Автоматчик, дневальный по КПП, ничего вразумительного объяснить не мог, зная только размещение своего батальона охраны.

Дежурный небрежно махнул рукой в сторону домиков и объяснил, что до полка рукой подать и можно пешком добраться при желании.

– Пойдете по дороге до перекрестка и налево, мимо музея, вдоль забора. Там прямо, прямо, мимо зенитного полка и упретесь в КПП. Только с дороги не сходите на обочину, за канавой «паутина» растянута и все кюветы заминированы. Либо без ног останетесь, либо вообще погибнете. А хотите, ждите машину, может, кто и подъедет. Идти километра два всего-то.

Солнце пекло, и болтаться туда-сюда возле шлагбаума быстро надоело.

– Николай! Пойдем пешком, а то совсем изжаримся. Есть охота, в полку хоть накормят.

– Пойдем, – вздохнул Мелещенко, – только не беги, пойдем не спеша.

Туфли и брюки быстро покрылись толстым слоем придорожной пыли, но идти было гораздо веселей, чем топтаться на месте.

Мы миновали продуктовый «дукан» (афганский магазинчик), продавец покричал, приглашая зайти, но денег у нас не было. А жаль. На импровизированном прилавке стояли кока-кола, фанта, лежали арбузы, дыни. Жажда только усилилась. Вдоль дороги бегали оборванные, грязные мальчишки и швыряли камни вслед проезжающим машинам.

– Дикари, – улыбнулся Мелещенко. – Интересно, что орут эти туземцы? Наверное, матерятся.

– Наверное. Главное, чтоб в нас камни не кидали.

За поворотом вытянулась прямая как стрела дорога, а вдалеке были видны вышки и заборы наших частей.

Медленно идти не получалось. Злые нищие мальчишки кидали издалека камни, мужчины угрюмо смотрели на нас – все это ускорило переход к полку. Не сговариваясь, мы не шли, а почти бежали.

Вот такая вышла прогулка.

Образцово-показательный полк

Переступив порог КПП полка, я увидел асфальтированную дорогу, бетонные дорожки, вдоль них ровненько посаженные березки, БМП на постаменте из камня.

Н-н-да, дела. Рядами стояли щитовые домики, романтики палаток не присутствовало. Огромный заасфальтированный плац привел в еще большее уныние. Ангары-столовые, большой клуб, фонарные столбы с освещением. Это куда же я попал?

Тут, наверное, сплошная показуха, а войны и не будет. Стоило ли ехать «за речку», этого и в Союзе хватает. Вот не повезло, а ведь должен был ехать в Шиндант. Что потом расскажешь об Афгане? Как маршировал по плацу?

Колян радостно потер руки:

– Вот это да! Попали в хорошее место, – и сжал мои плечи. – Служба как на Родине! Все цивильно!

Мое настроение было прямо противоположным. Хотелось в какую-нибудь дыру, чтоб подальше от начальства, поменьше парадности, побольше войны. Так и басмачей не увижу.

Дежурный по полку, рассмотрев предписания, отправил в строевую. Строевик удивленно посмотрел на нас и спросил, откуда мы взялись.

– Откуда? Служить прибыли к вам в полк!

– Да я понимаю, что не плясать. Как вы тут очутились?

– Как, как, пешком, – продолжал кипятиться Николай, явно опасаясь, что могут отправить в другое место, а ведь ему по предписанию предназначалась какая-то далекая дыра.

– Пешком у нас не ходят. Пешком у нас в покойников превращаются и в цинковом гробу потом едут. У нас для этого машины, БМП, БТРы ходят, вертолеты летают! Ясно?

– Ясно. Мы туда попали или не туда? – с надеждой спросил я.

– Туда, туда. Заменщики заждались уже, где были-то?

– Да, мы вообще не сюда планировались, – попытался я ухватиться за последнюю соломинку. (Не нравилось мне тут!)

– Не туда, не сюда! А будете служить здесь! В героическом восьмидесятом мотострелковом полку.

– Кроме асфальта и фонарей я ничего героического не видел.

– Эх, «зелень»! У нас в полку служили два Героя Советского Союза!

– Давно, наверное, это было, – ехидно продолжал я разговор.

Колян тем временем больно ткнул меня локтем по ребрам и зашипел:

– Молчи, место хорошее, еще отправят обратно.

– Так, разговорчивые! Шагайте в курилку, сейчас заберут те, кто вас так долго ждал. Идете в первый батальон: один, – и ткнул в меня, – в первую роту, другой – в третью мотострелковую роту.

– Крыса штабная! – шипел, сидя на лавочке, Николай. – Ты видел его харю? Боевой офицер! Вояка! Из штаба, наверное, даже на плац не выползает!

– Да! Не нравится мне тут! Выпьют кровушки и нервов попортят! – поддержал я.

– Зато живы будем! Лучше плац истоптать, чем пулям кланяться. – Николай сменил возмущение на счастливое умиление и сказал:

– А я уже думал: пропал Микола! Загубили! Нет, мы еще поживем, послужим.

К нам в беседку спешили два офицера, мчались, как два разъяренных бизона.

– Кто меняет старшего лейтенанта Алексеева?

– Ну, я, лейтенант Никифор Ростовцев, – ответил я и оказался в его объятьях.

– Мужики, где вы были так долго? Федор Алексеев, – представился он в ответ.

– Да мы вообще не сюда шли, – ответил, вздыхая, я.

– А теперь повезло и попали сюда, – подытожил Микола. – И мне здесь нравится, цивилизованно все. Тишина, порядок.

– Да, сейчас тишина, – усмехнулся второй офицер. – А вот батальон вернется с боевых, и жизнь закипит.

– А меня зовут Сергей Никитин. Я из третьей роты, замполит. Ты меня меняешь? – ткнул он пальцем в Николая.

– Да, я, – ответил Микола и осторожно поинтересовался: – А на каких таких боевых батальон?

– На обыкновенных боевых. Все в рейде, возле Пагмана воюют.

– А где это?

– Да тут, рядом с городом.

– А, возле Кабула, это хорошо, что недалече, – вновь довольно вздохнул Никола.

– Да тут, в окрестностях Кабула, накостыляют еще больше, чем вдали от него. Особенно в Баграмской «зеленке» или в Чарикаре, – ответил Алексеев.

– Вот те на! – выдохнул Микола и выпучил глаза, он побагровел и надулся.

– Колян, спусти воздух, лопнешь! – воскликнул я и хлопнул его по спине. На душе стало веселей. Значит, и здесь воюют.

– Так что, батальон боевой? – радостно спросил я.

– Еще какой боевой! А мы наконец-то домой едем – замена! Хватит, навоевались! Пошли в модуль койки делить.

Мы побрели в щитовой домик, Мелещенко шел, едва шаркая ногами, плечи опущены, в глазах тоска. Веселое настроение улетучилось без следа, мое же, наоборот, улучшилось. Все ж пореже буду топать по этому плацу. Хорошо!

Вот и пришли. Нас посадили в захламленной комнате за стол, а сами заменщики забегали, засуетились, принялись трясти какими-то неизвестными иностранными деньгами. В комнату входили и выходили люди, здоровались, смеялись, чему-то радовались. Жара стояла неимоверная – зашумело в голове и заломило в висках. Год адаптации в Туркмении спасал, но не совсем. Окна в комнате были заклеены фольгой, и поэтому, чтобы не сидеть в полумраке, под потолком одиноко и уныло горела засиженная мухами лампочка.

Суета продолжалась уже больше часа. Комната была большая, в ней стояли восемь кроватей, в центре – огромный стол, несколько шкафов и тумбочек. Мы потихоньку перебрались на чью-то кровать и принялись дремать. Полуденный зной сморил меня, и сквозь липкую дремоту через пелену полузакрытых глаз видно было, как стол постепенно заполняется банками, бутылками, тарелками, что-то непрерывно резали, раскладывали, что-то открывали.

Постепенно я очнулся и стряхнул сон.

– Колян, давай за вещами сгоняем на пересылку?

– Давай. А может, зря их попрем: окажется, что все ж не в этот полк? – с чуть ощутимой надеждой в голосе ответил Микола.

– Нет, не окажется. Они, видишь, уже в нас так вцепились, что не отдадут никому ни под каким предлогом. Мужики! А вещи наши на пересылке забрать как?

– Да к черту их. Что там?

– Как что, шинели, форма всякая, – ответил я.

– К черту! На хрена тебе здесь шинели. Вы, может, еще и парадки привезли?

– Ага! Даже парадную шинель. Сказали брать все.

– Вот дают штабы! Армия пять лет воюет, а их все по полной форме присылают сюда. Мудаки тыловые. На хрена они вам сегодня, потом как-нибудь заберете, – высказался Алексеев.