Антон Денисов читал ее произведения, просматривал и другие популярные женские детективы. Он считал, что Лариса пишет на вполне приемлемом среднем уровне, в чем-то даже интереснее, чем многие раскрученные дамочки. По крайней мере, людей она умеет изображать живыми, а не роботами.

Но Антон был плохо знаком с издательской политикой и не понимал причин, по которым рукописи его жены постоянно возвращались с отказом. В последние полгода он вообще уже не верил, что Лариса сможет пробить себе дорогу. Видимо, этот путь не для всех, или же его жене просто не хватало обыкновенного везения. Но его тоже нужно заслужить. Этот непреложный факт Антон знал уже очень давно.

Из брезентовой кобуры, висевшей на поясе рядового Николаева, бандиты вытащили автоматический пистолет Стечкина, весьма старый, трофейный. Они вынули нож из деревянных ножен, сняли с солдата разгрузку с гранатами и запасными магазинами в каманах-подсумках.

Руки гады связали зверски, иного слова подобрать было нельзя. Сначала они туго стянули веревкой одну в запястье, потом точно так же и вторую. Специально старались, сволочи, чтобы веревки впивались в тело и нарушали кровообращение. Потом бандиты связали между собой руки бойца, в дополнение к этому набросили большую петлю повыше локтей. Полностью стянуть предплечья было невозможно — суставы вывернулись бы. Если веревку опустить чуть пониже, это дало бы какой-то результат.

Но рядовой Николаев не стал подсказывать бандитам очевидные вещи. Такие советы были бы не в его пользу. Он только предельно напряг мышцы, заставляя их расшириться, чтобы потом, при ослаблении, веревка так туго не давила бы на руки. При этом боец сохранял совершенно спокойное, невозмутимое выражение лица, чтобы не видно было, как сильно он напрягается.

Бандиты оценили его мышцы.

— Крепкий парень. Дрова будешь вместо меня колоть. С твоим здоровьем это на пользу и тебе, и людям, — сказал тот садист, который затягивал узлы на веревке.

— Не вижу здесь людей, — спокойно и чуть высокомерно возразил рядовой Николаев.

Бандит по-звериному рыкнул, отступил на шаг, чтобы лучше видеть противника, размахнулся во все нехилое плечо и попытался прикладом автомата ударить Алексея в лицо. Но тут солдата то ли качнула какая-то неведомая сила, то ли он сам плавно уклонился от удара. Приклад прошел рядом с его головой.

Бандит по инерции чуть не вылетел в магазинные двери. Он услышал смех пары своих товарищей, хотел было ударить второй раз, даже замахнулся, но не учел, что крыльцо было выложено скользкими плитками. Негодяй поскользнулся и свалился на газон с жухлой травой.

Он ничего себе не повредил при падении, вскочил сразу. Лицо его горело яростью. Красные глаза готовы были вылезти из орбит. Он сильно обозлился за свое смешное положение, наставил автомат на пленника и приготовился дать очередь.

— Три тысячи триста тридцать баксов с тебя, — сказал ему бандит в полицейской форме. — Причем каждому из нас, а не мне одному. Лучше бы сразу расплатиться, и настоящими. Фальшивок я тебе сам могу полные карманы навалить.

— Чего еще? — сразу насторожился садист, не понимая, о чем идет речь.

— За выстрел, говорю, каждому из нас по три тысячи триста тридцать баксов. По три зеленых мы тебе простим. Так уж и быть.

— Точно! — улыбаясь, подтвердил второй бандит. — Наша доля выкупа.

Все они были кавказцами, но между собой разговаривали по-русски. Нет, вовсе не для того, чтобы пленник их понимал. Это им было ни к чему. Представители разных народов Кавказа очень часто разговаривают между собой именно по-русски. Ведь многие здешние языки не родственные, их носители не разумеют друг друга.

Садист одумался и опустил автомат.

— Джанхот, побудьте пока с ним, я за машиной схожу, — сказал полицейский, не дожидаясь согласия, развернулся и двинулся куда-то в сторону.

Третий бандит с усмешкой кивнул, поставил приклад автомата на носок своего башмака и сильно придавил. Должно быть, обувка была ему маловата. Этот тип чувствовал дискомфорт, поэтому давил на ногу прикладом. Так медведь, у которого чешется спина при сильной линьке, трется ею о дерево.

— Сначала пусть он на всю зиму мне дров наколет, потом мы его продадим, — сказал садист, с ненавистью глядя на рядового Николаева, который по-прежнему стоял на крыльце со связанными руками. — День и ночь топором махать будет!

— Отощает он у тебя, потеряет товарный вид. Тогда нам придется сбрасывать цену. Ты ж, Устас, жадный, людей кормить не любишь.

— Товарный вид этот герой только приобретет. Его же не на стройку продавать придется, а мамочке родной. Она на его фотографию посмотрит и сразу за деньгами побежит, пока сын совсем в дистрофика не превратился.

Алексей Николаев спокойно слушал эти слова. Он не возмущался по поводу нападения на себя, даже тем, что это преступление совершил сотрудник полиции. Боец понял, какие планы имелись у бандитов относительно его особы, даже услышал цену своей жизни. Десять тысяч баксов. Не слишком и много.

Продать его собираются матери. Но откуда родители возьмут эти деньги? Может, отец со своих собутыльников соберет? Так они на бутылку каждый день у магазина еле-еле наскребают.

У матери тоже никаких финансовых запасов не имеется. Она надеется, что сын вернется из армии, женится, устроится на работу и будет ей помогать. Даже квартиру она продать не сможет, потому что таковой у нее просто нет. Жилье принадлежит коммунальной службе, где мать уже третий десяток лет работает.

Рядовой Николаев хорошо знал, что родители не смогут его выкупить. Мать получит только жуткое беспокойство, а отец — повод для очередной крупной пьянки. Они ни при каких стараниях не раздобудут десять тысяч баксов.

Но Алексей знал еще и то, что он не просто солдат, а боец спецназа ГРУ. Горе тем бандитам, которые решились его захватить. Он всегда выберет момент, чтобы вырваться. Не зря парня почти год натаскивали, убеждали в том, что он и сам по себе, с голыми руками является опасным оружием.

Кроме того, Алексей умел превратить в эффективное средство нападения любой предмет, от метлы до авторучки. Этому в спецназе ГРУ тоже учат. Смешно звучит — фехтование на метлах. Но что-то подобное солдатам преподавалось.

Еще его хорошо научили выбирать момент для атаки и даже создавать его. Не лезть напролом, разорвав мундир на груди, а выбрать такую ситуацию, когда враги не ждут от тебя нападения, думают, что ты слабый и беспомощный. Поэтому они не готовы к противодействию.

Машина подъехала уже через пару минут. Это оказался обычный полицейский «уазик», багажник которого, как у всех автомобилей такого типа и назначения, был переоборудован в обезьянник. Решетка выглядела крепкой, хотя сделана была неумело. Сварщик для страховки налепил тяжеленные толстые швы. Стекла были закрыты прочной мелкой сеткой-рабицей, через которую даже палец просунуть трудно. В обезьяннике было два сиденья.

Бандиты открыли дверцу и не слишком вежливо пихнули в нее пленника. Он недолго выбирал место, сел на то, которое было ближе. Напротив него устроился тот самый садист, которого приятели назвали Устасом. Он направил ствол автомата на рядового Николаева.

Стекло за сеткой-рабицей позволяло Алексею видеть, что за руль сел сам полицейский. Рядом с ним, справа, устроился третий бандит.

Все заднее сиденье было завалено продуктами, похищенными из магазина. Теми самыми, из-за которых эти негодяи застрелили продавца.

Машина тронулась. Рядовой Николаев подумал, что амортизаторов у этого «уазика», видимо, не было от рождения, но возмущаться тут было бесполезно. Алексей и не пытался этого делать, сидел и молчал.

Звонок в дверь раздался неожиданно, раньше, чем ждал Денисов. Еще до того как Лариса пошла открывать, Антон уже знал, кто пришел. Это была та самая женщина. Кроме нее некому было появиться. Своих соседей ни он, ни Лариса не знали, потому что на эту квартиру переехали совсем недавно, даже познакомиться ни с кем не успели. Но он точно знал, что это не соседи, а она. И не одна, а с каким-то мужчиной в возрасте. Видимо, с мужем.