Рута облегченно вздохнула.

- Интересно, чего они так испугались? - пробормотала она.

Конечно, никто ей не ответил, но ответа и не требовалось. Какое ей, в конце концов, дело, чего испугались патрульные? Главное, их нет, главное, теперь она может подняться на ноги и спокойно отправиться дальше. Даже закурить может.

Впрочем, нет. Хоть до рассвета еще и далеко, но сейчас стоило бы поторопиться. Чтобы убраться подальше от границы Зоны, туда, где ее уже никто не сумеет увидеть. А там можно будет закурить. И даже подремать самую малость.

Она вспомнила, как в последний раз уходил из дома Рэдрик. Он был зол и уверен в себе. Как всегда... Впрочем, это лишь ему казалось, что он уверен в себе. Но Рута-то знала все, скрывающееся за мужниной видимой уверенностью. Если бы еще это ее знание могло хоть чем-нибудь помочь... Рэд как всегда неторопливо поужинал, как всегда неторопливо скрылся в чулане и запер дверь на щеколду. Повозился там и вскоре вышел, в комбинезоне и с рюкзаком за плечами. Поцелуй его тоже был неторопливым, но за этой неторопливостью она уже видела едва скрываемое нетерпение. Как будто он собирался к женщине, любимой и желанной, где ждали его вкусный ужин с неизменной бутылочкой и распахнутая постель... Он всегда был таким, когда собирался к этой суке, называемой всеми Зоной. Для всех Зона была просто частью города и его окрестностей, которую впрямую затронуло так называемое Посещение, но для Руты она стала соперницей и разлучницей. И если бы Рута оказалась в силах, она бы давно заявила мужу: "Остановись!" Денег за эти годы он заработал столько, что если с умом подойти, до конца жизни хватит. Купить вон тот же "Борщ", и ковыряйся себе потихоньку, корми да пои людей. От клиентов отбоя не будет - и Институт за последнее время разросся, и военных пруд пруди... Но сказать мужу "Остановись!" Рута не могла. Потому что он, в свою очередь, не мог без Зоны. Это было видно по всему. Он являлся со своих "рыбалок" грязный, весь пропитанный смертью и Зоной, но умиротворенный и счастливый. От его обычной злости и следа не оставалось. Рута прижималась к груди мужа, слушала, как колотится его сердце. Потом он отправлялся мыться, а она жарила принесенную им рыбу. Выйдя из ванной, он садился есть. А она меняла халат на его любимое платье, ярко-синее с большим вырезом. И всякий раз надеялась, что это была последняя "рыбалка".

Но пробегало несколько дней, и Рэдрик начинал меняться. Нет, он все так же был ласков с Рутой, по-прежнему называл ее в постели ласточкой. Однако что-то с ним определенно происходило. Его губы становились жесткими, а руки грубыми. Чем дальше, тем больше. Занимаясь с женой любовью, он вел себя так, будто не любил ее, а насиловал. И она знала, что скоро он снова уйдет. И ничего не могла с этим поделать. Впереди ее ждали одна, а то и две-три бесконечные ночи, наполненные одиночеством, страхом и тоской. Словно жизнь заставляла ее расплачиваться за недолгие минуты счастья. Вот только плата всякий раз казалась Руте непомерной...

На последнюю "рыбалку" он ушел неделю назад.

Через три дня привычного ожидания Рута поняла: что-то случилось. Ведь более двух с половиной суток Рэд не отсутствовал еще ни разу.

Сначала она хотела пойти к Нулину.

Дим-Димыч был парень что надо. Когда Рэдрика посадили, ДимДимыч стал единственным, кто навещал их с Мартышкой и давал денег в долг. А ведь все остальные тогда на нее вообще плевать хотели. В обычное-то время они хотя бы Рэда побаивались, а тут... "Ну что, допрыгался твой Рыжий, сука! Теперь узнаешь почем фунт лиха! На панель пойдешь... А лучше выбл...дка своего отправь!.."

И приходилось терпеть, опускать глаза к земле, чтобы не видели твоей ненависти. Или поворачиваться и уходить. Чтоб не видели слез... Только раз не удержалась. Это когда управляющий совсем достал. Сказала только: "Погоди, сволочь бледнорожая! Вот вернется Рэд, яйца тебе оторвет! И отрывать будет по одному. Чтоб дольше мучился!.." Как ни странно, помогло. Долго потом к ней не подходил. Тогда-то она и поняла, что ее Рыжего многие боятся всерьез.

Нулину, правда, бояться было вроде бы нечего. Тот всего лишь приносил Руте денег, дарил Мартышке шоколадки да играл с нею. Серьезно играл, незаметно было, чтобы брезговал. За это Рута была ему по гроб обязана, и он на нее частенько поглядывал маслянистыми глазками. Но и только. Воли рукам ни разу не дал. А как она в ту пору переживала! Ведь пришлось бы отвесить по физиономии, если бы полез. Может быть, совсем бы без гроша остались, но представить себя с кем-то, кроме Рэда, она просто не могла.

Ходил Дим-Димыч к ним и позже. Когда Рэд вернулся, а Мартышка замолчала. Как раз усопший папаня появляться начал, отчего все жильцы дома разбежались, словно тараканы по щелям. И опять никто к Шухардиным не заглядывал - лишь старый Барабаш на костылях да ДимДимыч. Рэд, когда напивался, уколоть ее пробовал: "Димка-то не ко мне ходит, это он к тебе прислоняется". Все верно, всегда Нулин к ней был внимателен. Жалел, надо полагать. Или желал. В стенографистки ее как-то приглашал. Хоть и в шутку, но за шуткой этой... Да Рута и сама чувствовала, что привлекает его как женщина. Толстячки частенько похотливы...

Но чувствовала она и то, что за похотливостью Дим-Димыча, за вниманием и шутками его, кроется еще нечто. Нечто другое, холодное и чужое. Женским чутьем ощущала. Впрочем, дело не в одном только женском чутье. Как бы ни уверена была Рута, что сумеет дать Нулину по рукам, от изнасилования она бы вряд ли убереглась. Хоть и был Дим-Димыч этаким Наф-Нафом - маленьким, кругленьким, розовеньким, - но физическая сила в нем угадывалась немалая. Мужик есть мужик. Так что с Рутой он бы справился... И добивайся потом справедливости, жена упрятанного за решетку сталкера. Хоть всю жизнь добивайся. Никакие бы адвокаты не помогли... Конечно, Рэд, выйдя на волю, Дим-Димычу бы, без сомнения, голову оторвал. Дружба дружбой, а табачок врозь. Но, во-первых, Дим-Димыч всегда бы сумел уехать - он ведь не здешний, на него закон об эмиграции не распространяется. А во-вторых, она бы и сама Рэду о случившемся ничего не сказала. Ни к чему ему дополнительные неприятности. А сам бы он почувствовать, что между Дим-Димычем и женой произошло серьезное, ни в жизнь бы не сумел - сила Рэда не в чувствительности... Как бы то ни было, за липовой нерешительностью Нулина пряталось что-то совсем другое. Из-за этого другого она и не пошла к Дим-Димычу за помощью.

Гуталин бы ей помог без долгих просьб. Не зря Рэд, кроме Кирилла Панова, считал своим другом только Гуталина. Да, Гуталин бы сам отправился за Рэдом в Зону, надо было только узнать, куда именно Рэд пошел. Но, увы, Гуталин сидел - опять начистил кому-то из не согласных с его проповедями физиономию. И, видимо, основательно начистил - на этот раз административным арестом не обошлось, упрятали его всерьез и надолго. Наверное, достал Гуталин, наконец, и капитана Квотербладова. Впрочем, говорят, такова судьба всех проповедников - знал, чего от жизни ждать...

Кто-либо из действующих сталкеров ее бы к себе и на пушечный выстрел не подпустил. Что вы такое говорите, миссис Шухардина, да я завязал давным-давно, еще когда ваш муж на нарах полеживал, неприбыльное это дело стало, не знаю, чего это ваш муж все еще дурака валяет, там же пшик один найдешь. Разве лишь Золотой шар, так это легенда и больше ничего. Нет, миссис Шухардина, не по адресу вы, ох не по адресу... Да и все они, ныне действующие сталкеры, по слухам, повязаны с безногим Барабашем.

Вот и осталось пойти к безногому Барабашу. В том, что от Барабаша она помощи добьется, Рута была уверена. Не зря же он таскался к Рэдрику. Да и Рэдрик к нему хаживал.

Когда Рута заявилась к Барабашу в первый раз, встретила ее красотка Дина. Поздоровалась, но одарила таким взглядом, что Руту оторопь взяла. Как будто она пришла к Дине денег занимать!..

Она так и сказала этой гладкокожей сучке:

- Не бойтесь, я к вам не за деньгами.

А та ухмыльнулась ехидненько: