О силе полемических выступлений Г. В. Плеханова, Ю. О. Мартова, Н. И. Бухарина, Г. Е. Зиновьева, Л. Б. Каменева, Л. Д. Троцкого и других можно судить и по отобранным составителями материалам книги. Из них можно выделить критические статьи против ликвидаторов и примиренцев — «В защиту подполья», «Наше положение», «В. И. Засулич, ликвидаторы и раскольничий фанатизм» Г. В. Плеханова, «35 тысяч курьеров» К. Н. Самойловой; против зубатовцев — «Новые друзья русского пролетариата» Ю. О. Мартова. «Зубатовцы в подпольной печати» Л. Д. Троцкого; против эсеров — «Таракан во щах» Л. Д. Троцкого; против бесправия трудящихся в классовом обществе — «К юзовской катастрофе» И. И. Скворцова-Степанова. Использование иронии, убийственных характеристик и сравнений, других полемических приемов, делавших противника смешным и одиозным, — все это мы неизменно находим в названных статьях. Характеризуя, например, начальника московского охранного отделения С. Зубатова, Мартов пишет: «...Зубатов уже достаточно вымарался в грязи шпионского ремесла, чтобы получить право заниматься кровавым делом царского палача <...> Будем надеяться, что Зубатов дождется той поры, когда, при свете открытой борьбы за свободу, народ повесит его на одном из московских фонарей» [34].

Иногда противник был сражаем буквально одной-двумя фразами: «Правительство Николая II, — читаем в статье «Зубатовцы в подпольной печати» Троцкого, — содержит на народные деньги целый ряд газетчиков и ораторов, назначение которых хвалить и хвалить премудрость властей до притупления перьев, до хрипоты в голосе...» [35]. Не менее саркастично сказано о П. Струве и его соратнике В. Розанове у Каменева: «Вернулся и г. Розанов в «Новое время» на роль лаятеля.

Г. Струве, который никогда не возвращался назад, всегда шествуя вперед затылком, нашел это возвращение безнравственным» [36].

Весьма характерным для всех публицистов было мастерское использование образов художественной литературы. Особенно часто этот прием встречается у Г. В. Плеханова. Так, в статье «Наше положение» им блестяще использована басня И. И. Хемницера «Метафизик» для изобличения рассуждений о сущности ликвидаторства [37]. Сокрушающей критике подвергает ликвидаторов К. Н. Самойлова, используя образ гоголевского Хлестакова. Разоблачая прозвучавшее со страниц меньшевистского «Луча» утверждение Дана, что эта газета является органом «добрых девяти десятых сознательных рабочих России», она пишет: «Здесь Ф. Д. открывает настоящую Америку! <...> Читая его тираду, невольно вспоминаешь известного героя гоголевского «Ревизора» Ивана Александровича Хлестакова, который, расхваставшись перед провинциальными чиновниками, так увлекся, что уверял их, будто к нему по всем улицам «скачут курьеры, курьеры, курьеры, тридцать пять тысяч курьеров»! Точно так же, очевидно, увлекся и Ф. Д., утверждая, что «Луч» является «органом девяти десятых передовых сознательных рабочих России». Читая статью Ф. Д., не знаешь, чему больше удивляться: его ли развязности и самодовольству или хлестаковскому полету его фантазии» [38].

Значительно усиливают воздействие на читателя и надолго запоминающиеся образы, как, например, образ вампира-капитала в статье И. И. Скворцова-Степанова «К юзовской катастрофе». Пока существует капитал, будут и жертвы капитала — такова главная мысль его выступления, и чтобы показать это как можно убедительнее, он использует такое образное сравнение: «Про одно животное, похожее на летучую мышь, про вампира, рассказывают, что по ночам оно влетает в раскрытые окна, садится на грудь спящих и высасывает их кровь... Все эти рассказы возводят на вампира напраслину. Но если под вампиром они разумеют капитал, то это — сущая правда. Капитал кормится кровью рабочих» [39].

Образность, экспрессивность, действенность рассматриваемой публицистике придавали и усиливавшие основную мысль выступления повторы. «Царское правительство, — особо подчеркивается в статье Бухарина «Клеветники» — знало, что делало, когда оно посылало своих слуг в лагерь революционеров, чтобы разбить их организации, чтобы выловить всех дельных людей, чтобы задушить грядущую революцию» [40]. Тот же прием использует Каменев, воспроизводя картину наступления реакции: «Введя военно-полевые суды, поставив тысячи виселиц, превратив суд в застенок, сослав на каторгу социал-демократических депутатов, отдав население на поток и разграбление местным сатрапам, «облаченным» чрезвычайными «полномочиями», ограбив права у рабочих и отдав деревню кулакам и стражникам, контрреволюция полагала, что тем самым она раз навсегда положила предел революционному движению» [41].

Часто прием усилительных повторов встречается в отличавшейся эмоциональностью публицистике Г. Е. Зиновьева: «В дни всеобщего холопства, в дни бешеного разгула шовинизма, в дни, когда шовинизм грозит стать всеобщим даже среди социалистов, в дни, когда такие люди, как Карл Каутский, «теоретически» оправдывают «социалистический» шовинизм Зюдекумов и Гаазе, когда Жюль Гэд сидит в министерстве рядом с Мильераном, а Плеханов защищает франко-русский союз и для борьбы с германским милитаризмом апеллирует к «культуре» русских казаков и Николая Романова — в такие дни все, что осталось верно социализму, должно поднять свой голос протеста» [42].

Нельзя не отметить, что, стремясь писать как можно ярче, публицисты нередко добивались даже зрительного восприятия тех или иных описываемых событий. Вот как начинает статью о V (Лондонском) съезде Л. Каменев: «Есть в России распространенная игра: на землю, вытянув перед собой ноги, садятся двое «борцов», подошвы их соприкасаются, и, схватившись за руки, они всячески стараются перетянуть друг друга. Эти борцы встают передо мной всякий раз, когда я пытаюсь восстановить перед собой общую картину последнего, пятого по счету, съезда р.с.-д.р.п.» [43]. Эти борцы помогают и читателю так же ярко представить соотношение сил на съезде, проходившем под знаком критики при равном представительстве большевиков и меньшевиков. Достигает зрительного восприятия и заключение статьи К. Каутского «Славяне и революция»: «В 1848 г. славяне были трескучим морозом, который побил цветы народной весны. Быть может, теперь им суждено быть той бурей, которая взломает лед реакции и неудержимо принесет с собою новую счастливую весну для народов» [44].

Оценивая публицистику в условиях возрождения социализма, мы не можем не выделить особо того, что еще в самом начале XX столетия появлялись произведения, в которых пророчески звучало предостережение от чрезмерной опасности насаждения в партии антидемократических методов руководства. Наиболее образно это было сказано Г. В. Плехановым в статье «Централизм или бонапартизм?». Словно предвидя сталинскую диктатуру, он писал, что если ЦК превратит партию в покорное себе большинство, то у нас осуществится «идеал персидского шаха». «...Если бы наша партия в самом деле наградила себя такой организацией, то в ее рядах очень скоро не осталось бы места ни для умных людей, ни для закаленных борцов: в ней остались бы лишь лягушки, получившие, наконец, желанного царя, да Центральный Журавль, беспрепятственно глотающий этих лягушек одна за другою» [45]. Как мы теперь знаем, история полностью подтвердила мысль, что без подлинной демократии социализма не построишь.