А вот четыре последующие страницы я перечел несколько раз — на них излагался расписанный по минутам в мельчайших деталях столь примитивный и убогий образ жизни, что я был буквально ошеломлен. Я представил, сколь монотонным должно быть такое существование, когда год за годом и день за днем повторяется все то же и то же. И в сколь отличном от этого положении я нахожусь сейчас! Здесь в форте постоянно случается что-нибудь интересное. И я всегда могу отправиться на другой берег реки в поисках приключений. От нас до испанских поселений на юге, в Аризоне, нет ни одного цивилизованного дома, как нет их и на восток до самого Форт-Юниона. То же касается и реки Колумбии далеко на западе и форта Компании Гудзонова Залива note 7 , построенного к северу от реки Саскачеван. Стоит лишь захотеть, и можно собраться и отправиться в путь в любое место на этих, едва исследованных землях. И мы с Питамаканом составляли для этого отличную партию.

Тут я услышал голос моей «почти-матери», окликавшей меня:

— Ататойя! Ататойя!

Вскоре она поднялась ко мне. Задыхаясь от волнения, она обняла меня, притянула к себе и запричитала:

— Ох, сынок! Пожалей меня, скажи мне, что ты не уедешь отсюда на Восток, чтобы стать человеком в черной одежде, священным белым человеком!

— Нет, я не собираюсь…

— Это правда? — перебила она меня. — Почему же ты сидишь здесь, перечитывая страницы этого письма много раз? Я ведь следила за тобой!

— Я читал о том, как живут мои родственники, которых я никогда не видел. Ах, Тситсаки! Они очень бедны! Очень-очень бедны!

— О! И из-за этого ты хмурил брови! — сказала она со вздохом облегчения. — Так пусть же они больше не будут так бедны. Ведь они — наши родственники, и наш долг — помочь им. У меня есть двадцать полномерных, от головы до хвоста, шкур бизоньих самок, семь волчьих и тридцать две бобровых — и все они добыты моими родичами зимой note 8 . Теперь все это будет принадлежать твоим далеким бедным родственникам. Ты и твой дядя тоже выделите что-нибудь из своего имущества. Пусть же никто не сможет сказать, что мы скупы и не помогаем своим беднякам! Вставай, пошли сейчас же к твоему дяде!

Мы нашли его в офисе просматривающим деловую переписку. Управляющий нашей факторией отсутствовал уже почти год, и все это время он его замещал.

— Я не собираюсь отправляться вниз по реке, — заявил я ему.

— Я полагал, что таким и будет твое решение, — ответил он. — Для того образа жизни, который ведет твой дядя Поль, ты годишься не больше, чем бизон…

Тут он сравнил меня с молодым бизоном, которого хотят забрать из родного стада, и мы все дружно рассмеялись.

— Но тут есть вещи, над которыми нельзя смеяться! — воскликнула Тситсаки. — Мы должны доставить радость его далеким бедным родственникам. Я отдаю им все меха, которые у меня есть, все до одной шкуры.

— Ха! — произнес дядя, обращаясь к ней. — Это говорит твое большое сердце. Да, мы им поможем.

И действительно, в скором будущем он перевел его преподобию Полю Фоксу дар в размере шестисот долларов. Мой вклад составил стоимость пяти моих коней, которых я забрал из огромного табуна Белого Волка и Питамакана, пасшегося возле лагеря пикуни.

Так, в одночасье того июньского дня было решено, что я должен остаться в Торговле (бизнес Меховой Компании у нас всегда писался с заглавной буквы), и с разговорами о моей отправке на Восток для учебы в школе или колледже было покончено навсегда.

Всю вторую половину этого дня судно разгружалось, и рабочие перетаскивали на наши склады тонны грузов. Отвечавший за перевозки Джеймс Джексон и наш кузнец Джон Уоррен маркировали их для приемки на хранение. В это время дядя Уэсли отвечал на письма из центрального офиса Компании и писал дяде Полю о моем отказе от его предложения. А в шесть часов, побрившись и надев свой лучший сюртук, он позвал нас с Тситсаки и мы отправились на обед, который давал на борту своего судна Грант Марш. Без всякого сомнения, этот капитан знал реку Миссури лучше всех из тех, кто плавал вверх и вниз по ее извилистому руслу.

В те времена управляющий факторией и даже клерки — служащие великой Компании — были обязаны одеваться и держать себя с достоинством, соответствующим их служебному положению. Обычная форма дяди состояла из длинной куртки с желтыми латунными пуговицами и высоким вельветовым воротником, брюк и жилета, подобранных под пару, белой рубашки с воротником и черным шелковым бантом, хорошо начищенных ботинок и бобровой шапки. Хорошо причесанные волосы доставали ему почти до плеч. И он всегда был тщательно выбрит. Все наши люди вели себя подобным же образом, поскольку больше всего на свете индейцы ненавидели волосатые лица. И в этом я разделял их мнение. Люди со щетиной подобны свиньям!

По торжественному случаю Тситсаки также надела свое лучшее голубое шелковое платье и накинула прекрасную шаль из верблюжьей шерсти. Я был в своей охотничьей рубахе и штанах с оторочкой, украшенных вышивкой из цветных игл дикобраза note 9 . А мои мокасины были покрыты орнаментом из бисера. В летнее время все наши служащие одевались подобным образом. Зимой же они носили толстые черные старомодные штаны, капоты note 10 или куртки с капюшонами, меховые шапки, мокасины и рукавицы из толстой бизоньей шкуры.

Вдоль берега стояла огромная толпа индейцев, наблюдавших за разгрузкой судна и гадавших о содержимом различных мешков, бочек и свертков. Уже несколько недель назад они разбили лагерь в долине реки Титон в трех милях к северу от нас в ожидании начала торговли: они хотели обменять добытые зимней охотой меха на товары, которые доставит нам судно. Ожидавших было около восьми тысяч человек — все пикуни, а также часть каина с севера. Позже должны были прийти и большебрюхие note 11 с Медвежьих Гор, численностью тысячи три или более. Но этой весной у нас не могло быть торговли с сиксика (собственно черноногими), а также племенами сарси и кутене note 12 . Компания Гудзонова Залива, распустив слух о бедном выборе наших товаров и высоких ценах на них, убедила их вести торговлю через свою факторию на реке Саскачеван. Мы были очень огорчены этим, и дядя дал твердую клятву, что следующей весной мы непременно заполучим их себе.