Повисшая тишина действовала на нервы, а испуганный до истошного вопля взгляд лорда подсказывал — мои слова не пройдут ему даром.

— Ты сама выберешь, что я с ним сделаю за то, что смел оскорбить тебя. Решай: отдать его голодным псам, подвесить за ноги на башне или заклеймить как домашний скот?

Склонившись к моему уху, он мягко сдвинул волосы за плечо и обхватил пальцами шею, поглаживая острым металлом бьющуюся в ужасе венку.

— Я не…

— Выпусти клыки, змея, — прижимаясь губами к моему виску, прошептал он. — Или он, или ты. Выбирай.

Глава 4

Смотрю в испуганное лицо того, кто так люто и бессердечно развлекался, смеясь над нашей преданностью королю. Эстер смотрит на меня с упреком, будто это я во всем виновата. Я — недостойная, лишенная титула и опущенная в грязь — смела сейчас решать его судьбу.

Ворон мягко касается губами моей скулы, и меня окончательно заполняет ядом. Его ядом. Он разнесется по венам жгучей отравой, и я погибну, но прежде должна решить, как наказать предателя так, чтобы Ворон оставил меня в покое и наконец вернул прежнее расстояние между нами.

Мне плохо от его близости. Я задыхаюсь в ней. Она душная, темная и газом пробирается в горло, обжигая плоть.

— Клеймо, — стараясь сохранить твердость голоса, сказала я, наблюдая, как ужас расширяет глаза не самого преданного пса повелителя.

Ворон обхватывает мою талию рукой и притягивает к себе, напоказ красуясь этим жестом.

— Пригласите Валира!

От одного имени у меня подгибаются колени, и я впервые рада тому, что меня сжимают в тесных оковах рук, не позволяя упасть и позорно растянуться перед этими змеями.

Валир.

Личный палач. Безжалостный и кровавый. Он был жесток со своими жертвами, не проявлял к ним жалости и испытывал откровенное удовольствие от очередного посаженного на кол пленного.

Еще тогда, в первые недели страшной войны, которая обернулась против нас, Ворон демонстративно устраивал казни на главных площадях города, позволяя своему ручному чудовищу развлекаться за счет кровавых расправ.

Он был огромен.

На голову выше даже самого высокого мужчины в зале, в темной одежде и странной маске, в прорезях которой были видны только темные прищуренные глаза, жаждущие развлечений.

— Поставь клеймо, Валир. Так, чтобы лорд Эстер навсегда запомнил, кому он служит, — легко распорядился мой муж, и палач кивнул, огромной ручищей сгребая лорда за воротник и утаскивая к ближайшему камину.

— Нет! Господин! Нет! Умоляю вас! Девка лжет!

Один удар, и кровавые брызги разлетаются в воздухе, а мужчина только хрипит перекошенным ртом и не может больше закричать.

Мое тело меня предавало.

Тошнота была столь резкой, что я едва удержалась, чтобы не упасть на колени под осуждающими взглядами гостей. Голова кружилась и звенела, а глаза от страха не могли оторваться от палача.

Я боялась, что стоит моргнуть, и он окажется рядом. Я буду следующей.

Огромная рука вынула из-за пояса железный прут и со знанием дела сунула его в угли, раскаляя металл до красноты. Воздух уже пах горящим железом, а я, не моргая, задержала дыхание, не в силах приказать легким расслабиться.

— Почему ты выбрала клеймо?

Холодный голос раздался у лица, и я вздрогнула, ощущая, как мужские пальцы сжались на плотном корсете, сильнее вдавливая меня в его тело.

Молчу. Не могу разомкнуть губы, немея от страха.

— Отвечай мне, когда я спрашиваю, царица.

— Псы загрызут его. Кровь стукнет в голову, если его подвесят, и он умрет.

— Ты нажила себя врага, сохранив ему жизнь.

— Он им и был.

Голос дрожит, но я говорю четко, быстро и коротко. Я просто не в силах поддерживать с ним обычный вежливый диалог. Меня на куски раздирает желание сбежать, сорваться с места и броситься в пропасть за окном.

— Глупо. Ему было бы проще умереть. А живой он опаснее для тебя.

— Я не убийца.

Замечаю, как Валир вынимает из переливающихся углей светящийся от жара прут и крепко хватает Эстера за волосы, выворачивая голову в свою сторону.

Еще несколько минут назад он был холеным, довольным своей жизнью и положением, а сейчас жалко извивается на полу, не в силах справиться с кошмарным палачом, что был так просто направлен по его душу.

Это правило. Мне нужно его запомнить.

С Вороном нельзя быть уверенной. Все может поменяться за одно несчастное мгновение. Ослепительно болезненное.

Нет! Не могу!

Как только жестокий металл оказывается близко к лицу лорда, а его усы начинают тлеть, я не выдерживаю, срываюсь и допускаю оплошность, пытаясь отвернуться.

— Или смотришь, или я тебя заставлю, — Ворон говорит спокойно и тихо, но так, чтобы нас никто не слышал и со стороны можно было бы решить, что двое влюбленных воркуют, глядя друг другу в глаза.

Но это не наша история.

— Не могу. Я не могу смотреть.

— Принимаешь решения — имей храбрость видеть последствия, царица, — он жестко разворачивает меня обратно и прижимает спиной к своей груди, фиксируя на месте. — Смотри и делай выводы.

— АААААА! ААааа! Нееееет!

Шипение и крик заполняют зал, когда кровоточащая оплавленная метка загорается на мужской щеке. Это уже не исправить, этот шрам навсегда останется с ним как память о моих словах.

— Смотри на него. Смотри внимательно. Что ты видишь?

Ворон шепчет мне на ухо, опаляя дыханием кожу.

— Мне его жаль.

— Ты идиотка. Ему было не жаль тебя, когда он весело гнал плетью через поле.

Он знал.

Он знал каждое мгновение того дня. Сомнений в том, что нас выгнали по его приказу, не было, но я почему-то клятвенно верила: все, что происходило тем днем, по большей части самоуправство Эстера.

— Ты свободен, Валир! Можешь идти. Господа, продолжаем вечер!

Палач ушел, бросив подрагивающее от боли тело лорда у камина. Гости уверенно делали вид, что ничего не произошло и, навесив на лица счастливые маски, разбрелись по залу, продолжив весело щебетать и пить игристое вино. Вновь заиграла музыка, заполняя просторный холл, и только мы продолжали стоять, не двигаясь с места.

— Позволь пригласить тебя на танец, супруга, — Ворон резко развернул меня к себе лицом и будто я уже согласилась, поймал ладонь, больно сминая пальцы своими когтями и поднимая их в воздух.

Обхватил талию, не дожидаясь ответа, и сделал первый шаг в сторону, не дав мне времени вспомнить движения и нависая слишком близко. Так близко, что я успела заметить ухмылку, в которой искривились его губы.

Глава 5

Уверенные, отточенные движения, и мы уже кружимся в центре зала, заставляя толпу расступиться.

Музыка стала громче, массивнее, и я слышу знакомую мелодию, от которой все леденеет внутри. Танец вечной смерти.

Я никогда не видела его вживую: наша церковь верила, что танцевать его — гневить богов своей отчаянной глупостью, веря, что смерть никогда не наступит. Это танец для двоих — безумцев, которым нечего терять.

Я не хотела быть такой, но мужчина силой тянул меня за собой, погружая в свое сумасшествие.

— Я не знаю этот танец!

— Знаешь. Ты его знаешь.

Он даже не слушает! Продолжает вести меня за собой, глядя куда-то за спину, будто я пустое место!

Но мне удается рассмотреть его лучше, чем прежде.

Широкий, покрытый щетиной подбородок, упрямый изгиб губ — такой бывает только у людей непререкаемых, упертых и жестких. У него прямой нос с небольшой горбинкой и четко очерченные крылья носа, которые подрагивают от раздраженного дыхания.

Его красота жестока. Она тяжелая, как нефритовый монолит, и если ты рискнешь рассмотреть ее еще ближе, тебя разрежет на ленты тяжелый, непроницаемый взгляд черных глаз.

Шаг, отступ, поворот, и его руки отпускают меня, будто отбрасывая.

Хищно прищурив глаза, он опускается на одно колено и громко, следуя ритму, хлопает широкими ладонями, подталкивая меня к действиям.