Лидия Вячеславовна Раевская (Мама Стифлера)
Happy birthday
9.04.2009, четверг, 11:15
«В этот день теплом вашим я согрет, мне сегодня тридцать ле-е-е-ет»(с)
Ещё б я не вспомнила гимн тридцатилетних. С утра на телефонный звонок поставила. Ха.
Вот и всё. Больше в моём возрасте не будет циферки 2, стоящей в разряде «десятки». Плохо это или хорошо? Скорее, наверное, похуй. От моего мнения ничего не измениться. Сейчас пойду гулять с собакой, потом буду пылесосить квартиру, потом…
Тесто. Тесто, блять. Тесто надо поставить для пирогов. Сроду не пекла никогда. Опять говно получится, к гадалке не ходи. В прошлом году торт пекла вишнёвый. Пришлось гостям его в темноте жрать. Такой позор при свете не показывают. Всё развалилось. Господи, почему у меня все бабы в семье такие рукодельные, а? И пекут, и шьют, и вяжут сами… А потом приходят ко мне в гости, и хари плющат. Дескать, салаты твои — дрянь, пирог у тебя позорный, и вообще: все люди как люди, а Лидка у нас не пойми в кого такая. Ни торта испечь, ни носков красиво заштопать не может.
Вот эти совдеповские пережитки прошлого меня убивают. Штопанье носков. Творог из прокисшего молока в марлевом мешочке, висящий над раковиной, и сочащийся кислой сывороткой. Кипячение простыней по субботам.
Носки можно выбросить и купить новые. Творог тоже можно купить в магазине. Вместе с отбеливателем «Ваниш». А можно вообще не покупать белое постельное бельё. У меня, например, оно всё чёрное. Готично и практично.
Права родня, права. Все люди как люди, а я как хуй на блюде. И руки у меня растут из жопы.
Сын домой друзей притащил. Хочется послать куда подальше всю эту начальную школу, но почему-то неудобно. Пылесосю, лавируя между Пашей, Кириллом, Андреем, ещё одним Андреем, игрой «Сони Плейстейшн» и собакой.
Убью.
Убью вас всех. И чадо родное не пощажу. Какого вы именного сегодня припёрлись ко мне домой? У-у-у-у-у-у…
«Мне сегодня тридцать ле-е-е-ет!». Телефон разрывается. Пылесос гудит, сука. Дети орут. Ненавижу детей.
Это папа. Смущённо спрашивает, можно ли ему зайти. Впервые за всё утро улыбаюсь. Папа приходит через полчаса. Неловко меня целует куда-то в ухо, дарит цветы и конверт с деньгами. Вечером приходить наотрез отказывается. «Нужна тебе моя рожа на твоём празднике жизни? Это твой день. Пей-гуляй. И назад не оборачивайся»
«Мне сегодня тридцать ле-е-ет!». Это уже мама звонит. «С днём рождения, бла-бла-бла, желаю бла-бла-бла, много не пей, тебе ещё завтра ребёнка в школу провожать»
«Мне сегодня тридцать ле-е-ет!» Номер украинский. Женский голос с акцентом. Это Оля, старая знакомая. «Поздравляю, бла-бла-бла, желаю щастья, в мае приеду в гости»
«Мне сегодня…» Выключаю телефон. Выключаю пылесос. Выключаю мозг.
Стакан сухого мартини, сигарета, и на балкон. На асфальте под балконом вижу корявую надпись «Мама, поздравляю с днём рождения! Андрей».
Улыбаюсь во второй раз. Ишь ты, и ведь молчит, засранец, как ни в чём ни бывало. Ждал, когда я сама увижу. Злость стала проходить. Сигарету затушила, только прикурив.
Снова включаю телефон, не забыв поменять на нём сигнал вызова на какой-то заунывный нокиевский проигрыш. Через минуту телефон зазвонил. Это Настя.
«К тебе придти? Помочь с готовкой? Что принести? Тапочки есть? Свои взять? Я фен тебе купила — тебе же нужен фен? Всё, уже иду»
Да, — отвечаю. Придти. Помочь. Ничего. Тапочек нет. Бери. Фен нужен, спасибо. Жду.
Через три часа придут гости. Салаты не готовы. Тесто не поднимается. На лице остатки вчерашней косметики. Махровый халат и тапочки. Собака не дотерпела до прогулки. Лужа в прихожей. Детские крики «Куда ты жмёшь?! Влево, влево уходи!»
Размытое отражение в зеркале. Размытое и дрожащее.
Мне сегодня тридцать лет…
9.04.2004, пятница, 16:42
Волнуюсь-волнуюсь-волнуюсь! Кафе заказано на шесть вечера. Только что позвонил Серёжка, сказал что не придёт. Жена заболела. Олеська смс-ку прислала «Стою в пробке на Садовом. Опоздаю» Ершова с утра уже бухая. Щас кофе пить будет, визин в глаза капать, и просить у меня белый сарафан под свои красные туфли.
Сижу возле большого зеркала, и вижу в отражении как Сёма сосредоточенно укладывает мои волосы в подобие вечерней причёски. По-моему, у неё получается.
В туалете орёт Ершова. Не может открыть дверь, и орёт. Нахуя её вообще надо было запирать? Кому ты тут нужна-то? И чё я там у тебя не видела, даже если и войду? Не поднимаясь со стула, кричу Юльке чтоб повернула ручку двери до упора влево, и потянула на себя. Вопли в туалете утихли.
Звонок в дверь. Кричу Юльке: «Открой, это Машаня пришла!», и тут же морщусь. Сёма воткнула мне в голову пятнадцатую шпильку. Я считала.
«Ну, сестра, с юбилеем тебя» — говорит Машка, и суёт мне в руки коробку, поясняя: «Там фен. Тебе же нужен фен? До двадцати пяти дожила, а приличного фена не имеешь. Радуйся, что у тебя есть такая добрая и заботливая сестра»
Радуюсь. Фена у меня действительно нет. Есть какой-то маленький-страшненький, я им волосы сушу. А вот на такой фен, с какими-то насадками, денег всегда жалко было. Машка у меня молодец.
«Димка твой будет?» — спрашивает.
«Должен» — пожимаю плечами, морщусь, ойкаю. Семнадцатая шпилька. Я считаю. «Они с Ершовским Толясиком вместе должны приехать»
«Цветов, я смотрю, он тебе так и не подарил»
«Ты ж Диму знаешь»
«Лучше б не знала»
Щас Машка сядет на своего любимого конька. В нашей семье всегда актуальны две проблемы: папа-алкоголик, и Лида со своими мужиками.
«Папа тебе звонил сегодня? Поздравлял? Странно. Он с утра уже нажрался. Чё пожелал? Счастья в личной жизни? Правильно пожелал. Хватит уже уродов коллекционировать. С тех пор как от тебя Вовка свалил — у тебя крыша на мужиках поехала.
Сдирай со своего мента подарок поценнее, и в пизду посылай. Кстати, Ирку вчера встретила, она мне сказала, что твой Дима к ней приставал, и за жопу щипал. Тебе самой-то не противно?»
Началось. Завелась Машаня. Сейчас всех перечислять начнёт.
«Вспомни своего Валю-Глиста. Казалось бы: куда хуже-то? Ан нет. Она мента домой притащила. Я уж и Валю теперь с нежностью вспоминаю. Он хоть цветы тебе дарил каждый день. Хоть и на твои же бабки купленные. Кто у нас следующий? Наркоман? Алкоголик? Гей?»
Двадцатая шпилька. Взрываюсь.
«Сёма, блять! Ну хватит уже шпилек-то! Вторая пачка кончилась. Как я это вечером из башки выдирать буду? Пассатижами?»
«Заткнись. Из твоих трёх волосин ничего путного не получается. Давай ещё три шпильки»
Зря Машка орёт. У меня ещё минимум лет пять в запасе есть, чтоб найти себе нормального мужика. А вот когда я его найду — сроду больше не буду заморачиваться с этими днюхами. Он у меня богатый будет, мужик мой новый. Он ресторан снимет, весь, целиком, сам всех моих друзей пригласит, и даст мне денег на салон красоты. И там не будет Сёмы и двадцати трёх шпилек. И я просто встану утром девятого апреля, и буду полдня валяться в ванной… А потом пойду в салон. И меня там причешут-накрасят. И платье у меня будет красивое. Белое, до пола. Почти как свадебное. Мой мужик мне его подарит, я знаю.
И домой я вернусь пьяная-пьяная. Счастливая-счастливая. С морем цветов, которые привезут на трёх машинах.
Двадцать пять — это только треть всей жизни. Уже на следующий год всё будет по-другому.
Волнуюсь-волнуюсь-волнуюсь…
9.04.1999, пятница, 12:25
Мне уже двадцать. Только сейчас я, наконец, поняла, что я выросла. Щас смотрю на себя со стороны: ну вот настоящая женщина уже. Умная, опытная. Ребёнка родила. Блин, всё как не со мной было… Помню, когда отмечали моё восемнадцатилетие — мне казалось, что я уже такая взрослая стала. Хуй там было. Сопля зелёная. А вот щас — это да. Муж, семья, сын. Всё как надо.