Здесь нас уже ждали. Хозяева даже начали волноваться оттого, что мы задержались в пути. Обменявшись приветствиями, мы объяснили им, что бродили по местному рынку и слушали рыночные сплетни. Настоятель встретил нас очень радушно и внимательно выслушал наши рассказы о Тибете. Его интересовало каждое наше слово, ведь мы пришли из Поталы – источника знаний – и видели на своем пути через Тянь-Шань великие чудеса. Слава о нас, казалось, шествует впереди и возвещает всех о нашем приходе.

Рано утром, после посещения богослужения в одном из храмов, мы снова пустились в путь, увозя с собой на лошадях некоторое количество продуктов питания, в основном тсампы. Дорога представляла собой узкую грунтовую тропу, пролегающую по самому краю пропасти. Внизу под нами были деревья, их было много – больше, чем каждый из нас когда-либо видел. Некоторые из них были скрыты в тумане, поднимавшимся над водопадом. В пропасти росли исполинские рододендроны, а земля под ногами была покрыта, словно ковром, многокрасочными горными цветами, которые благоухали и украшали собой горный пейзаж. Однако мы были подавлены и несчастны – подавлены оттого, что спускались с гор, и нам становилось все труднее дышать, и несчастны, потому что знали, что позади нас остался родной дом. Мы оказывались все ниже над уровнем моря, и дыхание затруднялось с каждым шагом.

Кроме того, была еще одна причина: в высокогорных районах Тибета вода закипает при низкой температуре, и поэтому мы привыкли пить кипящий чай. Мы всегда разогревали его над костром до тех пор, пока поднимающиеся пузырьки пара не говорили нам о том, что он готов. Путешествуя же в этих не столь высокогорных местах, мы поначалу сильно страдали от того, что ошпаривали себе губы всякий раз, когда пытались определить температуру воды. В Тибете человек волей-неволей должен привыкнуть пить чай прямо с огня, ведь там он остывает очень быстро. Однако во время этого путешествия мы еще не знали, что в более плотном воздухе температура кипения воды будет выше и что вода здесь остывает не сразу после того, как мы снимаем ее с огня.

Нам было непривычно трудно дышать на небольшой высоте над уровнем моря. Воздух, казалось, невыносимо давит на грудь и распирает легкие. Поначалу мы думали, что это как-то связано с нашей тоской по родной Лхасе, но вскоре убедились, что виной всему более плотный воздух, в котором мы буквально задыхались. Никто из нас никогда раньше не бывал на высоте ниже 10000 футов, тогда как Лхаса находится на высоте 12000 футов. Но иногда нам приходилось жить и на большей высоте, например, когда мы уходили в горы Тянь-Шаня, которые возвышались до высоты более чем 20000 футов. Мы часто слышали истории о тибетцах, которые уходили из Лхасы для того, чтобы искать счастья на равнинах. Ходили слухи, что через несколько месяцев они умирали в страшных мучениях, потому что у них отказывали легкие. Старушки из Святого Города явно изощрялись в своих баснях, преувеличивая опасности, которые ждут всякого, кто решиться уйти из Лхасы в другие края. Я знал, что это неправда, потому что мои родители бывали в Шанхае, где находилась часть их имущества. Они не раз уезжали туда и благополучно возвращались.

В детстве родители редко уделяли мне внимание, потому что были очень заняты государственными делами, которые не давали им возможности заниматься воспитанием детей. Поэтому я узнавал обо всем в основном от слуг. Теперь же меня начали сильно беспокоить эти ощущения: легкие были внутри будто высушены, а грудь, казалось, обтянута железными обручами, которые сильно затрудняли дыхание. Каждый вдох давался неимоверными усилиями, и стоило нам лишь немного ускорить шаг, как усталость тут же давала о себе знать сильными болями во всем теле. Мы продолжали путь, спускаясь все ниже и ниже. Воздух при этом становился все плотнее, а температура все выше. Эти условия: были для нас невыносимы.

В Тибете, в частности в Лхасе, погода всегда довольно прохладная. Это сухой, здоровый холод, и поэтому температура играет там второстепенную роль. Однако здесь, в этом плотном и насыщенном влагой воздухе, для того, чтобы двигаться дальше, нам приходилось напрягать последние силы. В конце концов мои попутчики начали убеждать меня в том, что будет лучше, если мы повернем обратно в сторону Лхасы. Они боялись, что мы погибнем, если будем продолжать упрямо двигаться все дальше и дальше. Однако я, припоминая слова Пророчества, твердо настаивал на том, чтобы идти вперед. Поэтому наше путешествие продолжалось. Когда температура стала еще выше, у нас начала кружиться голова. Нам казалось, что мы чем-то отравились и, кроме того, начинаем слепнуть. Мы не могли видеть так же далеко и отчетливо, как раньше, и в дополнение к этому мы не могли судить точно о расстояниях до окружающих предметов.

Впоследствии я понял причину этого. В Тибете самый чистый и прозрачный воздух в мире. Человек там может видеть то, что находится на расстоянии пятидесяти миль и более, так же четко, как мы обычно видим то, что отдалено от нас миль на десять. Здесь мы не могли видеть так далеко, а то, что мы видели, было искажено плотностью и загрязненностью воздуха.

Многие дни мы продолжали свой путь, спускаясь все ниже и ниже. Мы вошли в леса, в которых было больше деревьев, чем нам могло присниться. В Тибете деревья встречаются редко, а лесов нет и подавно. Поэтому первое время мы то и дело соскакивали с лошадей и подбегали к разным видам деревьев для того, чтобы касаться их руками и нюхать их листья. Все они казались нам очень странными, но больше всего нас поражало их количество. Рододендроны были, конечно, знакомы нам, потому что в Тибете их растет много. Соцветия рододендрона, если их правильно приготовить, были одним из наших любимых блюд.

Мы двигались дальше, удивляясь всему, что видели, всему, что отличало окружающую обстановку от того, к чему мы привыкли дома. Я не могу точно сказать, сколько длилось наше путешествие, сколько дней и часов ушло у нас на дорогу, потому что такие вещи нас тогда не интересовали. Времени у нас было вдоволь, мы еще ничего не знали о суетливости и беспокойстве цивилизованных людей. Но даже если бы мы знали об этом, все равно тогда это не имело бы для нас никакого значения.

Мы были в пути по восемь, а порой и по десять часов в день, и останавливались на ночь в попадавшихся нам по дороге монастырях. Не все монахи исповедовали нашу разновидность буддизма, но это не сказывалось на радушии, с которым нас каждый раз принимали. У нас на Востоке среди настоящих буддистов никогда не бывает никаких ссор, вражды и злопамятства, и поэтому к путешественникам всегда относятся как к желанным гостям. Обычай вменял нам в обязанность посещать все богослужения в том монастыре, в котором мы останавливались.

Мы никогда не упускали возможности перемолвиться словом с монахами, оказывающими нам такое гостеприимство. От них мы услышали много зловещих историй о том, как изменялась политика Китая. Они рассказывали нам, что китайцы становятся все более враждебными под влиянием русских – людей-медведей, которые делали все от них зависящее для того, чтобы навязать китайцам свои политические идеалы, казавшиеся нам всецело неприемлемыми. Нам представлялось тогда, что мировоззрение русских сводилось к словам: «Все ваше должно стать нашим, а все наше будет нашим всегда!» Монахи поведали нам также и о том, что японцы в нескольких местах вторглись в Китай, мотивируя вторжение перенаселенностью своей страны. Япония производила недостаточно пищи для того, чтобы прокормить всех своих жителей. Это послужило предлогом для японцев завоевывать мирные страны, грабить их и вести себя в них так, словно кроме японцев в мире никого больше не существует.

В конце концов мы добрались до границы Сиканга и Сычуаня и пересекли ее. Еще через несколько дней мы вышли на берег реки Янцзы и остановились возле небольшой деревушки. Вторая половина дня была на исходе, однако мы остановились не потому, что собирались здесь заночевать. Перед нами на дороге толпились люди. Казалось, они собрались на какой-то митинг. Мы подъехали к ним и, будучи на лошадях, без труда пробрались в центр толпы, где на телеге стоял высокий белый человек. Он выразительно жестикулировал и рассказывал присутствующим о чудесах коммунизма, стараясь подбить крестьян восстать против помещиков и убить их. Он держал в руке какие-то бумажки и размахивал ими, показывая толпе фотографию худощавого человека с бородкой, которого он называл Спасителем мира. Но на нас не произвели впечатления ни портрет Ленина, ни агитация этого пропагандиста. Мы с отвращением отвернулись от него и продолжили свой путь до следующего ламаистского монастыря, где собирались остановиться на ночлег.