сих пор помню одного стрелка. Он прошёл не один бой и вылазку, но перегорел парень. Как только открывалась стрельба он забивался в угол и начинал ссаться и скулить. Умолял прекратить все это, кричал, что больше не может это терпеть. Не знаю теперь где он, как-то говорили, что он на фермах прижился. Крутит хвосты поросятам, разговаривает с ними, бормочет что-то. И я не знаю, что лучше. В яму лечь или вот так, свинопасом с поехавшей крышей.

Из каждого темного угла слышно дыхание, шёпот или лязг оружия. Кто-то дышит в последний раз, дышит этим летним, тёплым воздухом. Дышит жизнью. Кто-то подбадривает себя, накручивает на предстоящий бой. Но никто не читает молитв. В мире где люди едят людей, продают матерей и детей в рабство, убивают за блага цивилизации в таком мире Бога нет. Он давно плюнул на нас как на неудавшуюся задумку или эксперимент. Он хотел вложить в нас доброе и светлое, а мы показали ему свою сучью натуру. Жадные, хитрые, безжалостные зверьки, загнанные в угол. Как две крысы, закрытые в коробке, сожрут друг дружку так же и мы. Останется только одна крыса, только один человек, один город.

Бойцы подгоняют ремни, разгрузки и броню. За взводом штурма и разграждения основная роль. Огневую поддержку осуществит легкая пехота и приданные гранатометчики и пулемётчики. Да и старшина отряда приготовил знатный сюрприз, о котором чуть позже.

Старшина мужик лет за 40 видел многое дерьмо в этом мире. Отец для каждого бойца, сам схоронивший своих детей ещё в 25-ом, когда БП уже катился по стране во все тяжкие.

Когда перестала существовать полиция и более крутые силовики. Быстро собравшись в банды, они просто начали резать своих же деля сферы влияния и прибыли в городах. Каждую ночь на улицах шла стрельба, каждую ночь были слышны крики раненых и контрольные выстрелы на добивание. Я вздрагивал при каждом этом выстреле и тихо радовался в душе, что больше за сегодня я не услышу этих истошных воплей.

Начальника полиции города просто сожгли в своём же доме, а семью вырезали и бросили перед домом возле забора. Они пролежали там три дня пока куда-то не исчезли. Может их убрали коллеги начальника, а может просто убрали, чтоб не валялись, нагоняя ужас.

Со временем, менты, вдоволь пролив крови себе подобных, успокоились. Сделали свой базар и даже плата за торговое место была приемлемой. Народу поубавилось в стычках и перестрелках. Да и первая пережитая зима внесла свои коррективы изрядно уменьшив популяцию людей в городе.

Беспредела так же стало меньше, патрули на улицах знали своё дело. Конечно, ведь у каждого в домах были семьи. В одних больших общих домах.

Теперь все общее. Дома, еда, судьба и смерть.

Считанные минуты оставались до начала заварухи.

"Ух, пиздец как накрывает-то, даже в ладонях покалывает. Сейчас наши дозорные ликвидируют их патруль и личный состав на блокпосте. Далее мы откроем огонь по застройке на окраине, где у них расположены огневые точки. Мы навяжем им бой и не дадим поднять головы, а основная группа пойдёт на штурм на правом фланге", - думал я, вновь и вновь проигрывая в голове план наших действий по уничтожению живой силы противника.

Наконец красная ракета взлетела на другом конце посёлка, давая нам сигнал. Всё, погнали наши городских!

Мы начали вести огонь, зная, что позиции противника там, в этих постройках и окопах перед нашими позициями. Полетела первая, нерешительная ответка. Были слышны выстрелы охотничьих карабинов и кое-где им вторили АК. На плечи и голову посыпались ветки и листья. Сверху слышался жуткий свист пуль.

Смертоностный металл с глухим стуком ударял в берёзки и с диким визгом рикошетили от них. Пока 200 не было, но ещё не вечер. Точнее ещё не утро. Наши пластуны направились в овражек перед лесом, дабы занять его и уже оттуда кошмарить наших оппонентов. Один из молодых бойцов опрометчиво высунулся по пояс, собираясь дать очередь и я тут же увидел, как через его загривок пролетела искра, а стрелок скатился обратно на дно оврага. Остальные лишь бросили взгляд на мертвое тело и продолжили свою работу. Сейчас не до соплей.

"Пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Как же сука метко сказано", - с горечью подумал я и сглотнул вязкую, вонючую слюну, смешанную с кровью из воспаленных десен.

При полной луне было хорошо видно, как из окопов выступают руки, вооруженные карабинами, автоматами и огонь ведётся в нашу сторону не прицельно, по-распиздяйски.

Чего-то не хватает... Точно! Наш ПК замолчал, а из окон, укреплённых мешками по нам начали лупить точнее. Надеюсь у пакемона просто закончились двухсотки и он ждёт второго номера.

- Штурмовики залегли! - дошли до меня по цепи.

Ну ещё этого блять не хватало. Зачем они остановились? Все внимание сейчас на нас, тем более у противника появились потери!

Бегу на пределе к правому флангу. Впереди и над головой летят пчелки калибром 5.45 и 7.62 и, как говорил тот медведь, это какие-то сука неправильные пчёлы.

"Которые делают неправильный мед, но охуительно правильные трупы", - добавляю я современную интерпретацию рассуждений Винни Пуха.

Нутром чувствуя, как пули чиркают по веткам, рядом с моей драгоценной тушкой наваливающей через лес.

В свое время, побывав в передряге на Донбассе и в рядах хохлов, и в рядах ватников я четко усвоил одну вещь: "моя тушка - это все что у меня есть, если ее потеряю, все остальное будет уже ни к чему". Хотя это не мои слова, а слова нашего командира. Как сейчас помню его пронизывающий мрачный взгляд, который мало кто мог вынести. Моего командира звали Москвич. Интересно, где сейчас этот жуткий тип? Не хотел бы я его видеть в рядах своих врагов.

В глазах цветные круги, сердце подскакивает, оседает в горле комом и стуком в висках. Во рту солоноватый привкус крови. Стоматит ебучий, да еще и язык прикусил. В такие моменты я понимал, что, возможно, мой жизненный путь может закончится прямо в эти секунды. Но как бы обидно не было, как бы не было страшно, ты понимаешь, что тебя от войны прет, как кота от валерьянки, как сексоголика от шлюх, как наркомана от кокса, как... В общем единственное, что я умею, это носиться под пулями с автоматом на перевес. Здесь все проще чем в мире пиджаков. Нет масок, которые носят обыватели, нет лицемерия и дешевых интриг. Здесь последняя сигарета бесценна, а один патрон - это цена чей-то жизни. Просто ты не хочешь себе в этом признаться. Тут тобой движет инстинкт и первобытные чувства. Ты или