— Полагаю, вы знакомы с кардиналом Ивашкевичем.

Только после этого, и ни секундой раньше, Куарт посмотрел направо и наклоном головы приветствовал неподвижную фигуру. Разумеется, он знал Его Высокопреосвященство Ежи Ивашкевича, епископа Краковского, поднятого до кардинальского пурпура его соотечественником — Папой Войтылой, и префекта Священной конгрегации по делам учения о вере, известной до 1965 года под именем инквизиции. Ни Ивашкевича — даже в виде худого темного силуэта на фоне окна, — ни то, что он представлял, невозможно было спутать ни с кем и ни с чем.

— Laudatur Jesus Cristus, [8] Ваше Высокопреосвященство.

Глава инквизиции не ответил на приветствие: он не пошевелился, не произнес ни слова. Воцарившееся молчание нарушил хрипловатый голос Монсеньора Спады:

— Если хотите, можете сесть, отец Куарт. Встреча у нас сегодня официозная, так что его Высокопреосвященство предпочитает стоять.

Он так и сказал по-итальянски: ufficioso, и Куарт уловил этот оттенок. В специфическом ватиканском языке разница между ufficiale и ufficioso была весьма ощутимой. Ufficioso означало вещи, которые думаются, но не говорятся, а если даже и высказываются вслух, то впоследствии никто и никогда не признает этого. Но даже зная, как обстоят дела, Куарт, взглянув на стул, который движением руки с кинжалом предложил ему архиепископ, качнул головой, отклоняя приглашение, и остался стоять посреди комнаты, спокойно и свободно, заложив руки за спину, как солдат, ожидающий приказа.

Монсеньор Спада одобрительно взглянул на него, сощурив хитрые глаза, белки которых покрывала целая сеть коричневых жилок, как бывает у старых собак. Из-за этих глаз, массивного тела и жестких, словно щетка, волос его прозвали Мастифом, но именовать его так — да и то шепотом — осмеливались лишь самые видные и надежные члены курии.

— Рад снова видеть вас, отец Куарт. Мы давно не встречались.

Два месяца, припомнил Куарт. Тогда в этом кабинете их тоже было трое: они оба и известный банкир Ренцо Лупара, президент итальянского банка «Континентале» — одного из тех, с которыми тесно связан финансовый аппарат Ватикана. Лупара, красавец и щеголь, обладатель безупречной репутации и счастливый семьянин, которого небо благословило очаровательной спутницей жизни и четырьмя детьми, сделал себе состояние, используя ватиканскую «крышу» для перекачивания в собственные сейфы денег предпринимателей и политических деятелей — членов масонской ложи «Аврора-7», в коей сам он занимал тридцать третью ступень. Лоренсо Куарт специализировался по мирским делам как раз подобного рода; посему в течение шести месяцев он изучал следы, оставленные Лупарой на коврах кое-каких кабинетов в Цюрихе, Гибралтаре и Сан-Бартоломе (Антильские острова). Результатом его поездок явился исчерпывающий доклад, легший на стол директору Института внешних дел и тем самым поставивший банкира перед выбором: тюрьма либо благоразумный exitus [9], позволяющий сохранить доброе имя банка «Континентале», Ватикана и — по возможности — синьоры Лупара и ее четырех отпрысков. Сидя в кабинете архиепископа и уставив невидящий взгляд расширенных глаз на фреску с изображением Тирренского моря, злосчастный банкир уловил суть того, что весьма тактично излагал ему монсеньор Спада, подкрепляя свою речь цитатами из библейской притчи о злом рабе. Лупара не внял заботливому напоминанию о том, что масон, покидающий этот мир без покаяния, совершает смертный грех; выйдя из кабинета, он прямиком отправился на свою великолепную виллу на острове Капри, где и свалился (по всей видимости, нераскаянным) с одной из террас, расположенной на самом краю обрыва. Если верить укрепленной там мемориальной табличке, когда-то на этом самом месте выпил рюмку вермута, созерцая дивный пейзаж, Курцио Малапарте.

— Есть подходящее дело для вас.

Куарт продолжал стоять неподвижно в центре комнаты, ожидая дальнейших слов начальника и ощущая на себе взгляд Ивашкевича из оконной ниши. На протяжении последних десяти лет у архиепископа Спады всегда находилось подходящее дело для священника Лоренсо Куарта, и каждое из этих дел было отмечено именами и датами — Центральная Европа, Латинская Америка, бывшая Югославия — в черной кожаной записной книжке, которая служила Куарту чем-то вроде путевого журнала, отражавшего день за днем долгий путь, пройденный им с момента принятия ватиканского гражданства и начала работы в оперативном отделе Института внешних дел.

— Взгляните-ка на это.

Директор ИВД поднял, держа пальцами за краешек, лист бумаги с текстом, напечатанным принтером компьютера. Куарт протянул было руку, но в этот момент силуэт кардинала Ивашкевича беспокойно дернулся на фоне окна. Не опуская руки с листом, Монсеньор Спада усмехнулся уголком рта:

— Его Высокопреосвященство полагает, что эта тема весьма деликатного свойства, — проговорил он, глядя на Куарта; но было очевидно, что слова его адресованы кардиналу. — И он не убежден, что расширение круга посвященных является разумным шагом.

Куарт опустил руку, так и не коснувшись все еще протягиваемой ему Спадой бумаги, и спокойно, выжидающе взглянул на начальника.

— Разумеется, — прибавил архиепископ, усмехаясь теперь одними глазами, — Его Высокопреосвященство знает вас гораздо меньше, чем я.

Куарт едва заметным кивком головы выразил свое согласие и продолжал стоять, не задавая вопросов и не выражая нетерпения. Монсеньор Спада повернулся к кардиналу Ивашкевичу:

— Я же говорил вам, что он хороший солдат.

На некоторое время воцарилось молчание. Силуэт у окна не шевелился, тускло маяча на фоне покрытого облаками неба и серого сквозь завесу дождя сада Бельведере. Затем кардинал сделал шаг от окна, и неяркий свет пасмурного утра, косо упав на его плечо, обрисовал костистый подбородок, пурпурный ворог сутаны, слабо скользнул по золоту наперсного креста и по камню пастырского перстня, когда кардинал протянул руку, взял у Монсеньора Спады документ и сам передал его Лоренсо Куарту.

— Прочтите.

Куарт подчинился приказу, произнесенному по-итальянски с гортанным польским выговором. Лист распечатки содержал короткое послание:

— Это оказалось в личном компьютере Папы, — пояснил монсеньор Спада, заметив, что его подчиненный кончил читать. — Без подписи.

— Без подписи, — механически повторил Куарт. Это была его привычка — повторять отдельные слова вслух, подобно тому как рулевые и младшие офицеры повторяют приказы командира; делая это, он словно бы предоставлял себе — или другим — возможность обдумать сказанное. В его мире некоторые слова были равносильны приказам. А некоторые приказы — порой всего лишь интонация, оттенок, улыбка — могли иметь последствия, безо всякой натяжки подходящие под определение «роковых».

— Наш непрошеный гость, — продолжал архиепископ, — принял меры к тому, чтобы скрыть свое местонахождение. Однако удалось установить, что послание отправлено из Севильи с помощью компьютера, подключенного к телефонной сети.

Куарт еще раз, теперь внимательнее, прочел переданную ему бумагу.

— Здесь говорится о какой-то церкви… — начал он и остановился, ожидая, что кто-либо из присутствующих закончит фразу за него. Слишком уж нелепым ему показалось произнести вслух подобное.

— Да, — подтвердил монсеньор Спада. — О церкви, которая убивает, дабы защитить себя.