— Не угодно ли теперь публике потребовать, чтобы Феликс указал прямо номер какого-нибудь слова из прочитанного списка? — спросил Фокусник.
Я набрался храбрости и, краснея до ушей, крикнул через весь зал:
— Ножик!
— 68 — тотчас же ответил Феликс.
Номер слова был указан правильно!
Посыпались во множестве вопросы из разных концов зала. Феликс едва успевал давать ответы:
— Зонтик 83… Конфета 56… Перчатки 47… Часы 34… Книга 22… Снег — 59…
Когда Фокусник объявил, что первое отделение кончено, весь зал долго хлопал в ладоши и вызывал Феликса. Мальчик выходил, улыбался во все стороны и снова скрывался.
А я, ошеломленный виденным и слышанным, сидел, не глядя ни на кого, и спрашивал себя:
— Одурачен или не одурачен?
Чревовещание
— Ну что? Надули, мелюзга? Заплатил полтинник, а одурачен на рубль?
— А ты разве не одурачен? — раздраженно отрезал я.
— Я-то? Ха-ха! Я ведь заранее знал, что так будет.
— Мало что знал. Все-таки одурачен.
— Нисколько. Шутки эти я хорошо знаю.
— Что знаешь? Ничего ты не знаешь.
— Весь секрет знаю. Чревовещание! — многозначительно произнес он непонятное мне слово,
— Какое чревовещание?
— Чревовещатель он, дяденька-то этот. Животом говорить умеет. Спрашивает вслух да сам себе брюхом и отвечает. А публика воображает — Феликс. Мальчишка ни слова не говорит: знай, сидит себе да дремлет в кресле. Так-то, мелюзга! Все эти их штуки я хорошо знаю.
— Погоди, как же это можно животом говорить? — в недоумении спросил я, но он уже отвернулся и не слышал вопроса.
Я вышел в соседнюю залу, где зрители прогуливались во время перерыва, и заметил кучку людей, которые, собравшись возле наших контролеров, о чем-то оживленно беседовали. Я остановился послушать.
— Во-первых, чревовещатели вовсе не говорят животом, как наивно полагают многие, — объяснял собравшимся артиллерист. — Это только кажется иногда, что голос чревовещателя исходит из глубины его тела. На самом деле он говорит, как и мы с вами, то-есть ртом, языком, — только не губами. Искусство его в том, что он, говоря, не делает ни одного движения губами, не шевелит ни одним мускулом лица. Когда он произносит слова, вы можете смотреть на него — и не заметить, что он говорит. Поднесите свечку к его рту — пламя не дрогнет: настолько слабо выдыхает он воздух. А так как при этом он еще изменяет свой голос, то вы верите ему, будто слова доносятся откуда-нибудь из другого места, — что говорит кукла или нечто подобное. В этом весь секрет чревовещания.
— Не только в этом, — вставил пожилой человек из окружающей группы. — Чревовещатель прибегает еще к разным уловкам, — продолжал он. — Он хитро направляет внимание зрителей туда, откуда будто-бы доносятся звуки, и одновременно отвлекает внимание от себя самого, чтобы вернее и удобнее скрыть истинного виновника… Вероятно, прорицания древних оракулов и тому подобные мнимые чудеса — проделки чревовещателей. Но скажите: разве вы думаете, что наш фокусник — чревовещатель, и этим объясняете все представление?
— Напротив, я именно и вел к тому, что здесь ничего подобного быть не может. О чревовещании зашла у нас речь мимоходом, потому что многие из публики склонны видеть в этом разгадку сеанса. Я хотел объяснить, что это совершенно несообразная догадка.
— Но почему же? Почему нет? — раздались голоса.
— Да очень просто. Ведь список слов был в наших руках: фокусник не видал его, когда Феликс перечислял слова. Как же мог фокусник — будь он хоть сто раз чревовещатель — как мог он сам-то запомнить все слова? Пусть мальчик непричем, безгласная кукла, декорация, пусть так. Но какая же дьявольская память должна быть тогда у самого фокусника! Чревовещание нисколько не разъясняет этой загадки, только переносит ее в другое место. А если так, то согласитесь, что для нас довольно безразлично, чревовещатель ли наш Фокусник, или нет.
— Как же тогда объясняется все это? Ведь не чудо же здесь, в самом деле?
— Разумеется, не чудо. Но скажу откровенно: я теряюсь в догадках, не могу придумать никакого объяснения…
Звонок объявил начало второго отделения, и все направились в зрительный зал к своим местам.
Сверх программы
После перерыва фокусник начал какие-то странные приготовления.
Он вынес на середину сцены стойку, состоящую из нижней доски и укрепленной в ней отвесно палки примерно в рост человека. Пододвинув к палке стул, он знаком указал Феликсу стать на него. Затем положил локоть правой руки мальчика на верхний конец палки, достал еще одну палку и подставил ее под левую руку.
Покончив с этими непонятными для меня приготовлениями, фокусник стал делать возле лица мальчика странные движения руками, словно поглаживая его, не прикасаясь.
— Усыпляет, — произнес кто-то из сидевших сзади меня.
— Гипнотизирует! — поправила моя соседка справа.
Феликс в самом деле заснул от этих движений: закрыл глаза и стоял совершенно неподвижно.
Тогда началось самое интересное и загадочное. Фокусник осторожно вынул стул из-под ног мальчика, и тот остался висеть, опираясь локтями о две палки. Фокусник убрал палку из-под левой руки — Феликс попрежнему висел, хотя опирался локтем только об одну палку. Это было совершенно непостижимо!
— Гипнотический сон, — объяснила моя соседка и добавила: — Теперь с ним можно делать что угодно.
Кажется, она была права, потому что фокусник отвел тело Феликса на некоторый угол в сторону от палки — и оно послушно сохраняло это наклонное положение, вопреки силе тяжести. Еще поворот — и мальчик чудесным образом повис горизонтально в воздухе, облокотившись о конец палки.
— Сверх программы, — сказал мой сосед слева.
— Сверх чего? — переспросил я.
— Сверх программы.
— Как это он там сверх программы? Не понимаю.
— Не он сверх программы, а номер такой. Об этом в афише не объявлялось, ну значит — номер сверх программы дается.
— Да, но на чем он держится?
— Этого уж не умею сказать. Висит как-нибудь. Отсюда не увидишь на чем.
— Говорю вам: гипнотизм! — вмешалась соседка справа. — Что угодно с ним теперь делать можно.
— Вздор! — возразил левый сосед. — На гипнотизме не повиснешь. Какие-нибудь фокусные бечевки, прозрачные ленты, не иначе.
Но Феликс положительно ни на чем не висел: фокусник нарочно провел рукой несколько раз поверх его тела, чтобы показать, что нет никаких скрытых от публики бечевок или лент. Потом таким же образом провел рукой под телом Феликса. Стало очевидно, что и внизу никаких прозрачных невидимых подпорок быть не могло.
— Видите, видите! Я говорила… Просто гипнотическое состояние, — торжествовала соседка.
— Очень даже просто, — раздраженно ответил сосед. — Фокус, ничего больше. Мало ли фокусники что проделывают! Все гипнотизм скажете…