черный нагар.
Горшок наклоняют — розовато-серебряная густая масса льется внутрь, наполняет форму до края.
Розовато-серебряная густая масса льется внутрь, наполняет форму до края.
Через некоторое время застывший шаблон вынут оттуда, как зерно из ореховой скорлупы.
Он готов для отправки в механический цех.
— Механический цех мы уже видели первым. Теперь пройдем в сборочную и испытательную!
Лестница, переход, лестница. Опять ряд станков со склонившимися людьми. Все отдельные, окончательно обработанные части, поступают сюда и здесь соединяются в стройное целое — в авиационный мотор.
Мак увидел готовые блестящие сооружения в половину человеческого роста, с рядами цилиндров, расположенных один против другого в виде римской пятерки, вдоль широкого основания надежного картера. И затем готовый мотор — сердце механической птицы — идет на второй завод для того, чтобы скрыться внутри бескрылого, неживого пока самолета.
Вырвавшийся из широкого выхода и глубине мастерской протяжный рев замер, снова пойманный захлопнувшейся дверью. Спутник Мака двинулся в ту сторону.
— Приемка мотора. Пройдемте! Только, если что спросить хотите — спрашивайте сейчас. А то посмотрите, что там за разговор будет!
Дверь распахнулась Сдавленный гул большого асфальтового зала наполнил уши вошедших.
Зал показался Маку совсем пустым — все сознание заполнил грохот, стоящий в воздухе. Но он понял, что это только начало, когда открывшаяся наружу дверь испустила такой рев и свист, о возможности которого он не имел и понятия!
Спутник Мака прошел внутреннее гремящее пространство и скрылся в дверях.
Сжав невольно кулаки, журналист двинулся следом.
Он имел все основания к такому жесту!
Казалось, сам воздух дрожал и переливался металлическим отблеском от невероятного, рвущего мозг, рева. Приглядевшись, Мак понял, в чем дело.
На стержне, выступающем из деревянной стены высокой будки напротив, крутился, невидимый от частоты оборотов, винт.
Далеко обходя будку, спутник Мака направился к ее задней стене. Журналист шел за ним. В лицо и по телу ударила жесткая струя ветра. Мак увидел полуоткрытую дверь и, шагнув еще, очутился внутри будки.
Несколько человек в красноармейской форме и в кожаных костюмах летчиков склонились над покатым столом.
Разглядывали различные приборы, имеющие, очевидно, отношение к работе пропеллера. Дальше сверкал сам мотор, а в маленькое окошко был виден его стержень и сияющий прозрачный круг по сторонам. Техник Фенин — квадратнолицый проводник Мака — провел ладонью, показывая оборудование будки.
Его палец устремился на измеритель числа оборотов: «1300 в минуту», показывала стрелка. В одну секунду винт мотора делал больше двадцати оборотов!
Потом он тронул за рукав одного из одетых в кожу. Все трое вышли наружу, миновали воздушный вихрь и прошли во внутренние мастерские.
Только во втором зале, где серая тишина странно не соответствовала напряженному слуху, Фенин взял Мака за плечо.
— Познакомьтесь, товарищ — Иванов, красный военный летчик!
— Познакомьтесь, товарищ — Иванов, красный военный летчик!
— Очень приятно! — невольно говоря повышенным голосом, Мак пожал руку Иванова. — Но, ради бога, что это за дикий шум там внутри? В мою голову до сих пор как будто загнаны два деревянных клина!
Военлет усмехнулся.
— Но это же очень понятно, товарищ! Мотор около пустого высокого помещения, окружен стенами и, кроме того, без глушителя. Звук усиливается, как в рупор! Мы даже привыкли к этому, например. Даже разговаривать можем! Знаете, он пущен не больше двадцати минут, а проба производится три часа. Эти люди внутри выверяют по авиационным приборам точность его работы. Потом мотор возьмут обратно, разберу, посмотрят — все ли в исправности — и пустят на контрольную — двадцатиминутную проверку. Потом отправляют… Вы уже были на самолетостроительном заводе?