– И чего говоришь, пришлось его прогонять?
Слава закивала головой. Вот тут я, кажется, поверила, что Слава умеет говорить (или Вятич знает лошадиный язык кроме волчьего?). Остальные тоже поверили и Вятичу, и в то, что с ним разговаривают животные.
Кирей не вынес всеобщего молчания и вопросительных взглядов:
– Не больно-то и нужно! Сам уйду!
Его никто не прогонял, даже слова не сказали, но парень вдруг завелся:
– Чего это под девкой ходить, точно опытных дружинников нет!
Я тоже вспыхнула:
– А я тебя и не держу! Кто еще считает зазорным под началом девки воевать?!
Дружина притихла, а Вятич внимательно и изучающе смотрел на меня. К вставшему в стороне Кирею присоединились еще трое, потом, подумав, подошел воин постарше.
– Я не просила, сами выбрали! Но те, кто останется, должны забыть, что их в бой поведет девка! И не только в бой, забыть о том, что я не такая, как вы.
– Э, нет… – Вятич шагнул вперед. – Помнить, что ты не такая, нужно обязательно, только не как Кирей. Ты сестра наша, а сестру беречь и от других, и от себя надо. Кто останется, должен про это помнить.
Из дружины ушли полтора десятка человек, это была потеря. Только трое, как Кирей, из-за несогласия с моим руководством, остальные просто решили вернуться пока по домам, а там как бог даст. Я их понимала: что впереди – неизвестно, заплатить за службу я не смогу, сама голая, как ощипанная курица, что с меня взять? А впереди зима…
Зато в тех, кто остался, можно быть уверенным на все сто. Однако уход парней заставил меня задуматься о том, как жить дальше, ведь пока у нас еще были запасы, а потом? Ни денег, ни запасов. Дружину на что-то надо содержать, не грабить же и без того ограбленные деревни и города? Вот так, воевода, думай, а не только мечом размахивай.
Еще меня обидело едкое замечание одного из уходивших парней, что я даже лук натянуть не могу, какой из меня воевода? Это была правда, мечом и саблей рубилась я прилично, повести в атаку могла, а вот силы в руках, чтобы натянуть тугую тетиву боевого лука, не имела. Позор да и только!
Вятич, выслушав мои соображения по поводу и без, кивнул головой:
– Правильно мыслишь. Деньги раздобудем, а вот с луком тебе придется самой. Тренируй руки, другого не дано.
С этого дня лук стал моим постоянным спутником, я часами тренировала руки и глаза. Постепенно и тетива стала натягиваться, и стрелы лететь не в траву за деревом, а в его кору.
Но долго отдыхать в лесу мы не могли, зная, что монголы движутся по степи, уходя к Дону, мы тоже отправились на юго-восток, только лесом. У дружинников теплилась надежда, что Батый решил уйти совсем, ведь монголы отходили туда, откуда пришли. И только мы с Вятичем знали, что это всего лишь отдых, что предстоит второй его поход, который приведет Батыя аж в Венгрию и на Адриатику. Но как объяснишь это остальным?
Пока дружина вопросов не задавала, а злости у всех было через край – мы шли разоренными зимой местами.
Только теперь я поняла, что ничего о самом нашествии не знала и разорения по-настоящему не видела. Честное слово, если увидела бы вот такое раньше, не сумела бы усидеть за стенами Козельска, добралась бы до Батыя вплавь, как Петеря, и загрызла его просто зубами. И никакие стрелы меня бы не взяли, и от его шеи не оторвали, хотя он тоже наверняка вонючий.
После уничтоженной Рязани у меня была хорошая возможность поквитаться в дружине у Евпатия Коловрата, потом все как-то улеглось. А теперь вот снова захлестнула ненависть.
Вятич постоянно осаждал: голова должна быть холодной. Просто выйти биться, чтобы погибнуть, бессмысленно. Наша заслуга в Козельске, что мы не погубили жителей вопреки всем летописям, а сумели их спасти и при этом убить столько ордынцев, что Батый действительно должен назвать Козельск «Злым городом».
– Понимаешь, выйди мы против них в чисто поле все, все бы и полегли. Или останься в осажденном городе, результат был бы тот же. А так и мы целы, и ордынцы убиты.
Умом я понимала, но кулаки сами сжимались в бешенстве. Конечно, хорошо, что в Козельске так мало погибших, хорошо, что летописи ошибаются и даже маленький князь Васька остался жив. (Интересно, куда он потом делся со своей мамашей-княгиней?)
Уже прошло полгода после нападения монголов, но многие сожженные деревни и небольшие города так и не встали. То и дело нам попадались пепелища, усеянные белыми костями. Сами трупы расклевали вороны, чем только можно поживилась разная живность, но люди не вернулись в деревню, и кости оставались незахороненными, а почерневшие от пожара печные трубы так и торчали среди начавшей подниматься травы.
Вообще мы поразились, насколько быстро все затягивало травой и даже кустарником, словно растительность чувствовала заброшенность места. Кто-то даже вздохнул:
– Ты глянь, одну весну не ходили, а уже все заросло. Если нас не станет, через десяток лет и места не найдешь…
В каждой такой деревне мы останавливались, собирали кости, складывали их в общую могилу и ставили над ней крест, даже не зная названия самой деревни.
В других селениях оказывалось всего несколько жителей, которые подумывали о том, чтобы уйти в более оживленные места на севере, куда либо не дотянулась орда, либо не слишком разорила. Хотелось сказать, что «не слишком» нет нигде, а неразоренными остались только земли по ту сторону Волги и у Новгорода. Ну, еще, конечно, Смоленск и южные княжества. Но их очередь еще придет, если не сумеем удержать Батыя, то и Чернигов, и Киев, и Галич погибнут в пожарах. А как его удержишь, если у него сотня тысяч хорошо вооруженных и обученных воинов, а у нас и полутысячи не наберется? Оставалось только убить самого Батыя, что я намеревалась сделать, как только его удастся выманить из степей к себе поближе.
Однажды в деревне нам пожаловались на волков, одолевших местных жителей, мол, никакой управы нет на этих серых хищников. Вятич стал расспрашивать и выяснил, что деревенские практически извели соседний лес, то и дело пуская пал для расчистки новых полей.
– А чего же не используете старые?
– Дык… – Староста почесал пятерней затылок. – Они же заросли и урожай дают малый…
– Навозу побольше.
– Навозу… Проще с пала золы набрать, хорошо родит после пала-то.
– Живность же вывели вместе с лесом.
– Ну, вывели, так у нас охотников раз-два и обчелся, мы больше овец пасем.
– Вот волки на них и охотятся.
– И чего теперь?
– А ничего. Вы косуль да оленей вывели, на кого волкам охотиться? Остаются ваши овцы.
– Не-е… Оленей вывели и волков выведем.
В ответ сотник только пожал плечами, словно перед ним стояло неразумное дитя, а не мужик косая сажень в плечах и с пудовыми кулачищами.
Каждый остался при своем мнении.
Вечером, когда уже устроились спать, я завела разговор о волках, мол, что действительно делать деревенским, не отказываться же от полей или овец? А серые хищники разбойничают всюду…
– Настя, а что ты знаешь о волках? Ну, кроме того, что они серые хищники?
– А разве нет?
– Хищник и хищение одного корня. Волк не похищал бы овец у человека, если бы тот не вторгся в его владения.
– Но он же убивает не только овец!
– Конечно. Знаешь, есть такая легенда… На земле было много оленей и совсем не было волков. Они спокойно паслись, жирели и множились. Их стало так много, что травы уже не хватало, как и просто места для пастбищ. Олени стали вымирать, и когда их падеж превратился в бедствие, потому что трупами погибших животных уже заполнилась земля, люди обратились к богам с просьбой что-то сделать. И боги создали волков… Наивно, но по сути верно. Волки истребили прежде всего больных и слабых, и олени снова стали крепкими и сильными. Объяснять надо?
– Нет, я помню: волк – санитар леса. Я понимаю, что это сильный и хитрый зверь, но я его боюсь.
– Только потому, что не знаешь его правил поведения. Волк не хитрый, он умный и честный. Это человек человеку волк, а волк к волку милосерден. Ты знаешь, что волк никогда не добьет поверженного сородича-противника? А еще, что они однолюбы? Волк выбирает подругу единожды и не станет путаться с другими. И волчица в случае гибели своего супруга остается вдовой до конца своей жизни. Этого нет, например, у царя зверей, не говоря уже о человеке. Может, потому «царь природы» выбрал в «цари зверей» не волка, а себе подобного в зверином царстве.