– В магазин сходит папа, – голосом прокурора изрекала мама. – А ты лучше книжку почитай.

Как видно, мама искренне считала, что сие для меня труд непосильный и требующий колоссального физического напряжения.

– Хорошо устроилась, – весело хихикала Танька, наблюдая за тем, что происходит в родных пенатах. Университет она закончила, но в Питере не осталась, вернулась в родной город, устроилась в очень приличную фирму, сняла квартиру и дома появлялась только в субботу на семейный ужин. Родители и это скушали, глазом не моргнув.

– Таня знает, что делает, – было любимым маминым изречением.

Когда я, закончив худграф университета, намекнула… лучше бы мне этого не делать. Маме вызывали «Скорую», папа обошелся валерьянкой. Но тут на помощь мне пришла Танька.

– Перестаньте с ней носиться, точно она дитя малое, – «построила» она родителей в очередную субботу. – Эдак девка до пенсии проживет, чай не научившись заваривать.

– Чай прекрасно заваривает папа, – подала голос мама, но как-то неуверенно, суровость и бескомпромиссность умного ребенка произвели на нее впечатление.

– Про папу я все знаю, – еще больше посуровела сестрица, – а Ольгу надо приучать к самостоятельности. Пусть поживет одна, а я за ней присмотрю.

На глазах мамы выступили слезы, она перевела трагический взгляд на папу, но тот, по его выражению, «в женские дела никогда не лез» и предпочитал заваривать чай.

Мама осталась в меньшинстве, и вскоре я перебралась в квартиру, которую помогла мне подыскать Танька, при этом она умело пресекла поползновения родителей ежедневно навещать меня в ней. В конце концов родители свыклись с мыслью, что мы теперь живем отдельно, папа увлекся рыбалкой, а мама записалась в женский клуб. Семья была счастлива.

Теперь впереди маячило историческое событие: Танька собиралась замуж. Мама успела обежать все магазины для новобрачных и обзвонить все рестораны. Я составлять ей компанию не торопилась, хорошо зная свою сестрицу. Я подозревала, что белое платье может ей и не пригодиться и «собирать бог знает кого в мой светлый день» она, скорее всего, тоже не станет. При этом «Скорая» маме вряд ли понадобится, обойдется любимой фразой: «Таня знает, что делает».

– Убираешься? – спросила Танька, чмокнула меня в нос, потопталась, сбросила туфли, опять потопталась, заглянула в кухню, сделала еще несколько лишних движений и в конце концов устроилась в кресле.

– Здравствуй, – сказала я.

– Привет, – кивнула она. – Что с работой? Все в порядке?

– Конечно, раз я уволилась.

– Так это же здорово, – замерев на мгновение, изрекла Танька. – И отпрашиваться не надо. Поедешь со мной.

– Куда? – вздохнула я, пристраиваясь по соседству, но все-таки не слишком близко. Танька любила размахивать руками и ненароком могла зашибить.

– Витька наследство получил, – шмыгнув носом, сообщила она. – То есть вот-вот получит.

– Большое?

– Хрен знает. Какой-то дядя у него нарисовался, вроде бы даже знаменитость. Я о нем сроду не слыхивала, и вдруг такое счастье… Зинаида Петровна (это, кстати, мать Витьки) пребывает в недоумении и легком восторге.

– В чем? – насторожилась я.

– Говорит, дядя есть, то есть был, и вроде жутко богатый, но характер у него чрезвычайно скверный. Поэтому если он и вправду решил что-то оставить, так наследство может и впечатлить – оттого восторг, но не буйный, потому что дядя известный пакостник и хорошего от него ждать не приходится. Странно, что он вообще о племянниках вспомнил. Оттого и недоумение.

– А-а, – невнятно промычала я. – И что дальше?

– Дальше так: собирают родню, тех, кого в завещании упомянули, в доме почившего старца, всем сестрам по серьгам, и все такое прочее…

– Ну… так это хорошо, – подумав, изрекла я.

– Вот уж не знаю, – вздохнула Танька.

Чтоб она да чего-то не знала… Быть такого не может! Разумеется, я насторожилась.

– Витька поехать не сможет.

– Что так?

– Он в Англию улетает на три месяца.

– А как же свадьба? – забеспокоилась я.

– Да мы уже расписались, – отмахнулась Танька и, заметив мои выпученные глаза, пояснила: – Надеялись, что я смогу с ним отправиться, какое там… уперлись как бараны. Крохоборы хреновы, а еще фирма приличная. Скажи на милость, почему богатеи такие скупердяи?

– Потому что гладиолус, – напомнила я детскую присказку, сурово сдвинув брови. – Не отвлекайся.

– Ага. Короче, мы расписались, но я все равно не еду. А свадьбу сыграем, когда Витька вернется. Свадьба – это вообще несовременно. Набежит ватага родственников… тоска. У меня пока никаких идей.

– Можно сыграть свадьбу под водой, – сообщила я. – Все в аквалангах и…

– А пить как?

– Можно периодически выныривать.

Танька задумалась.

– В принципе, занятно. Надо будет с Витькой посоветоваться. Но ты же знаешь, он ужасно консервативен, просто удивительно, за что я его полюбила. – Эта мысль увлекла Таньку, и она на некоторое время замолчала, разглядывая ковер под ногами, что позволило мне его допылесосить. – Ладно, убирайся, – несколько неожиданно произнесла сестрица, направляясь к двери. – Не буду тебе мешать.

Мы поцеловались и даже успели проститься, но тут Танька хлопнула себя ладонью по лбу.

– Блин, совсем памяти нет. Я чего пришла-то…

– Чего?

– Того. – Танька вновь сбросила туфли и на сей раз устроилась на диване. – Витька наследство получил, надо ехать, а он не может. Оттого ехать придется мне.

Я кивнула, соглашаясь: с моей точки зрения, все логично.

– Ты совершенно свободна, – продолжила она. – Так что вполне можешь поехать со мной.

– Мне-то зачем? – удивилась я.

– Для поддержания во мне бодрости духа, – подняв кверху указательный палец, изрекла Танька. – Послушать Зинаиду Петровну, так меня там вполне могут скушать дорогие родственники.

В общем-то, и это меня не удивило. Если наследство приличное, действительно могут. Я о таких случаях читала. К примеру, у Агаты Кристи.

– Думаю, будет лучше, если с тобой поедет Зинаида Петровна. Она человек опытный, в смысле кого-либо скушать. И родню свою лучше знает.

– Это не ее родня, – вздохнула Танька. – Это родня ее мужа, почившего, как тебе известно, пять лет назад после долгой продолжительной болезни под названием алкоголизм. Зинаида Петровна родню мужа в принципе не жалует, а тех, кто там намерен затусоваться, в особенности. Ее послушать, все, как один, воры и разбойники. Ехать наотрез отказалась, говорит, никакого наследства не надо.

Такая щедрость со стороны Танькиной свекрови, признаться, настораживала.

– Сама не едет, а тебя посылает.

– Наследство дядя оставил племянникам, следовательно, надо ехать Витьке, а уж коли нет у него такой возможности, значит, мне как законной, так сказать, супруге. Но одна я ехать побаиваюсь, оттого убедительная у меня к вам просьба, Ольга Александровна, поддержите сестру в трудную минуту.

– Далеко ехать? – нахмурилась я.

– В пригород.

– Что ты дурака валяешь? Возьми с собой Вальку, он адвокат, ложку мимо рта не пронесет.

– Ты не поняла. Дядю будут поминать исключительно родственники, для этого все на три дня приглашены в дом.

– Покойным?

– Одной из племянниц, которая с ним в этом доме жила. Похоже, у гражданки с головой проблемы: все в лучших английских традициях, и все такое. Оттого я и зову тебя с собой: как бы чего не вышло.

– То, что твоя Зинаида Петровна родню видеть не желает, – понятно. И то, что кто-то с удовольствием сыпанул бы ей в компот мышьяка, тоже удивления не вызывает.

– Помягче о родне, помягче, – попросила Танька, растянув рот до ушей.

– Однако, – продолжила я, – она слишком увлеклась своими фантазиями.

– Я бы решила так же, зная добрый нрав и незлобивый характер этой замечательной женщины, – вздохнула сестрица, – но тут есть нюансик. Дядя скончался не просто так.

– А как? – скривилась я.

– Отравили бедолагу. Именно это решили родственники.