Колонной по три отряд Черного Шатуна спустился по ступенькам на узкую пыльную дорожку, еще носящую следы былого асфальта, прошел вдоль высоких металлических оград, защищающих зеленые от морковной ботвы и разлапистых капустных кочаном огороды, свернул к пионерскому лагерю. Точнее, бывшему пионерскому лагерю – а ныне ведомственному, Октябрьской железной дороги.

У богатых свои причуды: территорию лагеря огораживала трехметровая решетка из прутьев сантиметровой толщины, выполненных в виде остроконечных пик. Вдалеке, за футбольным полем и широкой полосой из высоких, вековых лип белели трехэтажные кирпичные корпуса.

– Еще, еще идут! – послышался звонкий крик и к прутьям моментально прилипло полсотни мальчишек и девчонок возрастом от восьми до четырнадцати лет. – Дядь, дай меч подержать! Дядь, дядь, а пулеметом ваши латы пробить можно? Дядь, а вы за белых или за красных?

Ратники спокойно двигались дальше, хорошо зная по опыту – начнешь такой мальчишеской ватаге отвечать, только на глупые насмешки нарвешься. Друзья и знакомые, поехавшие вместе с отрядом, шли немного позади, образуя нестройную толпу, «обоз» – как иногда в шутку называли их дружинники. Девушка в алом платье тут же привлекла внимание пацанов и они восторженно загомонили:

– Тетка, тетка, у тебя трусы торчат! Дай за сиську подержаться! Смотри, смотри, какая задница. Да не у тебя! Ишь, обрадовалась… – Это Юля остановилась и неторопливо достала из колчана лук.

– Хочешь, ухо прострелю? – предложила спортсменка сразу всей ватаге и положила стрелу на тетиву. – Только головой не дергай, а то во лбу дырка останется.

Мальчишки моментально прыснули в заросли барбариса. Юля разочарованно цыкнула зубом, но лука не опустила. Временами то из ветвей кустарника, то из-за бетонных столбов ограды высовывалась чья-то голова, но стоило девушке повернуться, как цель тут же исчезала.

Выждав, пока «обоз» уйдет метров на сто, лучница спрятала оружие и пустилась догонять отряд.

Территория лагеря упиралась в широкую полосу отчуждения под линией электропередач, а следом начинались дачные участки. Здесь за дружиной тоже увязались мальчишки, но куда меньшим числом. Глаза у них светились любопытством и искренним восторгом.

– Дяденька, вы рыцарь? – поинтересовалась у Росина голубоглазая девчушка.

– Я русич! – гордо поправил Костя. – Ты меня с басурманами не путай!

– Тогда почему вы весь железный?

– На битву иду, чадо, берега Невы защищать.

– А можно мне с вами?

– Если родители отпустят, приходи, – разрешил Росин. – Нам каждый человек дорог.

Девчонка радостно пискнула и быстро-быстро затопала сандалиями по пыльной тропинке.

Садовые участки заканчивались у Кировского шоссе, а за ним, до самой Невы, раскинулся широкий луг. Его разделяла надвое широкая, заросшая бурьяном канава – то ли оросительная, то ли сточная. На поле выше по течению уже стояло полтора десятка больших белых шатров, еще выше, вдоль низких ивовых зарослей – столько же вигвамов. Вигвамы от шатров отделяла площадка, огороженная низкой, в две жерди, изгородью. Там, хищно кружась друг напротив друга, дрались на топорах двое латников. Грохот от ударов в щиты раскатывался на сотни метров. У изгороди толпились женщины в свитах, поневах и малицах, и ребятня – в джинсах, футболках, в шортах.

На стороне поля ниже по течению начиналась цивилизация: здесь имелись две большие армейские палатки, полевая кухня, автобус, три грязных по крышу жигуленка и один джип, а вдоль самого берега торчало три зеленых щита, сообщающих, что «Лимонад „Тархун“ – единственный напиток из натуральных трав».

– Ну вот, ливонцы уже здесь, – плечистый Юра вышел из строя, скинул на траву вещмешок и недовольно почесал кирасу под левым соском. – Опять лучшее место заняли.

– Зато викингов пока нет, – утешил его Росин. – Устраивайтесь у воды, перед рекламой, а «Глаз Одина» пусть ютится, где хочет.

Сам Костя прямым ходом направился к джипу – изрядно потрепанному «Ланд-Крузеру» с помятым левым крылом:

– Эй, Миша, ты здесь?

– Здесь я, мастер, – послышался голос от одной из палаток.

На свет вышел воин в ерихонке, [11] и бахтерце [12] с длинной кольчужной юбкой, с висящими на ремне кривым длинным ятаганом [13] и шестопером [14] и обутый в красные сафьяновые сапоги. [15] Михаил Немеровский, хозяин небольшой строительной фирмы, не имел возможности регулярно посещать тренировки, зато вполне мог позволить себе заказать совершенно аутентичный доспех, вооружение, сапоги, единственный в дружине имел официальное разрешение на ношение всей этой красоты, а кроме того – имел массу знакомых в самых неожиданных местах и организациях. В большинстве случаев именно он находил способы сделать игры и фестивали если не доходными, то по крайней мере не убыточными, получал всякие разрешения и заботился о множестве важных мелочей, без которых фестивалю не выжить.

– Это что за ужас такой, Миш? – указал Росин на рекламные плакаты, перед которыми начали вырастать купола синих, оранжевых и желтых палаток.

– Это «Тархун», мастер, – ничуть не смутился Немеровский. – Помимо этих плакатов мы с них имеем три мешка пшенки, мешок гречи и пять мешков риса, ящик масла и два ящика тушенки для полевой кухни, оплату аренды совхозного луга, гарантии для кировской администрации и целый грузовик упаковок с бутылками. Они за палаткой мастеров сложены. Надо, кстати, лимонад ливонцам и индейцам раздать: я обещал, что когда туристы приедут или телевизионщики, все будут пить только эту зеленую жидкость. Иначе неустойку платить придется.

– Ладно, раздадим, – согласился Росин. Похоже, зеленые плакаты у воды уже окупили все затраты на фестиваль. Ради этого можно и травяную настойку пососать.

– Военные две палатки дали, – продолжил свой отчет ратник. – В одну я нам пару раскладушек поставил, а вторую вам под штаб отдам. Надо только пластырь медицинский со всех аптечек стрясти и буквы наклеить. Еще полевую кухню привезли, на три дня. Потом отдать придется.

– А солдат не дали?

– Нет, не дали, – разочарованно развел руками Немеровский. – Самим, говорят, не хватает. Но я трех бомжей по дороге подобрал. Они за харч и бутылку водки на нос весь фестиваль вкалывать готовы. Сейчас яму роют, за кустами. Обнесем брезентом, будет сортир. А то, если под кусты бегать, тут к утру все вокруг провоняет. Полигон-то маленький… Чего, другого места выбрать не могли?

– Это телевизионщики, – вздохнул Костя. – Хотят заснять высадку шведов на берега Невы, а потом разгром их князем Александром Невским. Дата какая-то круглая у епархии, юбилей. Вот и стараются.

– А почему именно здесь? Он ведь верст десять ниже по течению католиков рубал?

– Единственное свободное место на реке осталось, – усмехнулся мастер. – Все остальное или застроить успели, или запакостить. Не похоже на дикие чухонские леса.

– Не похоже, – согласился ратник. – Кстати, а кто шведа играть будет?

– Завтра с Новгорода два ботика обещали подойти, ушкуйники. И еще с Питера, с яхт-клуба пара лодок должна подняться. Есть у них там что-то историческое. Я так думаю, новгородцам шведов изображать придется. В крайнем случае, дадим им кого-то из своих для толпы. Ливонцы дружину Александра Невского играть станут. Мы, как я и предупреждал, изображаем вепское ополчение. То есть, кто в доспехах – суздальскую дружину, а кто в стеганках – ополчение. А индейцы: это местное население. Чухонцы. Как они на самом деле выглядели, никто не знает – может, именно такими и были. Когда все соберутся, проведем совет мастеров, и распределим людей окончательно. Телевидение только после полудня появится, успеем.

– Нет, так нечестно, – замотал головой Михаил. – Как это: ливонцы княжескую дружину изображают?! За князя мы должны биться!