– Заткнись.

Колдунья подле статуи качнулась влево, вправо, замерла на полдвижении, покачнулась снова, и от скорченной фигуры донесся низкий, монотонный звук, от которого уже спустя два мгновения ощутимо заложило уши. Продолжая раскачиваться из стороны в сторону, старуха потянула за какие-то шнуры на своем бесформенном потрепанном наряде, и изношенное одеяние упало на пол, открыв взорам все то, что было под ним.

– Ух, – ошарашенно выдохнул Фульво, отступив еще на шаг назад, и Ленца с ожесточением саданул его локтем, повелев умолкнуть.

Немудреная песнь ее стала громче, мягкие покачивания сменились резкими рывками; голос вспрыгнул на полтона выше, и старуха закрутилась вокруг себя, притопывая по каменно-песчаной земле расплющенными подошвами, отроду не знающими обуви. Сквозь растекающийся дым и сумрак пещеры иссохшее, подернутое складчатой кожей тело виделось нечетко, однако достаточно явственно для того, чтобы Фульво, в очередной раз поправ все предостережения, с омерзением уточнил:

– А что, без этого никак, а?

Разумеется, Ленца и сам был не в восторге от манеры работы некоторых персон; но – ведьмы, что с них возьмешь, у каждой есть какой-нибудь заскок. Одна накуривается до потери рассудка, другой непременно нужна чаша с кровью, третьей – хрустальный шар, четвертая танцует голышом… Кстати заметить, наверняка немало народу являлось сюда с малозначащими просьбами, лишь чтобы только это увидеть – лет этак пятьдесят назад. «Скорее сто», – поправил он сам себя, не сдержав брезгливой гримасы, когда в своем шальном танце старуха подскочила, и вместе с нею подпрыгнули два сморщенных кожаных мешка, в далеком прошлом бывших женской грудью. Ниже Ленца старался не смотреть, дабы впредь не утратить тягу к женскому полу.

– Меня сейчас стошнит, – шепотом сообщил Фульво.

– Заткнись, или я сломаю тебе шею, – пообещал Ленца чуть слышно, и тот притих, сделав от него маленький шажок в сторону.

Курения заполнили пещеру, вызвав слабое головокружение; старуха уже не тянула одну ноту – подвывала, метаясь с закатившимися глазами по гроту, и Ленца снова отступил назад, когда содрогающееся существо оказалось слишком близко. О ней такого не рассказывали, однако по богатому опыту Ленца знал, что подобные ей личности в таком вот трансе вполне могут и тяпнуть любого близстоящего; после, быть может, и пожалеет, что угрызла перспективного клиента, но сейчас ее разум на что-либо осмысленное не способен…

Безумный танец ведьмы оборвался внезапно вместе со звуками ее голоса, и тишина ударила по ушам, на мгновение оглушив. Старуха, застывшая на середине движения, опустила вскинутые руки, вдохнув воздух надрывно и со свистом, точно чахоточная, и опустила голову, завесив лицо сивыми космами.

– Он шел по каменному полу, – проскрипела она тихо. – Между узких каменных стен. Замок?.. Это замок…. Нес кожаный чехол для свитков. Тревожился и страшился. Боялся утратить то, что внутри.

Есть. Получилось. У этой древней дикарки получилось то, что не вышло у него, образованного, опытного и подкованного в своем деле лучше многих; чудны дела твои, фортуна…

– Не вижу его мыслей, – продолжал скрипучий голос. – Защищают. И его дом защищают. Многие. Чувствую его. Чувствую его опасение. Напряжение. Он был насторожен и нес прятать от чужих глаз вещь, которая ему не принадлежит.

– Куда? – не сдержался Ленца и прикусил язык, когда ведьма вздрогнула, вскинув голову и уставившись на него.

– Нутро дома, – проговорила та, и он затаил дыхание, когда увидел, что глаза старухи смотрят не на него, а словно внутрь себя. – Большая дверь. Железная дверь. Еще железная дверь. И еще двери. Там много сокровищ. Он входил в комнату с чехлом. Там успокоился, перестал бояться за вещь. Он вышел из комнаты довольным. Больше не боялся. Больше не вижу.

Последние слова старуха проговорила так просто, буднично, что Ленца на миг опешил, не сразу поняв, к чему они относятся. На старуху, как ни в чем не бывало ковыляющую к сброшенной на пол одежде, он взглянул растерянно и спустя миг молчания неуверенно уточнил:

– И это все?

– Ты хотел знать, куда он отнес твою ничейную вещь, – отозвалась та, неторопливо облачаясь. – Я сказала тебе куда. В комнату с сокровищами в его доме, за множеством дверей. Ты остался чем-то недоволен?

– Нет, – поспешно возразил Ленца, – все вполне понятно. Это я так.

– Стало быть, – затянув шнур на своем потрепанном наряде, кивнула старуха, – настала пора расплачиваться.

– Да, конечно, – спохватился он, снова вынимая мешочек с дукатами. – Сотня, как говорила.

Колдунья вновь уселась подле огня, подогнув под себя ноги, и выразительно указала на пол рядом с собой. Ленца, приблизившись не без дрожи, присел на корточки, распустив завязки, и вздохнул, начав отсчитывать новенькие блестящие монеты. Старуха кивала на каждую, глядя придирчиво и внимательно, и когда на верх внушительной горки звонко упал пятидесятый дукат, перехватила гостя за руку.

Ленца вздрогнул, с трудом преодолев желание немедленно и грубо вырваться, и вскинул взгляд на нее, вопросительно и напряженно уточнив:

– Что?

– Больше не надо, – твердо сказала старуха, коснувшись перстня на его мизинце. – Хочу этот камень.

Ленца поджал губы, мысленно ругнувшись так, что покраснел бы сам, будь он хоть чуть более благовоспитан.

– Этот перстень стоит в три раза больше, – стараясь говорить спокойно, возразил он, и старуха скрипуче рассмеялась:

– Ну так ведь тебе он достался задаром, а? А уж где его хозяин, ты, верно, ночами припоминать не любишь… Хочу камень.

– Хорошо, – согласился он через силу, с облегчением высвободившись, и, рывком стянув перстень, бросил его на монеты. – Теперь все?

– Иди, – удовлетворенно кивнула та.

Поднявшись, Ленца вышел из пещеры торопливо, не глядя на напарника, и, шагнув в знобкий ветреный воздух, лишь тут вдохнул полной грудью, вытравливая из легких заполонивший их дурманящий дым.

– Так я что-то не понял, – осторожно спросил Фульво, понизив голос и вскользь обернувшись на вход. – Документ у него или нет?

– «Железная дверь, и еще одна, и еще куча дверей», – нехотя отозвался он, прикрыв глаза и подставив лицо ветру. – Это императорская сокровищница в Карлштейне.

– Откуда ты знаешь?

– Да все знают, – покривился Ленца, снова глубоко вдохнув. – Еще Карл отгрохал комнату в одной из башен, снабдив ее железными дверями. Утверждал, что в числе прочего в сокровищнице есть подлинное копье Лонгина. Правда ли это, меня сейчас не интересует, главное – там то, что нам нужно… Черт, мог бы и сам догадаться, – раздраженно выплюнул он, открыв глаза и двинувшись по тропинке вниз. – Куда еще он мог спрятать такую вещь; разумеется, за самые крепкие в замке двери с толпой охраны.

– Зато на смертном одре будет что вспомнить, – нервно ухмыльнулся Фульво, передернувшись. – Бр-р. Даже аппетит пропал.

– Тебе не вредно.

– Что теперь? – уточнил тот, неопределенно поведя рукой. – К нему?

– Теперь – да, – вздохнул Ленца, стараясь ступать по каменистой тропке как можно аккуратней. – Что дальше – ему решать; но предчувствую, что веселье только начинается.

Глава 1

Сентябрь 1397 года, Германия

– Jn omnibus dubitandum est [4]. В этом вы правы. Сомневаться надлежит во всем, что услышите и увидите; это не просто часть службы, это и будет собственно службой. Вам об этом говорили уже не раз, вы с этой мыслью свыклись, однако настроены более на то, что сомневаться станете, лишь когда услышите «нет». «Нет, не делал», «не был», «не видел», «не совершал». Так обыкновенно бывает. Однако, услышав «да», первым делом следует не порадоваться отлично проделанной работе, первым делом следует усомниться в услышанном. Но в любом случае главное заключается в том, чтобы ваши сомнения вы не выказали ни явно, ни намеком, ни (тем паче!) вслух.