Она выстраивала песочные замки, создавала фей из прутиков и цветочков, поселяла в домиках загадочных существ и, стоя на лавочке, заглядывая в чужие окна, отчаянно мечтала, мечтала, мечтала...

      Став старше, она поняла, что мечты не сбываются, и вообще имеют свойство быстро распадаться, напоминая о себе прозаичной реальностью. Мать готовила обед из одной куриной ножки, умудряясь приготовить суп и второе. Еда строго рассчитывалась, явление в виде колбасы случалось по праздникам, и любая попытка взять больше одного кусочка строго пресекалась и наказывалась. Хотя, отчим мог слопать и не подавиться, и никто его не наказывал, и не делал замечаний. Впрочем, Маринка быстро усвоила, что жизнь несправедлива. Её заставляли мыть посуду, трудиться, и она мечтала вырасти, пытаясь понять, что же существует такого в труде взрослых, что они настолько безбожно устают?

      Девочки в школе хвастались новыми телефонами, а Березина штопала дырки на колготках и отчаянно стыдилась выходить на улицу в старой куртке, которой сто лет в обед. Кисло смотрела на шкаф с барахлом, который маман перерывала с преувеличенным восторгом, разъясняя, что вещи бабушки ей подойдут - совсем как новые, а мода вращается по кругу, и эта юбка на ней отлично сидит - почему бы не пойти в ней в школу?

      Представляя реакцию одноклассников, Маринка содрогалась от одной мысли. Насмешек хватало и по поводу внешнего вида. Зимой и летом одним цветом. Угадайте кто? Правильно: Берёза.

      В тринадцать лет она, следуя заветам отчима, не устающего напоминать Березиной, что она обуза на шее семьи, озадачилась первым заработком. Очень похвальное стремление, научившее, что деньгами не стоит светить – их отберут. В четырнадцать Березина самостоятельно зарабатывала себе на карманные расходы: мыла машины на автозаправке, собирала бутылки, расклеивала листовки по городу, раздавала флаерсы и с трудом успевала совмещать учёбу и домашние дела.

      Бабушка, живущая в другом городе, стала совсем плоха и, следуя настоятельным просьбам матери, продала квартиру и переехала поближе. Маринке, как самой незанятой, пришлось её регулярно навещать, на что она, впрочем, не могла пожаловаться. Бабушка относилась к ней хорошо, нередко подкармливала, и считала своим долгом впихнуть несколько рублей с пенсии. Маринка незаметно запихивала деньги обратно в кошелёк, сообщая бабуле, что она сходила с ребятами в кино, на танцы, купила себе… «во-о-от столько всего - аж четыре раза!»

      Березина вообще была мастером придумывать сказки: память бабушку подводила, и она искренне и по-детски удивлялась живущему в доме домовому. Домовой шуршал по мере возможностей, приносил продукты, наводил порядок, закупал лекарства, оплачивал квитанции, потом нёсся на подработку, летел домой в лоно семьи, где обосновался очередной пьяный отчим. А лошадка матери надорвалась, в какой-то момент постигнув свой предел, и она с горя запила. Чудом мать держалась на одной работе, потом вылетела, на другой...

      К счастью, в жизни бывают не только чёрные, но и белые полосы. Маман повезло встретить своё счастье: познакомиться с гастарбайтером. Мужик оказался непьющий, дельный, и к Маринкиной маман, как выяснилось, испытывал самые светлые чувства. Закодировал от пьянства, взял в ежовые рукавицы, более того - женился, что стало для Маринки в некоторой степени ударом. Она, конечно, искренне желала счастья и всё такое... просто не верила.

      Пятый или шестой по счёту «папа» - хотя, может, их было и больше, она не считала - по мнению Березиной, было перебором, и появление в жизни официального папаши для неё ничего ровным счётом не изменило, просто жить стало немножечко сложнее. Объяснить неплохому, в сущности, мужику дяде Гене, что лимит душевных привязанностей перегорел и исчерпан, Березина не могла. Относилась с настороженностью, прохладцей, и в какой-то момент очень убедительно дала понять, что будет безумно благодарна, если дядя Гена оставит попытки исполнить отцовский долг, а ограничится чисто супружеским.

      Гена оказался понятливым, с горизонта свалил, а через какое-то время Березину ждал новый удар: папаша убедил мамашу продать квартиру и переехать на его родину в Украину. Жил он в Киеве, раньше был женат, но развёлся, имел своё собственное жильё: трёхкомнатную квартиру в столице, а это вам не «хухры-мухры». В общем, перспективы рисовались самые радужные, для всех, кроме Березиной. Она покидать родной город отказалась категорически. Учитывая, что девочке на тот момент исполнилось восемнадцать лет, и она могла сама распоряжаться собственной жизнью, настоять не удалось.

      Продажа квартиры не испугала: Березина имела возможность перебраться к бабке, которая от предстоящего переезда тоже была не в восторге и разделяла позицию внучки. Но мешать чужому счастью – быть козлом. Бабка и Маринка остались, а маман, помахав платочком и расцеловав на прощанье, благополучно свалила на чужбину.

      Маринка в очередной раз осталась одна, чему, собственно, не сильно огорчилась - давно привыкла. Жить с бабкой она не планировала. Подыскала себе съёмную хату, нашла работу, поступила учиться заочно, и в целом, можно сказать, что Маринка неплохо справлялась. При некотором раскладе, подумав и отбросив грустные моменты, вроде похорон, которые пришлось организовывать самостоятельно (мать не смогла приехать к собственной матери), можно было сказать, что достигнув двадцати трёх лет собственной жизни, Березина была абсолютно кармически счастлива.

      Независимая, уверенная в собственных силах, твёрдо стоящая на ногах, окрылённая перспективой будущего повышения и... просто красивая девушка Марина Березина закончила намывать окно и с наслаждением взялась за очередную сигарету, изредка пялясь вниз с котячьим любопытством. Но без попыток сыграть в игру «чужая жизнь». Собственная жизнь Маринку Березину совершенно устраивала.

      ***

      Семья жильцов, меж тем, показалась вполне приличной. Папа - пожилой мужчина лет пятидесяти пяти - отдавал указания, размахивая руками на манер командира и изредка переговариваясь по телефону. Мама - моложавая женщина с собакой на руках - умоляла «осторожнее с коробками». И сынок - подросток лет одиннадцати-двенадцати, уткнувшийся в планшет.

      Марина с незатухающим интересом наблюдала сцену разбора вещей, но тут заиграл мобильный: Нина Петровна просила выбраться пораньше.

      Пораньше, так пораньше. Ёжик - птица не гордая.

      Подкрасившись и на ходу застегнув легкомысленные босоножки - июльская жара позволяла вольности в одежде – Маринка захлопнула дверь. Пропустила двух парней с диваном, посторонилась и, торопливо спеша по лестнице, врезалась в человеческую преграду, едва не сбив небритого грузчика с коробкой. Столкновение напоминало аварию: маленькая пронырливая шкода в сарафанчике с размаха влепляется в мощнейший КамАЗ в засаленной рубахе и цветастой бандане, и дальше, по всем законам ДТП, вертится по инерции, брыкнув колёсиками и на скорости улетая босоножками в кювет.

      Падения не состоялось, но выглядело похоже. Березина чудом устояла на ногах – точнее, рефлекторно схватилась, клещом цепляясь за чужое предплечье, и потянула жертву за собой. Грузчик зашипел, с трудом балансируя, пытаясь спасти от падения себя и незадачливую Березину. Бандана съехала на глаза. Коробка, не выдержав двойного напора, вылетела из рук, глухо бряцнув содержимым. Внутри что-то обречённо звякнуло, разбиваясь. Грузчик открыл рот, собираясь звучно высказаться и... понимая, что лучший способ защиты - это нападение:

      - Смотреть надо, куда прёшь, идиот! – рявкнула Маринка, разворачиваясь, – Лифты грузовые для кого существуют?!

      Резкий порыв ветра залетел в распахнутое окно, пытаясь приподнять сарафан, взъерошивая волосы, бросая на лицо. Глаза рабочего расширились, принимая чужой человеческий поток, состоящий из размашистых движений, формирующих взрывной образ, шлейфа запахов - ноток дезодаранта и лёгких духов, распахнутых синих глаз, на дне которых резвилось множество дельфинов-эмоций... но ему - лично ему - была предназначена только одно: абсолютное пофигистичное БЕЗРАЗЛИЧИЕ.