Сама по себе перспектива путем изучения мозга разгадать самую сложную загадку, о которой когда-либо размышляло человечество, — загадку своей собственной природы — веками владела умами ученых и естествоиспытателей. Но никогда прежде мозг не захватывал воображение общества столь агрессивно. Главным источником этого энтузиазма стала одна из форм нейровизуализации, называемая функциональной магнитно-резонансной томографией (фМРТ) — инструмент, полноценно сформировавшийся приблизительно около двух десятилетий назад. Он позволяет измерить активацию различных участков мозга и отобразить ее в виде ставших каноническими ярких картинок, которые можно увидеть в научных рубриках ежедневных газет.
Изображения мозга сегодня заменили планетарную модель атома Бора в роли символа науки.
Будучи инструментом исследования биологических основ психики, нейровизуализация обеспечила науке о мозге заметное присутствие в культуре. Как заметил один ученый, изображения мозга сегодня «заменили планетарную модель атома Бора в роли символа науки» (4). Учитывая потенциальное обещание нейровизуализации «расшифровать мозг», легко понять, почему она так влечет к себе всех, кто хочет отдернуть занавес, скрывающий психическую жизнь других людей: политиков, надеющихся научиться манипулировать мнением избирателей; маркетологов, «прослушивающих» мозг, чтобы понять, что именно хотят покупать потребители; представителей закона, ищущих безотказный детектор лжи; исследователей природы зависимости, пытающихся измерить движущую силу соблазна; психологов и психиатров, ищущих причины психических болезней; а также выступающих в суде адвокатов, стремящихся доказать, что у их клиентов отсутствовал злой умысел и даже свободная воля.
Проблема лишь в том, что нейровизуализация ничего из этого не может — по крайней мере пока.
Писатель Том Вулф проявил свойственную ему прозорливость, когда писал об фМРТ в 1996 году, всего через несколько лет после ее появления: «Каждый, кто озабочен тем, чтобы встать пораньше и увидеть по-настоящему ослепительный восход двадцать первого века, будет следить за ней» (5). Теперь мы не можем отвести от нее глаз.
В чем причина подобной зацикленности? Во-первых, конечно же, в самом объекте сканирования — мозге. Мозг является самой сложной из всех известных нам структур в известном нам мире. Этот шедевр природы наделен способностью к познанию, которая намного превышает возможности любого компьютера из Силиконовой долины,
созданной в попытке конкурировать с ним. Мозг содержит приблизительно 80 млрд нервных клеток — нейронов. Каждый нейрон связан с тысячами других нейронов. Эта полуторакилограммовая вселенная между наших ушей обладает числом внутренних связей, превышающим количество звезд в Млечном Пути (6). Каким образом эта невероятная нервная конструкция взаимосвязана с нашими чувствами и мыслями — одна из величайших тайн науки и философии.
Теперь свяжите эту загадку с тем простым фактом, что изображения — в данном случае томограммы мозга — обладают огромной силой воздействия. Из всех наших органов чувств зрительная система наиболее развита. Для такого положения вещей существуют серьезные эволюционные причины: главные угрозы жизни, равно как и источники питания, наши предки воспринимали визуально.
По всей вероятности, польза зрения с позиции выживания породила наше невольное предубеждение, что мир является таким, каким мы его воспринимаем, — ошибка, которую психологи и философы называют наивным реализмом. Эта неуместная вера в достоверность нашего восприятия послужила источником двух наиболее знаменитых ошибочных теорий в истории человечества: что мир плоский и что Солнце вращается вокруг Земли. Тысячелетиями люди доверяли своему непосредственному восприятию небосвода. Тем не менее наши глаза могут нас обманывать, и это очень хорошо понимал Галилео Галилей. В своих «Диалогах» в 1632 году он писал, что коперникианская гелиоцентрическая модель Вселенной — это «насилие над органами чувств», она противоречит всему, что нам говорят наши глаза (7).
Аналогично отсканированные изображения мозга не являются тем, чем они кажутся, — по крайней мере, не являются тем, чем их представляют нам в средствах массовой информации. Они не являются фотографиями работающего мозга в реальном времени. Ученые просто не могут «заглянуть в мозг» и посмотреть, что он делает. Эти красиво окрашенные картинки на деле условно изображают определенные области мозга, которые работают наиболее интенсивно (о чем свидетельствует повышенное потребление ими кислорода), когда участник исследования выполняет некоторую задачу, например читает отрывок произведения или реагирует на специально предъявленные стимулы, скажем, на фотографии лиц. Мощный компьютер, которым снабжен томограф, преобразует изменения насыщенности крови кислородом в знакомые пятна ярмарочных цветов, символизирующие области мозга, наиболее активированные в процессе выполнения задачи участником исследования. Несмотря на то что интерпретация полученных изображений основана на большом объеме уже имеющейся информации, главной проблемой нейровизуализации остается тот факт, что, глядя на светящееся пятно в изображении мозга, ученым крайне трудно прийти к определенному выводу, что именно происходит в сознании данного человека (8).
В действительности нейровизуализация — новая область науки, едва преодолевшая младенческий возраст. В такой неустоявшейся сфере период полураспада фактов может быть особенно коротким. Воспринимать результаты подобных исследований как устоявшееся знание просто глупо, особенно когда они получены с помощью технологий, потенциальный вклад которых все еще недостаточно понятен. Любой хороший ученый знает: всегда остаются вопросы, которые необходимо уточнить, и всегда есть несовершенные теории и методы. Тем не менее ученая сдержанность может легко отступить перед неумеренным энтузиазмом прессы. Когда такое происходит, нам нередко кажется, что у прессы забронированы места в первых рядах зрительного зала.
Несколько лет назад, когда набирал обороты сезон президентских выборов 2008 года, команда исследователей мозга из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе (UCLA) пыталась разгадать загадку неопределившихся или колеблющихся избирателей. Они сканировали мозг колеблющихся избирателей, когда те реагировали на фотографии и видеоматериалы о кандидатах. Исследователи перевели полученную мозговую активность в невысказанные установки избирателей и совместно с тремя политическими консультантами из вашингтонской
фирмы FKF Applied Research представили свои открытия в «Нью-Йорк тайме», в публицистической колонке под заголовком «Ваш мозг о политике» (This Is Your Brain on Politics) (9). В результате читатели смогли увидеть изображения мозга, испещренные яркими мандариновыми и неоново-желтыми пятнами, указывающими на области, которые «зажигаются», когда перед испытуемым предстают образы Хиллари Клинтон (Hillary Clinton), Митта Ромни (Mitt Romney), Джона Эдвардса (John Edwards) и других кандидатов. Авторы заявляли, что в этих схемах мозговой активности ими обнаружены «некоторые впечатления избирателей, говорящие о том, чем могут закончиться эти выборы». И среди этих впечатлений были будто бы такие, которые указывали, что двум кандидатам совершенно не удалось «привлечь к себе» колеблющихся избирателей. Кто же были эти непопулярные политики? Джон Маккейн и Барак Обама — два главных будущих номинанта на президентскую должность.
Другое широко обсуждавшееся исследование, опубликованное в 2008 году, — «Нейронные корреляты ненависти» (The Neural Correlates of Hate) — вышло из стен Университетского колледжа Лондона. Исследователи просили испытуемых принести фотографии людей, которых те ненавидели (обычно это были бывшие любовники, конкуренты по работе или осуждаемые политики), а также фотографии тех, к кому испытуемые относились нейтрально. Сравнив реакции (то есть характер активации мозга) на ненавистные лица с реакциями на нейтральные лица, группа исследователей заявила, что ими выявлен нейронный коррелят радикального неприятия. Неудивительно, что большая часть медийного освещения события совершалась под заголовком «В мозге обнаружена система ненависти».