«Распаханы земли украинским градом…»
Распаханы земли украинским градом,
но мы, не теряя осанки,
шлифуем равнину победным парадом
на русском обугленном танке.
Враги убегают, вздыхают на ладан,
бросают в окопах берданки,
но мы, наступая на пятки снарядом,
любого догоним на танке.
Бегут без оглядки, кто лесом, кто садом,
теряют портки и портянки,
но мы уже близко, но мы уже рядом
на русском обугленном танке.
Бегите по краю хоть в дальние грани,
поймаем и скрутим в баранку.
За каждую рытвину русских окраин
ответите нашему танку.
Воронку к воронке оставили бляди,
равнина с лица, как с изнанки,
но мы эту землю по-братски пригладим
на русском обугленном танке.
«Отречённые братья выходят на свет…»
Отречённые братья выходят на свет,
по бесчестию каждый разут и раздет
и, прикрыв наготу ароматом,
улыбаются встречным солдатам.
Ковыляют неспешно один за другим,
озираясь по-детски как будто благим
и таким непосредственным взглядом,
что никто не ударит прикладом.
Безобидные люди, хоть пальцем крути,
но торчат вместо рук роковые культи,
где набиты, как ценник на пластик,
черепа в обрамлении свастик.
«Я ничего не делал…»
Я ничего не делал,
только представил,
что должен
тебя защитить,
пока ты бегаешь
по минному полю,
спасая бездомных котят.
«Блажен погибающий в первом бою…»
Блажен погибающий в первом бою,
с собой даже мухи не взявший.
Я родину самозабвенно люблю,
как полную грудь комиссарши.
На плечи закинув ручной пулемёт,
оправлю на кителе складки.
Куда комиссарша меня позовёт,
туда и пойду без оглядки.
Посажено солнце на маковку дня,
гудит, как встревоженный улей.
В открытом бою не уйти от меня
прицельно метнувшейся пуле.
Солдат из меня по всему никакой —
высокие берцы на замше,
зато, погибая, прикрою собой,
как родину, грудь комиссарши.
«Если вечером выйдешь на запад…»
Если вечером выйдешь на запад,
то под утро придёшь на восток.
Будто юбка у барышни, задран
этой пёстрой землицы кусок.
Кто ходил, тот уже не расскажет.
Только ветер до нас донесёт
вместе с запахом крови и сажи
аромат азиатских широт.
Владимир Безденежных
«Рука лежала на плече…»
Рука лежала на плече,
Рука лежала.
Дошли почти что без вещей
К вокзалу.
Ты вспоминай, как он смотрел,
Вёл речи,
Как он ладонь ладонью грел —
Так легче.
«Езжай отсюда поскорей,
малышка,
У нас на угольной земле
Не вышло».
Так улыбался и махал
С перрона.
Смеялся, что броня крепка
и оборона.
В твоих глазах была вода,
Его – из стали.
А в октябре и поезда
Все перестали.
Он повернулся, вышел в степь.
Весь вышел.
Вернуть вернулась – смерть за смерть —
Тот выстрел.
Лежи, дыши, не забывай,
Глаз вытри,
Тот распоследний красный май…
Твой выстрел.
«Когда мы мир открывали…»
Когда мы мир открывали,
Мы были сливки и мёд.
Теперь мы стали из стали —
В глазах не слёзы, а лёд.
Мы танцевали когда-то,
Резвясь в цветах, родниках,
Теперь цевьё автоматов
Зажато в наших руках.
Кровь – она не водица,
Её зов – словно смерч.
Мы – Господня десница,
Мы – Архангела меч.
Бесы в пламени сгинут,
Вновь покроют цветы
Мир, что будет невинен,
Выжжен до чистоты.
Белёсым прахом окалин,
Предвечной божьей золой
До самых дальних окраин
Ложатся слоем на слой
Подряд герои и черти.
И ты не бойся, ложись.
Кому-то ад после смерти,
Кому-то новая жизнь.
Кровь – она не водица,
Её пламень горит,
Что готов распалиться
Наших душ антрацит.
А когда распалится,
Будет огненный смерч.
Мы – Господня десница,
Мы – Архангела меч.
Когда здесь будет потише
И зарастут шрамы-рвы,
Мы снова сможем услышать
Плеск волн и шелест травы.
Но пляшет жаркое пламя,
И, духом окаменев,
Мы не родились бойцами,
Мы божий праведный гнев!
Смерти тот не боится,
Кто за родину встал.
Кровь – она не водица,
Это божий напалм.
Только стоит пролиться,
И она будет жечь.
Мы – Господня десница,
Мы – Архангела меч.
×