Никакой он не сукин сын – Жан-Луи. Просто свихнувшийся на кино парень, и что бы я делал без него? Не пропал бы, конечно, клепал бы свои никчемные статейки и дальше, но именно Жан-Луи я обязан своей карьерой в «Полном дзэне». Интеллектуал-борзописец, убойный кинокритик, предмет вожделений студенточек филфака, псих-фака и факультета математической лингвистики.

Студенточки не впирают меня абсолютно.

Другое дело – Жан-Луи. Вот кто вызывает у меня восхищение, иногда граничащее с ненавистью, иногда – с искренним изумлением, а иногда мне просто хочется оторвать ему башку и покопаться в ней. Впрочем, я и так знаю, что бы там увидел.

Видеопрокат.

Не тот, в котором сидит Жан-Луи, – жалкий закуток в магазинчике «24 часа», необязательное дополнение к сервелату «Невский», нарезке из севрюги и марокканским апельсинам – не тот, другой. А может, и не видеопрокат вовсе, так – культовое сооружение, храм, костел, мечеть, синагога, с экраном вместо алтаря, или с несколькими экранами, неважно. Важна проекция на экран, кино без продыху, все те же «24 часа», только марокканским апельсинам не принадлежит в них ни одной секунды. Единственный прихожанин храма, единственный зритель в зале – Жан-Луи, даже девки при нем нет, грешно лезть под блузку на глазах у Ромера, Риветта и «Случайно, Бальтазар». Нет ни девки, ни поп-корна, мобильник отключен, я бы сдох от скуки.

Жан-Луи не сдыхает.

Кино – единственная среда, в которой он может существовать. В отличие от меня – интеллектуала-борзописца и убойного кинокритика. Я могу существовать где угодно, «Полный дзэн» предоставляет массу возможностей, редакционные корки – не что иное, как пропуск в виртуально-гламурный рай, так, во всяком случае, думают студенточки. Филфака, психфака и факультета математической лингвистики. Среди них нет ни одной Мод, утверждает Жан-Луи, и я ему верю. Мод скорее можно найти в том самом виртуально-гламурном раю, куда я захаживаю пропустить стаканчик-другой. Сорок процентов рекламы, развешанной по кущам, не считая скрытой. А если посчитать – и все восемьдесят наберется, мои обзоры – не исключение, это я – я! – заставляю всех этих тамагочи с кубиками на животе откидываться от своих компьютеров, сниматься со своих тренажеров, вырываться из стерильных объятий своих партнеров по бизнесу – и гоню, гоню их. На Ларса фон Триера (жалкое подобие Дрейера, по мнению Жан-Луи, ваше место в школьном кружке «Умелые руки»). На Квентина Тарантино (фальшивые перепевки «фильм нуар», по мнению Жан-Луи, – ваше место в церковном хоре). На Франсуа Озона (неудачная реинкарнация Фассбиндера, по мнению Жан-Луи, – ваше место в эконом-классе). Лично мне ни Тарантино, ни Озон и даром не нужны, хотя обычно проходят под рубрикой «Смотреть обязательно!». Пиво и кегельбан куда занимательнее, не говоря уже о флирте с цыпочками, далекими и от гламура, и от математической лингвистики. Пробники духов и посиделки в модных клубах – на это цыпочки клюют с не меньшим энтузиазмом, чем тамагочи на слово «культовый». Девять из десяти сотрудников «Полного дзэна» – такие же ловчие, как и я, такие же егеря со стажем – поставляют мне подобное добро за здорово живешь, корпоративная солидарность налицо. Пробниками духов и тусней в модных клубах дело не ограничивается, сюда можно приплюсовать скидки в бутиках, ужины за счет полсотни заведений – от задроченного чайного домика до ресторана «ПалкинЪ»; VIP-места во Дворце спорта с последующим молниеносным рейдом за кулисы, «Хай, как насчет автографа для моей крошки?.. Ну как тебе нравится твой герой?»

Я точно знаю, что нравлюсь, и без шляпы борсалино. Я – бесплатное приложение к пробникам, клубешникам и скидкам в бутиках; особенно – скидки, как тут не понравиться?.. Неизвестно, правда, понравился бы я Мод – femme fatal в интерпретации Жан-Луи – но и сама Мод нужна мне примерно так же, как Озон с Тарантино.

Жан-Луи.

Жан-Луи, вот кто мне нужен по-настоящему.

Жан-Луи с вечно спутанной дикорастущей бородой, с продранными на локтях свитерами (их у него три – и все они продраны на локтях); с ботинками «Кларке», выуженными лет сорок назад из французской «новой волны», кажется, им и сносу нет, в каком именно фильме он выудил эти ботинки – остается загадкой. Жан-Луи с его монографией о кино шестидесятых, которая никогда не будет дописана – и он, и я это знаем. «Моя ночь с Мод», все дело в этом сраном фильме, начинать монографию именно с него было большой ошибкой, дальше Жан-Луи не продвинулся, хотя объем уже и составляет две сотни страниц. Иногда, будучи в хорошем расположении духа, Жан-Луи зачитывает мне отрывки. При другом раскладе мне бы понравилась его писанина, но уж слишком много в ней Мод, слишком: Мод такая, Мод сякая, что делала бы Мод во время дождя? а во время прилива? а во время любви?.. Ни одна женщина не стоит двух сотен страниц, даже femme fatal.

Объяснять это Жан-Луи у меня нет никакого желания, да он бы меня и не послушал. Застревающая личность, но от этой личности целиком зависит моя карьера в «Полном дзэне». Нет, Жан-Луи вовсе не пишет за меня, как можно было бы предположить, – Жан-Луи за меня думает. Его размышления так же оригинальны, как и его ботинки. То есть, возможно, «Кларксы» и были чем-то обыденным сорок лет назад, но только теперь их фиг достанешь. Мысли, которые достает из своей синефильской башки Жан-Луи, волнуют меня чрезвычайно, ни в каком другом месте ими не разживешься. То, что они касаются совсем другого – полузабытого – кино, не имеет значения. Мне остается лишь заменить фамилии режиссеров, старые на новые, переставить буквы в словах и слова в названиях – и все, дело в шляпе (фасон – по усмотрению, я, как обычно, предпочитаю борсалино). Открытие, которое сделано мной в качестве убойного кинокритика журнала «Полный дзэн», не так уж оригинально, но я пришел к нему сам: людям совершенно все равно, что смотреть, в любом из фильмов, пусть и самых великих – действительно великих, не то, что нынешняя постмодернистская дешевка, – в них нет равным счетом ничего такого, чего бы они не знали или о чем не догадывались, опыт-то у всех одинаковый. И у меня с «Резней бензопилой в Техасе», и у Жан-Луи со «Случайно, Бальтазар», и у цыпочек с «Красоткой», и у студенточек сдушу-гроба-мать-»Догмой». Любое событие можно описать одними и теми же словами, сюжет укладывается в еще меньшее количество слов, важен лишь образ, который при этом создается. Образы – они пасутся в синефильской башке Жан-Луи табунами, мне нужно выбрать подходящего жеребца, лучше – парочку; лоснящихся на солнце, с точеными ногами, с вечно спутанной, дикорастущей гривой (такой же, как и борода Жан-Луи, немного брутальности, немного небрежности не помешает – за это меня и ценят в «Полном дзэне»). Жеребцы покорно следуют за мной – им все равно, за кем следовать. И обвинить меня в конокрадстве некому, единственный, кто мог бы это сделать, – сам Жан-Луи, но Жан-Луи принципиально не читает глянцевых журналов. Все, что он делает или не делает, – имеет принципиальное значение.

Принципиальный антиглобалист, так я подумал о Жан-Луи, когда увидел его в первый раз, антибрэндовый мудак, все лейблы на его свитерах истлели, если когда-нибудь и были; ботинки «Кларке» – это да, но считать их слабым звеном в антиглобалистской, антибрэндовой обороне можно лишь с большой натяжкой, тем более из-за стойки ботинки не просматриваются.

Возможно, ботинки бы и заинтересовали «Полный дзэн», особенно его рубрику «Носить обязательно», – но только ботинки. Сами же типы, подобные Жан-Луи, никакого интереса для журнала не представляют. Уж не знаю, что им нужно совершить, чтобы удостоиться хотя бы сноски. Разве что убить Тарантино. Или самим стать Тарантино.

– …Ну, а вам что, уважаемый? «Резню бензопилой в Техасе»?

– Да пошел ты, мудак!.. – Должно быть, я не один такой, кто посылает, – судя по огромному синяку, расползшемуся по скуле типа. Должно быть, синяк еще больше, чем я думаю, но его истинные размеры скрывает борода.

– …А у вас есть?

– Нет. То есть была, но сейчас на руках. Вы десятый за последние два часа, кому бензопила нужна позарез.