Профессор. Как вам сказать? В общем, да... То есть подобными рискованными экспериментами увлекаюсь больше не я, а вот он, мой юный друг Геннадий, но иногда в самом деле приходится делать нечто подобное.
Жевакин(радостно). Стало быть, не солгали мне? Стало быть, вы и вправду чудеса творите?!
Гена(он не прочь похвастаться). Ну, чудеса не чудеса, а все-таки... Кое-что мы с Архипом Архипычем можем, правда, Архип Архипыч? Вот, хотите: можем в Королевство Плаща и Шпаги махнуть! Прямо сейчас! К мушкетерам, к Сирано де Бержераку, к Ришелье!.. Или в Великое Царство Смеха! Или, наоборот, в Тридевятое царство, хотите? Да хоть и на Необитаемый Остров! Это вам поинтереснее вашей Сицилии!..
Жевакин. Не хочу на Необитаемый Остров! Хочу к Агафье Тихоновне! Только, сделайте милость, перемените вы в этой «Женитьбе» конец!
Гена. Да зачем?
Жевакин(со страстью). Пусть она меня не прогонит! Пусть за меня выйдет! Сами подумайте: ведь уж семнадцатая невеста! Мне, как офицеру, просто срам! (Застенчиво.) Да к тому ж... к тому ж она мне очень, очень приглянулась. Эдакой, право, розанчик!
Профессор. Просто не знаю, что вам сказать...
Жевакин. Ах! Составьте счастие человека! Прикажите за вас бога молить!
Профессор. Гм... Ну, хорошо, я постараюсь... Постараюсь, говорю я вам!.. Допустим даже, что я обещаю... Только вы извините, в настоящую минуту у нас дела...
Жевакин. Понимаю, понимаю! Бегу! Так я буду надеяться!..
Гена. Наконец-то ушел... Вот чудак! Что ему наша машина, электронная сваха, что ли? Архип Архипыч, а зачем вы ему наобещали? На самом-то деле вы же не будете «Женитьбой» заниматься?
Профессор. Ну, во-первых, иначе он бы просто не оставил нас в покое. А во-вторых... Интересно, почему это ты так уверен, что мы не займемся именно «Женитьбой»?
Гена. Ну... По-моему, это просто не очень интересно.
Профессор. Что? Тебе уже Гоголь стал неинтересен? Дожили!
Гена. Нет, вы не подумайте, я Гоголя очень даже уважаю. Он великий писатель, классик и все такое...
Профессор. Уважаешь... И только? Я-то надеялся, что ты его еще и любишь.
Гена. А что? Конечно, люблю. Вот «Мертвые души», например, эх, и здорово Чичиков помещиков облапошивал! А «Ревизор»? Там Хлестаков вообще такого шороху наделал!.. Я уж не говорю – «Тарас Бульба» или «Страшная месть». Я этого колдуна как вспомню, так до сих пор мурашки, честное слово!
Профессор. Ну а «Женитьба» чем тебе не хороша?
Гена. Не то что нехороша, а так...
Профессор. Скучна, может быть?
Гена. Нет, почему? Смешного там как раз много! Да вот хоть этот Жевакин, – умора, правда? (Передразнивает.) «Ах, Сицилия, Сицилия... Ах, италианочки, италианочки!..»
Профессор(гнет свою линию). Так в чем же тогда дело?
Гена. Ну, как вам сказать, Архип Архипыч... Вот «Мертвые души» или «Ревизор» – там ведь сколько всего происходит! И приключения всякие, и преступления даже, и обманы, и ошибки... Это я понимаю! А в «Женитьбе» что? Там же и содержания-то почти нету! А сюжета и вообще никакого. (Решительно.) Как хотите, а только вы меня не собьете. Я знаю, Гоголь великий писатель, но ведь могут же и у великого писателя неудачи быть? Одно лучше получилось, другое – хуже...
Профессор. Могут, конечно.
Гена. Вот и «Женитьба», ну, признайтесь, ведь не очень она Гоголю удалась!
Профессор. Да-а... Что ж, оказывается, Балтазар Балтазарович нанес нам визит в самое время. Иначе у нас с тобой этот разговор, глядишь, и не состоялся бы никогда. А поговорить есть о чем, тем более что ты в своем отношении к «Женитьбе» отнюдь не одинок.
Гена. Правда? Что, кто-нибудь из ребят вам то же самое написал?
Профессор. Да не в ребятах дело... Вот послушай-ка, что почти полтора века назад писала о комедии «Женитьба» одна газета: «Ни завязки, ни развязки, ни характеров – и это комедия?»
Гена. Видите! А какая это газета?
Профессор(безмятежно). Это, Геночка, «Северная пчела». Та, которую редактировал враг Пушкина и Гоголя Фаддей Булгарин.
Гена(обидевшись не на шутку). Ну, Архип Архипыч, этого уж я от вас не ожидал! Смеяться смейтесь, но чтоб меня с Булгариным сравнивать!..
Профессор. Да что ты, Гена? Я же не тебя сравниваю, а твою мысль... Впрочем, если угодно, вот тебе другой союзник, человек весьма и весьма достойный, уже не враг Гоголя, но друг его и даже исполнитель в «Ревизоре» роли городничего, а в «Женитьбе» роли Кочкарева. Знаменитый русский актер Иван Иванович Сосницкий...
Гена. И он что, тоже, как я, говорил?
Профессор. Слово в слово! Прочитав «Женитьбу», Сосницкий сказал, что «комедии-то и нет». Потому что «сюжета никакого». И с ним многие были согласны. Считалось даже, что комедия не закончена, потому что в финале нет свадьбы.
Гена. А что, правильно! То есть я там не знаю, что в финале должно быть, свадьба или что другое, но ведь конца-то и в самом деле нет. Сватались-сватались, убеждал Кочкарев Подколесина, убеждал – и вот, пожалуйста, выпрыгнул в окно, и все дела!
Профессор. А ты какого бы финала хотел?
Гена. Я ж говорю: пока не знаю.
Профессор. Ишь ты, значит, только «пока»? Ну, Гена, как говорится, от скромности ты не умрешь.
Гена (он начинает «заводиться»). Да уж будьте покойны, если бы моя воля, я бы...
Профессор. Стоп! Ловлю тебя на слове. Бери себе полную волю, на!
Гена. В каком смысле?
Профессор. В самом прямом. Вот тебе моя машина, на которую так надеется наш гость Балтазар Балтазарович, вот пульт управления, вот переключатель произвольного изменения сюжета – действуй!
Гена. А что вы думаете, побоюсь?
Профессор. Ты не разговаривай. Ты действуй. Чего ж медлишь?
Гена. Погодите, дайте подумать...
Профессор. Дал бы, да время, дружок, не ждет. У нас же с тобой на все про все полчаса.
Гена. Ладно. Там, на месте, разберемся... Значит, так. Гоголь. «Женитьба». (Мы слышим щелчок какого-то переключателя.) Финальная сцена... (Опять щелчок.)
И голос Подколесина. Его знаменитый монолог.
Подколесин. Что я был до сих пор? Понимал ли значение жизни? Не понимал, ничего не понимал! Ну, какой был мой холостой век? Жил, жил, служил, ходил в департамент, обедал, спал – словом, был в свете самый препустой и обыкновенный человек. Право, как подумаешь, чрез несколько минут – и уже будешь женат! Вдруг вкусишь блаженство, какое бывает только в сказках, которого просто не выразишь!.. (Пауза.) Однако ж, что ни говори, а как-то даже делается страшно. На всю жизнь, на весь век связать себя, а уж после ни отговорки, ни раскаянья, ничего – все кончено, все сделано. Уж вот даже и теперь нельзя уйти... А будто и в самом деле нельзя? Как же, натурально, нельзя, там в дверях и везде стоят люди; ну, спросят: зачем? Нельзя, нет. А вот окно открыто: что если б в окно? Нет, нельзя, как же, и неприлично, да и высоко... Ну, еще не так высоко: только один фундамент, да и тот низенький. А что если б попробовать, а? Попробовать, что ли? Господи, благослови!.. (Слышен удар упавшего тела, затем кряхтенье и оханье.) Ох, однако ж, высоко. Эй! Извозчик!
Извозчик. Подавать, что ли?
Подколесин. На Канавку, возле Семеновского мосту.
Извозчик. Да гривенник, без лишнего.
Подколесин. Давай! Пошел!
Шум отъезжающих дрожек.
Профессор. Что ж ты, Гена? Пока твоей смелости не видать. Все, как у Гоголя.