На что?

И тут мне прямо на щеку с громким зудом спикировала муха. Я согнал ее, потеряв одновременно и цепочку воспоминаний. Муха описала короткий полукруг и с ходу попыталась влезть в ухо. От удара у меня зазвенели барабанные перепонки, вылетели остатки памяти и резко заныло в шее. Я явственно ощутил, как под ладонью моя аристократическая ушная раковина превращается в плоский блин. Самое обидное – гнусная крылатая тварь нисколько не пострадала. Она уже лезла мне под мышку. Резкий удар! З-з-з-з… Черная небольшая муха, уверенная в себе, совершила неторопливый облет доставшегося ей куска человечинки. Я попытался поймать ее в кулак. Раз… Еще раз… Как бы не так. Рассадница инфекций была вертлявой и глазастой.

– Ну, погоди, скотина беспородная! – Вскочив, я попытался прихлопнуть ее ладонями. После двух-трех минут бурных аплодисментов муха отошла на заранее приготовленные позиции, повиснув в полуметре над головой. Я погрозил кулаком. Она стала описывать широкие круги, как акула перед атакой. Я хмыкнул и сделал вид, что больше ее не замечаю.

Апатия исчезла, как и не было, немного отпустила душу щемящая тоска одиночества. Чего скулить? Здесь же жили люди. Они не могли унести с собой сады и огороды. Пусть прошло несколько лет, но на бывших грядках обязательно какая-нибудь репа или морковка найдется. Где всю убрать не успели, где самосадом расплодится. Культурные виды, они тоже плодиться и размножаться умеют. А всякие груши-яблоки? Дерево, оно растение долгоживущее. Вон сколько крон над каменными заборами торчит! Тем паче, сейчас осень. В это время года с голоду не умирают. Наверняка и одежонку старую в домах раздобыть можно. Не станут же люди все тряпье с собой тащить? В общем, не пропаду. А там, глядишь, и дорогу отсюда найду.

Начинать нужно с одежды – плечи уже огнем горят. Еще час-другой, и солнце разделает их, как бобер осину – под корешок.

Я огляделся, прикидывая, откуда начинать поиск, и замер, увидев ее… Как раньше не заметил такую красотку? Она спала почти в самом конце улицы, ясно видимая на фоне облаков пара. Она млела, вытянувшись во весь рост прямо на каменном заборе. Рыжая, пушистая… Как еще не изжарилась в таком пекле? Невероятно. Но она была здесь, символ жилья и уюта, она никуда не исчезала – очаровательная пухлая кошка.

Отчаянно косолапя – подошвы ног горели от раскаленного песка не меньше плеч, – я заковылял к ней. С каждым шагом шелестящий гул, постоянно дрожавший в воздухе, усиливался и усиливался, грозя перейти в рев, повеяло свежестью, прохладой, влажной нежной лаской морского прибоя. Кошка подпустила меня метров на пять, приоткрыла один глаз, задумчиво потянулась, перевернулась через спину и брыкнулась куда-то по ту сторону стены. Но мне было уже не до нее.

Улица кончалась ровной каменной площадкой, огороженной невысоким поребриком, а от площадки вниз, в глубину огромного – не меньше полтораста метров в диаметре – колодца, уводила вырубленная в камне лестница. И туда же рушился со скального уступа непрерывный поток воды, целая река тяжелой, плотной, почти стеклянной массы. Водопад бил в глубину колодца с такой силой и яростью, что наверняка уже давно прошил Землю насквозь, и сейчас вырывается где-нибудь в Исландии гигантским гейзером.

Водопад поражал своей мощью и величием. Никогда в жизни не видел ничего похожего – тем более вблизи. Поток отрывался от скалы примерно в пятидесяти метрах над головой и с огромной скоростью пролетал мимо меня в считанных шагах. Казалось, сунь в него руку – оторвет. А под ногами бурлил гигантский котел. И из этой кастрюльки неоглядного диаметра вырывались клубы дышащего свежестью пара, и на каждом облачке – радуга. Разноцветный мост через пропасть: дуга, кусочек дуги, полоска, маленькая цветная искорка – феерия прохлады и красок под ослепительным небом.

Я намок в доли секунды, и удовольствие сменилось раздражением. Все, казалось, чистое тело покрылось грязными потеками, из-под волос покатились едкие теплые капли. Короче, раз уж нашлась вода, да еще в таком количестве, имело смысл искупаться.

Лучше бы я ходил грязным!

«В жизни всегда есть место подвигу», – очень любила говорить наша учительница литературы. Материальным воплощением ее слов оказалась лестница, на которую я имел глупость ступить. Крутая – почти отвесная, узкая, мокрая, со стершимися ступеньками и без малейшего признака перил, она куда больше напоминала горку для ныряния в бассейн, нежели приспособление для удобного спуска. Если я не побежал обратно наверх, то только потому, что боялся разворачиваться. Трудолюбивый мастер из глубины веков вырубил сие сооружение прямо в теле скалы, поэтому стена плавно перетекала в потолок. Причем очень быстро. Изогнутая в сторону пропасти стенка опасно смещала центр тяжести тела в сторону бурлящей ревущей бездны. Как там в сказке о Коньке-Горбуньке? «Бульк в котел, и там сварился». Ступени, поначалу казавшиеся приятно-прохладными, уже ощутимо морозили подошвы ног. О, где ты, милый, нежный, хороший, горячий песок?! На глаз глубина колодца казалась метров в сто, а лестницу в нем ухитрились сделать длиною в бесконечность… Может это и не лестница вовсе, а местный эквивалент гильотины? Нет, лучше бы мне ходить грязным…

Когда я уже совсем было смирился с предстоящим путешествием к центру Земли, лестница внезапно завершилась. Небольшая каменная площадка, двойник той, что наверху, висела в пронизанном радугами пространстве неподалеку от грохочущего облака, в котором исчезал могучий поток водопада. Лучи солнца бесследно растворялись в глубинах вспененного мрака, и только по танцующим на мелких волнах листам кувшинок можно было угадать границу воздуха и воды. Переведя дух и кое-как успокоив судорожно трепыхающееся в груди сердце, я опустился на колени и зачерпнул ладонями пустоту.

Боже мой! Это был кипяток! Во всяком случае, в первый миг я ощутил настоящий ожог, и только через секунду осознал, что вода просто очень холодная, холодная настолько, что сугроб по сравнению с ней показался бы сауной. Желание купаться испарилось мгновенно, не оставив ни малейшего следа. Стиснув зубы, я вновь окунул руки в жидкий лед, сорвал три плававших поблизости крупных листа водорослей, смочил влажными ладонями волосы и отправился наверх.

Подниматься, как известно, намного легче, чем спускаться. Через минуту я, мурлыкая от наслаждения, уже подставлял покрытое мурашками тело дуновениям теплого, нежного ветерка. После могильных глубин колодца поселок выглядел не столь уж и мрачно – яркая оранжевая улица, светлые желтоватые стены, изумрудно-зеленые кроны деревьев. Рай земной! Вот только живот подвело. Пора было бы уже заняться поисками одежды и хлеба насущного.

Два листа кувшинки я положил на плечи, а третий попробовал пристроить туда, где у Адама находился фиговый листок. Не знаю, за какое место цеплял свой листик прародитель человечества, но мне укрепить его так и не удалось. В конце концов я прикрыл листом голову, и в таком клоунском наряде отправился в экспедицию.

На ближайшие к водопаду дома тратить время не стоило – высокая влажность, а значит плесень, грибок, труха. Вряд ли чего уцелело. Но вот метрах в ста от колодца, прячась за двумя раскидистыми деревьями, прижимался к скале трехэтажный особняк, крыша которого, крытая черепицей, успела осесть только с одной стороны. Жили там, похоже, люди зажиточные, барахлишко их под открытым небом еще не побывало. И осмотреться с высоты было бы неплохо.

Стряхнув налипшие на мокрое тело песчинки, я направился к облюбованному дому, но не успел пройти и полдороги, как услышал негромкий женский голос:

– Эй, охотник, ты кто?

2. Танец на поющем мосту

Голый король из сказки Андерсена, когда обнаружил свою наготу, сумел сохранить достаточно мужества и самообладания, чтобы закончить шествие. Я подобной силой воли не обладал, а потому пулей юркнул в ближайшую калитку и съежился за стеной, прикрыв «срам» сдернутым с головы листом кувшинки.