– Вы верно сказали: он был вралем.

– Да, – подтвердил я, возвращаясь на место и усаживаясь. – Но вралем гениальным. Где другие ограничились бы плагиатом, он выстроил целый мир, и мир этот стоит до сей поры… «Человек не крадет, он завоевывает, – любил повторять Дюма. – Каждую завоеванную провинцию он присоединяет к своей империи: навязывает ей свои законы, населяет темами и персонажами, распространяет там свое влияние…» В данном случае история Франции стала для него золотой жилой. Он проделал неслыханный трюк: почтительно сохранил раму и подменил саму картину – то есть без малейших колебаний разграбил открытую им сокровищницу… Главных действующих лиц Дюма превращает во второстепенных, скромных статистов – в героев первого плана, много страниц отдает описанию событий, которым в исторических хрониках посвящена пара строк… Никакого договора о дружбе д'Артаньян и его товарищи никогда не заключали – хотя бы потому, что друг друга не знали… Не было никакого графа де Ла Фер. Вернее, их было много, но ни один не носил имени Атос. Правда, Атос существовал, и звали его Арман де Силлек д'Атос, а умер он от раны, полученной на дуэли, еще до того, как д'Артаньян вступил в ряды королевских мушкетеров… Арамис – это Анри де Арамитц, дворянин, светский аббат в сенешальстве Олорон, зачисленный в тысяча шестьсот сороковом году в мушкетерскую роту, которой командовал его дядя. В конце жизни он удалился в свои владения вместе с женой и четырьмя детьми. Что касается Портоса…

– Вы хотите сказать, что был и некий Портос?

– Был. Звали его Исаак де Порто, и он не мог не знать Арамиса, или Арамитца, потому что стал мушкетером всего на три года позже, чем тот, в тысяча шестьсот сорок третьем. Известно только, что умер он до срока, и, наверно, причиной тому стала болезнь, война или дуэль, как у Атоса.

Корсо слушал, постукивая пальцами по «Мемуарам д'Артаньяна», потом тряхнул головой и улыбнулся.

– Ну а теперь вы скажете, что существовала и некая миледи…

– Именно. Но звали ее вовсе не Анна де Бейль, и она не была леди Винтер. И на плече у нее не было никакой лилии, хотя агентом Ришелье она и в самом деле являлась. Да, некая графиня де Карлейль и вправду украла на балу алмазные подвески у герцога Бекингэма. И не смотрите на меня так! Об этом рассказал в своих «Мемуарах» Ларошфуко [8]. А Ларошфуко слыл человеком очень серьезным и заслуживающим доверия.

Корсо глядел на меня во все глаза. Он был не из тех, кого можно легко чем-то поразить, особенно когда речь шла о книгах; но услышанное явно ошеломило его. Позднее, узнав Корсо лучше, я задумался: а было ли его тогдашнее изумление искренним, или он пустил в ход очередной профессиональный трюк, разыграл передо мной хитроумную комедию? Теперь, после того как все закончилось, у меня не осталось и тени сомнения: я был для Корсо источником информации, и он меня обрабатывал.

– Все это очень интересно, – сказал он.

– Если вы отправитесь в Париж, Репленже расскажет вам гораздо больше моего. – Я глянул на рукопись, все еще лежащую на столе. – Хотя я не уверен, что расходы на поездку оправдают себя… Сколько может стоить эта глава при нынешних ценах?

Он снова принялся грызть ластик на конце карандаша, изображая скептицизм:

– Немного. На самом деле я поеду туда по другому делу.

Я улыбнулся грустной и понимающей улыбкой. Ведь все, чем владею я сам, вся моя скудная собственность – это «Дон Кихот» Ибарры [9] и «фольксваген». Надо ли пояснять, что автомобиль обошелся мне дороже книги.

– Догадываюсь, о чем речь, – сказал я.

Корсо скорчил гримасу – что-то вроде кислого смирения, – и при этом стали видны его кроличьи зубы.

– Да, и так будет продолжаться до тех пор, пока Ван Гог и Пикассо не встанут у японцев поперек горла, – заметил он, – тогда они начнут вкладывать деньги исключительно в редкие книги.

Я вспыхнул от негодования и откинулся на спинку стула:

– Спаси нас от такого Господь.

– Это ваша точка зрения, сеньор Балкан. – Он лукаво смотрел на меня через перекошенные очки. – А вот я надеюсь на этом хорошо подзаработать.

Он сунул блокнот в карман плаща и поднялся, повесив холщовую сумку на плечо. И я еще раз подивился его показной беззащитности, его вечно сползающим на нос очкам. Потом я узнал, что он жил один, в окружении своих и чужих книг, и был не только наемным охотником за библиографическими редкостями, но еще любил игры по моделированию наполеоновских войн – мог, например, по памяти восстановить точный ход какой-нибудь битвы, случившейся накануне Ватерлоо. Была на его счету и какая-то любовная история, довольно странная, но подробности я узнал лишь много позже. И тут я хотел бы кое-что пояснить. По тому, как я описал Корсо, может сложиться впечатление, будто он безнадежно лишен каких-либо привлекательных черт. Но я, рассказывая всю эту историю, стремлюсь быть прежде всего честным и объективным, поэтому должен признать: даже в самой нелепости его внешнего облика, именно в той самой неуклюжести, которая – уж не знаю, как он этого добивался, – могла быть разом злобной и беззащитной, наивной и агрессивной, крылось то, что женщины называют «обаянием», а мужчины – «симпатией». Да, он мог произвести благоприятное впечатление, но оно улетучивалось, стоило вам сунуть руку в карман и обнаружить, что кошелька-то и след простыл.

Корсо убрал рукопись в сумку, и я проводил его до дверей. В вестибюле он остановился, чтобы пожать мне руку. Здесь висели портреты Стендаля, Конрада и Валье-Инклана, а рядом – отвратительная литография, которую несколько месяцев назад жильцы нашего дома общим решением – при одном голосе «против» (моем, разумеется) – постановили повесить для украшения на стену.

И тут я рискнул задать ему вопрос:

– Честно признаюсь, меня мучает любопытство: а где все-таки отыскалась эта глава?

Он замер в нерешительности и, вне всякого сомнения, прежде чем ответить, быстро взвешивал все «за» и «против». Но ведь я оказал ему самый любезный прием, и теперь он попал в разряд моих должников. К тому же я мог снова ему понадобиться, так что выбора у него не было.

– Вы знали некоего Тайллефера? Это у него мой клиент купил рукопись.

Я не сдержал возгласа изумления:

– Энрике Тайллефер?.. Издатель?

Взгляд Корсо рассеянно блуждал по вестибюлю. Наконец он мотнул головой – сверху вниз.

– Он самый.

Мы оба замолчали. Корсо пожал плечами, и мне было понятно почему. Объяснение легко было отыскать в любой газете, в разделе криминальной хроники: ровно неделю назад Энрике Тайллефера нашли повесившимся в гостиной собственного дома – на поясе от шелкового халата, а прямо под его ногами лежала открытая книга и валялись осколки разбитой фарфоровой вазы.

Много позже, когда история эта закончилась, Корсо согласился рассказать мне, как все развивалось дальше. Так что теперь я могу относительно точно восстановить даже те события, свидетелем которых не был, – цепочку обстоятельств, которая привела к роковой развязке и раскрытию тайны Клуба Дюма. Благодаря позднейшим откровениям охотника за книгами я могу сыграть в этой истории роль доктора Ватсона и сообщить вам, что следующий акт драмы начался через час после нашей с Корсо встречи – в баре Макаровой. Флавио Ла Понте стряхнул капли дождя с одежды, устроился у стойки рядом с Корсо и тотчас заказал рюмку каньи. Потом сердито, но не без тайного удовольствия глянул на улицу, словно ему только что пришлось пересечь открытую местность под прицельным огнем снайперов. Дождь лил с библейской неукротимостью.

– Так вот, коммерческие фирмы «Арменгол и сыновья», «Старые книги» и «Библиографические редкости» намерены подать на тебя в суд, – сказал он и погладил рыжую кудрявую бороду, потом вытер пивную пену вокруг рта. – Только что звонил их адвокат.

– В чем меня обвиняют? – спросил Корсо.

– В том, что ты обманул некую старушку и разграбил ее библиотеку. Они клянутся, что по поводу тех книг у них была с ней железная договоренность.