На улице светло от вспышек реклам и света ночных фонарей. И ветрено. И неожиданно приятно чувствовать мягкие токи воздуха в волосах. Прохладный ветер охладил пылающее лицо.

Бар всего в квартале от студии. Но, что странно, сейчас здесь почти пусто. Глухая ночь. Самое оно, чтобы забиться в угол и медленно со вкусом напиваться. И для начала - Б-52. А там как на душу ляжет. Ну, от винта, господа!

О том, сколько же все-таки времени натикало, Дима задумался только, когда безуспешно проверив почти все окрестные забегаловки, не нашел ни одной открытой. Ну, да, почти четвертый час ночи. Нормальные люди спят давно. Это только такие полудурки, как он шарахаются, пугая своим безумным видом бомжей. А Москва стала еще грязнее, хотя чему тут удивляться.

О, круглосуточный бар. Как мило, неужели и ему повезло? Дима открыл дверь чуть ли не ногой, словно она была виновата в том, что внутри творился полный хаос, кожа пальцев горела, а в ушах звучал и звучал голос Гельма. Звоночек над головой тоненько тренькнул, сонный бармен за стойкой встрепенулся, и Дима, близоруко щурясь, принялся оглядывать утопающий в полумраке пустой зал. Круглые столики, пластиковые стулья. Добро пожаловать домой, Бикбаев. Мимо проскользнула официантка, неся куда-то поднос с бокалом, и Дима, проследив за ней взглядом, замер, глядя на то, как знакомые пальцы обнимают стекло.

- Ну твою ж мать… - нервный смех рвался из груди. Почему-то зрелище напивающегося в одиночестве Соколовского заставило сердце биться о ребра. Вот только хотелось уйти. Просто взять и уйти. Но когда он делал что-то, что по-настоящему хотел? Вот и сейчас, вместо того, чтобы уйти из этого бара, он подошел к столику и устроился на стуле напротив Влада, прячущегося в тени.

- Привет, Владиус, - сказал и замер. Почему это забытое прозвище, которое он намеревался сказать с усмешкой, вышло таким… нежным?

Влад судорожно вздохнул и поднял на него взгляд.

- Привет, - он улыбнулся помимо воли. Похоже, желание напиться было единственно верным и правильным из всех. Алкоголь сметает запреты и блоки и все, чего никогда не сделаешь и не скажешь на трезвую голову, прорывается вовне. - Давно не виделись, да?

- Да уж, - Дима, не глядя в меню, сделал заказ подошедшей официантке и окинул Влада внимательным взглядом. – Ты подстригся. Необычно, но тебе идет.

- Да, - Влад кивнул. - Зато теперь я больше не похож на голубоглазое Солнце. И Владиусом меня никто не называет. Знаешь, а я скучал. Это оказалось совсем не весело. Без тебя.

- Я тоже скучал. Поначалу, - Дима отвел глаза, принимаясь изучать нехитрый интерьер. – А потом стало не до того. Так ты стал актером? Странный выбор. Хотя я помню наши миниатюры. Ты был хорош.

- Ну почему же странный? – «Бехеровка» с лимонным соком пошла хорошо. - Видишь ли… у меня перед глазами был ты. - Влад опустил ресницы и откинулся на спинку. - Сначала я пытался доказать, что я не хуже, а потом… потом что смогу играть за двоих. А затем понял, что ничего другого я просто не хочу. Мне это понравилось. Вот и все.

- Я рад за тебя, - губы Димы скривила усмешка. Жизнь таки истинная сука. – Забавно вышло. Как родители? Женился?

- Живы-здоровы, - Соколовский передернул плечами. - А ты? Не женился?

- Не уходи от ответа, Соколовский, - хмыкнул Дима. – Я уже не тот парень из Уссурийска, которого ты знал. Сейчас сбить меня гораздо сложнее. Прошел хорошую школу и хорошего учителя. Так женился?

- Мне двадцать один, я актер, снимаюсь очень много, мне чихнуть некогда. И нет, я не хочу жениться. Мне еще, как завещал дедушка Ленин, учиться, учиться и учиться, зубастый парень из Уссурийска, - Влад широко улыбнулся и аккуратно сжал губами соломинку.

- Юморист, - хмыкнул Дима. – Но хоть это не изменилось и то хорошо. Фанатки толпами бегают?

- Я обучил их не бросаться на меня с визгами, - Влад отпил из бокала, поболтал соломинкой в желтого цвета пойле и вздохнул. – Типа, ваш артист человек цивилизованный, образованный и приличный, будьте добры соответствовать высокому званию моих поклонников. Так что ждут с букетами в театре, встречают после репетиций, устраивают аншлаги на спектаклях и премьерах фильмов, а самые ушлые вычисляют адрес и дежурят под окнами. Но, могу поспорить, мое житье-бытье и в половину не так любопытно, как твое. В твоей армии фанатов есть я!

- Не ври, Соколовский, - Дима кивнул официантке, принесшей ему заказанное виски, сделал глоток и поморщился, когда алкоголь обжег горло. Пить крепкие напитки без особых последствий для здоровья его научил Гельм. Правда, рычать по поводу утренних синяков под глазами после какого-нибудь дня рождения это ему не мешало. В такие моменты Дима его почти боялся. – Если бы ты был моим фанатом, то знал бы, кто такой Дмитрий Берг.

- Не вру, - покачал головой Влад. – У меня есть два твоих альбома. В плеере – пять любимых песен. Я не смотрю музыкальные каналы, так что не знаю даже, есть у тебя клипы или нет. Мне понравился твой кавер на "Je t'aime". Он у меня на будильнике последние полтора года стоит. Не люблю просыпаться под бодрые вопли. - Он снова отпил из своего бокала и, составив кулаки один на другой, устроил на них подбородок, глядя на Димку. – Ну а ты? Женился? Развелся? Таскаешь за собой штатную любовницу?

Резануло. Больно. Неужели у него настолько изменился голос, что Влад не узнал его? Не узнал даже в "Je t'aime", хотя слышал его еще на "Фабрике" и не раз. Черт... Похоже, он действительно был дураком и только и делал, что строил воздушные замки.

- Нет, не женился, - и почему хочется, чтобы ему тоже было больно? - Штатные любовницы слишком скучны. На досуге занимаюсь тем, что пытаюсь соблазнить собственного продюсера, - следующий глоток был горьким. Странно, он вроде пьет виски, так почему кажется, что на самом деле это полынный настой?

Соколовский вздрогнул. На миг прикрыл глаза, пытаясь справиться с затопившей его горечью.

Ну да, он долго мучился, пытаясь убедить себя в том, что зарубежный певец, покоритель европейских сцен, «золотой голос», как его окрестили СМИ, на самом деле – НЕ Димка. Потому что в какой-то момент Бикбаев стал видеться ему буквально всюду. Он миллион раз пересмотрел видео с эфиров, потому что там, на записях, Димка еще был рядом, смеялся вместе с ним, бесился вместе с ним, грустил, засыпал и просыпался.

И он обнимал плюшевого медведя, думая, что на самом деле это – никакой не медведь, а очень даже Бикбаев. Глупо. По-детски.

Сколько раз он потом сожалел о том, что сам не ушел из проекта? Сколько раз для начала закатывал истерику продюсерскому составу? Его не услышали. А потом и вовсе сделали так, что думать стало совершенно некогда. Выступления, номинации, спасения… Он должен был уйти. Может быть тогда все было бы иначе?

- Ну и как? Успешно? – Отличный прием: представить, будто перематываешь собственное сердце стальными полосками. Сталь непослушная, так и норовит раскрутиться, развернуться тугой пружиной, и потому – приходится сосредотачиваться. И только это не позволяет дать себе волю и начать кусать губы. Самый близкий человек остался в прошлом. Этого Диму он не знает совершенно.