Она наконец-то вычислила своего Ленечку. Пускай ей хоть сотню раз твердят пустые бестелесные голоса, что абонент находится сейчас вне зоны действия сети. Она-то знала, что это не так. Сейчас он как раз в зоне действия, ее Ленечка! Определиться бы еще, что это за действия, и тогда…

Ася вдруг заскулила тоненько и противно. Плакать сил уже не было, да и не хотелось. Она именно заскулила, как забытая всеми, брошенная на произвол судьбы собачонка.

Что с ним? Кто с ним? И почему именно с ним?

Она же здесь, рядом, и любит его, и ждет… Почему он не с ней сейчас? Почему?! Неужели та самая роковая случайность, что заставила ее тогда прижаться к его широкой груди в лифте, так и будет вести ее по этому неправильному пути, которым она идет вот уже третий год?

Окно второго этажа вдруг разорвало ночную темень яркой вспышкой света. Ася занервничала. Света в этом окне не было с половины одиннадцатого. Сначала он исправно горел. Загорелся минуты через четыре после того, как ее Ленька зашел в подъезд. Было это… Да, точно, что-то около десяти. Он зашел в подъезд, а Ася кинулась бегом вокруг дома. Быстро просмотрела оба этажа по периметру. Убедилась, что на втором по-прежнему освещено два окна в центре, а на первом – два боковых. Запыхавшись, вернулась в машину, и вот тут свет и зажегся.

Итак, она не ошиблась. Он посещал именно эту квартиру. Именно квартиру под номером восемь. Это был шестой его визит за минувшие две недели, и она теперь в этом была практически уверена. Ленька ходит в восьмую квартиру.

Обычно он приходил, включался свет и горел часа два-три. Сегодня все пошло по другой схеме: свет горел лишь полчаса. Потом погас, но Ленечка выйти не соизволил. Он оставался там. И вот сейчас… почти в два часа ночи он наконец проснулся. Вопрос – с кем?

Ася пристроила руки на руле, уложила на них подбородок и с тоской уставилась на светящийся прямоугольник окна.

Банальное окно с выкрашенной банальной охрой рамой. Дешевые шторы из ацетатного шелка и крупные цветы по тюлевому полотну. Полное отсутствие вкуса – ну полное отсутствие! – попеняла Ася, вспоминая свою ухоженную до стерилизованного лоска квартирку. Но о вкусах не спорят. Может, он и не замечает подобной нелепости. Что ему в этих шторах? Хозяйка дома, должно быть, очень хороша, раз Ленька ходит сюда раз в два-три дня. Завидное постоянство. Хотя чему удивляться, с ней лично он встречался примерно по такой же схеме…

После романтического знакомства в лифте он проводил ее до дома. Облобызал руку и, не напрашиваясь на чай, исчез. Ася затосковала, стоило ему свернуть за угол дома. Леня сразил ее наповал, сразил настолько, что она даже позволила себе неблагоразумно прижаться к его широкой сильной груди. Подобной вольности она себе раньше никогда бы не простила. Но тут был не тот случай. Тут случай был особый. А Ленька взял и просто ушел.

Два дня она ходила сама не своя, плохо ела, плохо спала, почти не разговаривала. Любимая и единственная подруга Сашка сразу заподозрила неладное и хотела даже тащить ее в районную поликлинику. Но потом, присмотревшись к ней повнимательнее, обреченно вздохнула, проговорив: «Ты влюбилась, старуха». Даже спрашивать ни о чем не стала, ограничившись такой вот печальной констатацией. И правильно, между прочим, сделала, что не спросила. Ответить Асе было нечего. Она ровным счетом ничего не знала о парне из гулкого холодного парадного, кроме того, что зовут его Леонид, и того еще, что он неподражаемо хорош собой. Ну, и еще то, что при мыслях о нем с ней начинало твориться что-то невероятное – от внезапно учащающегося пульса до неожиданных необъяснимых слез. Но это уже было из разряда эмоций, их к делу пришивать было нельзя. Александра обошлась без комментариев. Впрочем, Ася и не настаивала.

А Леонид появился под Асиными окнами через два дня после неожиданной майской грозы. Она возвращалась с работы, когда ей позвонила на мобильный Александра и зловещим шепотом предупредила:

– Готовься, мать, он здесь!

– Кто?! – не то чтобы Ася испугалась, но внутри ее все как-то вдруг оборвалось и мелко-мелко задрожало. – Ты о ком, Сань?

– О предмете твоего нездоровья, милочка!

– О каком предмете? – Она начала понемногу прозревать, просто боялась еще откровенно надеяться. А вдруг Сашка ошибается или что-то путает. – Чего говоришь-то, не пойму…

– А то! Тут у нашего подъезда второй час отирается тип один. Судя по его физиономии, это он и есть. – Подруга жила двумя этажами ниже, окна ее, из которых великолепно просматривалась не только территория их двора с длинным рядом ребристых «ракушек», двумя утлыми песочницами и парой подъездных лавочек, но и большая часть проспекта и магазин напротив, выходили как раз во двор. – Слышь, Ася, а у него букет и жуткое недовольство на физиономии. Ты что, опаздываешь?

– Да нет… Я, собственно, ни с кем и не договаривалась… И вообще, может, это и не ко мне… – Она все еще боялась надеяться. – У нас полдома на выданье, чего ты сразу его ко мне приплела?

– Да то, что он, во-первых, жутко похож на мужчину твоей мечты, то есть вылитый Бандерас недорезанный, правда, несколько обрусевший; во-вторых, он просто точная его копия, а в-третьих…

– Ну и что в-третьих?

– Он тут ходил по квартирам, звонил в двери и спрашивал Асю. Второй Аси у нас в доме нет. Как тебе?

– И к тебе заходил? – слабеющим от счастливого предвкушения голосом спросила она Сашку.

– А то! Ко мне он зашел к одной из первых, наверное. Ты же знаешь, как мужикам моя дверь нравится. – Александра довольно хмыкнула. Свою дверь, предмет их постоянных споров, подруга обила ярко-розовой кожей. Отыскала еще к тому же непонятно где гвозди, шляпки которых были в виде пронзенных стрелой сердец. – Это тебе она не по сердцу или не по карману, не берусь утверждать точно. А мужикам… Мужикам она нравится. Она их возбуждает!..

Представлять себе Леонида, возбудившегося на Сашкину дверь, Асе не хотелось. Но сама мысль о том, что он все же вернулся, ее окрыляла. А то, что вернулся не просто так, а с букетом, окрыляла вдвойне.

Свидание было простым и милым. Объяснение через пару месяцев было еще более простым, но от того не менее милым. Ленечка просто вдел ее безымянный палец в узкое колечко с миленьким камушком и проговорил:

– Ну вот, кажется, и все…

– Что все? – спросила тогда она, боясь поверить в счастье, свалившееся на нее так вот вдруг и сразу.

– Теперь мы обручены.

– Считаешь? – Ася радостно фыркнула. – А что потом?

– А потом будет много-много долгих лет, наполненных уютными буднями, счастливыми праздниками и чем-нибудь еще. Ты же не можешь мне отказать в такой малости, а, Аська?

Она не отказала, забыв уточнить, что им подразумевалось под «чем-нибудь еще». Как показало время, зря не уточнила. Ох как зря! Не сидела бы теперь под окнами этого чужого, погруженного в глубокий сон дома в два часа ночи, не караулила бы своего непутевого красавчика Леньку, как называла его Александра. И не заходилось бы ее сердце в такой дикой скорби на предмет загубленной молодости и попранных чувств…

Ася скосила глаза на часы – половина третьего. Свет продолжал гореть. Стало быть, сцена прощания затянулась. Сейчас в перерывах между первым и вторым шнурком на его ботинках должны были журчать какие-нибудь «муси-пуси», «киска-мурыська», «котик-обормотик» и еще какая-нибудь хрень. Потом затяжные поцелуи с фальшивыми непременными стонами. Пошлепывание, пощипывание…

Фу, гадость какая…

Почему-то Асе казалось, что ничего, кроме грязной, тривиальной интрижки, не могло происходить в квартире номер восемь с нагло светившимся окном в половине третьего ночи. Глупой, пустой, распущенной интрижки, которая ничего не могла значить ни для него, ни для нее лично. Она ведь все переживет. Переживала и не такое. А уж тюль в цветках и ацетатные шторки и подавно переживет. Да и кто там может жить, за такими-то шторами? Какая-нибудь продавщица из супермаркета, что неподалеку. Или нелепая библиотекарша, мечтающая сделать карьеру топ-модели. Или…