Костя целует Валю.
Ну… А как твоя Тамара реагировала на развод? Что ты подал?
Паша. Она сама подала. Еще раньше, чем я ей сказал.
Валя. Значит, она сама… Это много лучше.
Паша. Объюдно. Стороны пришли к объюдному решению.
Валя. Так ты здесь живешь?
Паша. Когда где.
Валя. Стало быть, тебе не нужно никуда ехать, чего же ты тут рассчитывал время! И мне не нужно ехать. Костя, ты тоже, чего тебе, успеешь еще за свою загородку «осторожно, двери закрываются». Пьем, мужики! Доставай еще одну бутылку! Сколько, стало быть… тебе… две, мне… три, нет, четыре, а остальное выпьем!
Паша. Иди, позвони-ка, времени уже в обрез.
Валя. Какое в обрез!.. Ты же… Как это… Нигде не живешь. Никому не нужен ты.
Паша. Если я опоздаю, меня лишат супружеских ласк.
Валя. Каких супружеских?
Паша. Ласк. Она просто дверь запирает в квартиру.
Валя. Да какие у тебя супружеские! Это у меня супружеские да у Кости за загородкой… Кстати, Костя, ты у родителей по-прежнему ночуешь?
Костя. Поругался.
Валя. Нехорошо, старик! Глядишь, и переночевать негде будет!
Костя. Поругался. Полина все говорит: «На кой нам их куры!» Придут навестить внуков, несут куру. На восемь человек. И действительно, придут. Обед давно без этой куры готов, давно бы сели, нет, они ее варить желают. Все холодное. А они, дураки, не понимают, что их благотворительность у Полины и у Ваньки одно раздражение вызывает. Полька меня просит: скажи им, не надо. Я сказал, мать расстроилась, отец капли принимал. Мы твоим детям, раз у них всё пропивают. И вот тебе, всё свернули на меня. Мать говорит, если вы с Полиной такая дружная семейка, и не ходи сюда ночевать, не стоит. А подумаешь! Да застрелитесь!
Паша. После двенадцати ни одна машина в нашу сторону не ходит. Ни одна. Можно взять девочку, положить на шоссе и без помехи делать все что хочешь сколько хочешь раз. Так что надо спешить, надо торопиться. (Пьет.)
Валя. А ты от Тамары еще не выписался?
Паша. Выписался, осталось к матери прописаться, какие-то пустые формальности. Я тянул, но теперь всё.
Валя. Правильно, пропишись, не ровен час останешься без квартиры.
Паша. Надо спешить! Торопиться! Я не успеваю на автобус!
Костя. На автобус ты еще двадцать раз успеешь. Уедешь. Подожди еще пять минут, Валя сходит позвонит.
Валя делает себе бутерброд и выходит.
Костя. Ну как у мамаши?
Паша. Ей операцию по пересадке костного мозга надо делать. Срочно. Завтра же. Надо будет дать костный мозг, я дам. Я дам костный мозг завтра же, уже проверяли. Совпадает. У жены с мужем – нет. С ребенком еще может совпасть, а с женой – никогда. Не кровная, а тут кровная. Вот и все о’кей! Все будет о’кей. Выпьем.
Костя. Ты сегодня к ней ездил, как?
Паша. Ездил. Не спрашивай. Такие дела, что не спрашивай. Совсем белая.
Пьют.
Костя. У меня папаше все время плохо. Надо спросить у Смирновой, что мы тогда пили. Здорово снижает давление.
Паша. Да, мы тогда царапались долго из вагона.
Костя смеется.
А как они, не согласны выделить тебе площадь?
Костя. Мать говорит, что с Полиной все равно разойдешься и на нашу голову жить придешь.
Паша. Наоборот! Если у тебя будет отдельная площадь, то ты разойдешься и будешь жить сам.
Костя. Они сказали, что, во-первых, хотят умереть на своем месте, где привыкли. И знаешь, их очень дед Ваня, оказывается, поддержал, я не знал. То всё они не контачили, не контачили, а тут папаша позвонил Ваньке, и нашли общий язык. Да, представьте себе, сказал Ванька, старому человеку нельзя менять динамический стереотип и место жизни. Он от этого умирает очень быстро. А дело в чем? Полька тоже просит у своих родителей, чтобы они разменялись и выделили ей хотя бы однокомнатную квартиру. Мой муж, мне с ним жить и так далее. Нет, сказал Ваня, нам нельзя из-за динамического стереотипа. И они с моим папашей это дело обсудили и постановили. Да как, да что, да кто будет с детьми, они к внукам привязались. Понимаешь, они к моим детям привязались! Ты, Полина, одна не сможешь, Кистянтин тебя продаст у первой же будки с пивом.
Паша. Да, ты уже говорил.
Костя. Я тоже так, пусть живут как знают. Я пальцем не пошевельну для себя. Никому не желаю мешать жить. Не хочу судиться, разговаривать, чтобы они с машиной вещей отъезжали. Да пропади оно все пропадом. А я проживу. Они, не в силах ничего сделать, молча смотрят на мое падение, а я не падаю, я живу. Дети сыты, одеты, телевизор работает, как говорит дед Ванька. Да, в понедельник деньги дают, надо будет Владику купить валенки. Дружинина принесет своей дочки валенки за четыре рубля.
Паша. Могла бы и за бесплатно. Так бы отдала.
Костя. Она бы отдала, да я бы взял.
Паша. Понятно.
Костя. За это дело мне будет четыре рубля. Принесу валенки, скажу Полине: купил, вычти из питания четыре рубля.
Паша. У меня тоже: Тамара привыкла, что я получаю рубль пять. Теперь тут мне повысили. Она меня спрашивает: Паша, ты рубль двадцать теперь получаешь? Я говорю, что ты… Да… Так и не узнала…
Возвращается Валя.
Валя. Бабушка сказала, что она через двадцать минут домой вернется. Звонила, что в дороге уже.
Костя. Кто?
Паша. Блондинка?
Валя. Именно. Ирка Строганова.
Пауза. Костя и Паша с укором смотрят на Валю.
Костя. Она придет и все выпьет.
Валя. Я ее видел на вечере встречи в этом году. Позвони, сказала, когда захочешь выпить.
Костя. Она тут к нам приезжала с дочкой, дед Ваня сколько на стол выставил рябинового вина, столько она и приняла. У нас день рождения был у Светы. Два дня родня гуляла. До чего ее дочка на Семена похожа! (Показывает рожу.)
Валя. Ей не в армию идти.
Костя. Ирка тут же за столом рассказала, что, откуда бы она ни приползла, как бы ни выпила, обязательно на ночь всю одежду своей девочки сложит, погладит для детского сада стопочкой. Родня была в восторге.
Валя. Она кандидат.
Костя. А так смешно получилось, что Семен со своей новой женой тоже приехал на день рождения Светы. Но только Ирка Строганова перепутала и приехала днем позже. Или не перепутала, а рассчитала. Скорей всего. Но это было воскресенье, так что за столом сидела вторая очередь родственников. А то бы две жены повстречались.
Паша. Семен часы отдал?
Валя. Какие часы?
Костя. Да, с часами. Семен повел меня в пивбар в день зарплаты. Говорит: «Я своей новейшей жене должен отдать отчет в деньгах, так что мы с тобой выпьем, а ты мне часы дашь в залог. Я скажу, что купил у мужика за пятерку». Я снял часы.
Паша. Это ты говорил.
Костя. Да, проходит неделя, я отдаю Семену деньги и спрашиваю, где часы. Он отвечает, что ремешок оборвался и часы он потерял. Ладно. В следующий раз мы встретились, он говорит, пойдем ко мне домой, у меня дома никого нет, жена рожает. Приходим, я смотрю: на окошке лежат мои часы. И правда с оборванным ремешком.
Валя. Что у тебя общего с этим человеком?
Костя. Общего у нас то, что я его боготворю и им восхищаюсь. Пошли мы тут с ним в ресторан для иностранцев, открыто до трех утра. Там друг у Семена стал метрдотелем. Пили до этого на какой-то посторонней свадьбе. Семен подружился там с музыкантами, мы сидели с джазом и пили наравне. Потом нас вывели, и тогда мы поднялись в бар для иностранцев и пили там до упора. Потом все ушли, мы с Семой разделись и пошли купаться в бассейн с золотыми рыбками. А Виталик, метрдотель, по краю бегает и кричит: «Парни, вы мне тут крепитесь, а то рыбки подохнут. Терпите».