Я открыла глаза и уставилась на... ночное небо с очень странными звездами и незнакомыми созвездиями.
– Так вот ты какой – загробный мир! – пробормотала я, привставая на локтях и оглядываясь.
Кто-то весьма шустрый и с шаловливыми ручками скомуниздил мои ласты, маску, носки с ботами, перчатки, рюкзак с баллонами и еще кое-что по мелочи. Скорей всего, решили, что мне там, за гранью, ничто земное ни к чему. Что можно снимать на видеокамеру в потустороннем мире? Потусторонний мир, конечно. Видимо, поэтому и отобрали, чтобы я не исхитрилась и не слила рекламный ролик в интернет.
Почему тогда капюшон оставили? На бедность? Не-е-ет, чтобы мозги прикрыл и глаза маскировал. Типа, меньше видишь – дольше дышишь.
Я уселась и закрутила головой.
Здесь явно что-то не так! Нет, я, конечно, никогда на экскурсию ни в рай, ни в ад не попадала, но по рассказам очевидцев там все выглядело иначе. Как-то более возвышенно и облачно в одном, и приземленно-огненно в другом.
Здесь мне предлагалось к вниманию какое-то крайне странное место на взморье, окруженное лесом. Видимо, тупая вершина скалистой горы. Издали тускло просматривается морская гладь.
Мало того, я восседала ровно посередине круглой площадки примерно пяти метров в диаметре. Причем эта площадка из припорошенного пылью камня служила дном гипертрофированно-увеличенной птичьей клетки.
А я, следовательно, канарейка? Или попка-дурак?
Внимательно осмотрела свое временное (надеюсь) пристанище. Ничего так, чистенько и минималистично. Камень, металл, пыль и я. 'Я' в этом уравнении явно лишняя переменная.
Мда, между прутьями не протиснуться. Сверху не перелезть. Подкоп не вырыть. Что остается? Сидеть дальше.
В этот момент за спиной раздались странные звуки. Я повернулась и ахнула.
Рядом, в свете зеленой луны, в шахматном порядке стояло как минимум двадцать таких клеток. В пяти или шести находились люди.
Ну, некоторые и не совсем люди – у одного из тех, кто находился в отдалении, я рассмотрела кошачьи уши и хвост, да и глаза в темноте подозрительно светились, но в остальных – точно люди.
– Может, это разные загробные миры? – пробормотала я. – У каждого свой? – вглядываясь в темень.
Ближе всего ко мне раздраженно мерил шагами такую же клетку статный длинноволосый мужчина и яростно матерился вполголоса. Изредка он правда прерывался на битье головой о толстые прутья клетки, но потом снова возвращался к своему занятию.
Ну разнообразит человек свой досуг. Может, он так просветления достигает.
– Люди! Ау! – заголосила я.
Народ приоткрыл сонные зенки, вылупился на меня, как на идиотку, развернулся в другую сторону и лег спать дальше.
Только кошак издали помахал рукой-лапой, а мужчина подбежал к моему краю и стал что-то взволнованно говорить:
– Тыр-дыр-дыр фьюить ля-ля-ля! Сюр-сюр-сюр фьюить мурли-мур сарли-сюр! Буки-вуки?
– Извините, – развела я руками. – Не понимаю. Вы на каком языке вукаете? Переводчик есть? Ой, поняла: полный сюр!
– Тю-тю-тю... – занудел мужчина минут на десять без перерыва. Потом разочарованно замолк, махнул на меня рукой и заправил прядь длинных волос за ухо.
– А у вас уши с кисточками, – испуганно уставилась на него я. – Это нормально? Или просто пластический хирург хороший попался?
Мужчина, не обращая на меня больше ни малейшего внимания, вернулся к своему прерванному занятию, продолжив свое бесконечное путешествие из угла в угол.
– Та-а-ак, – потерла я лоб. – Или что-то с моими глазами случилось! Или одно из двух. Или у него бзики на почве эльфов, и он как бы не в себе. Или он эльф, и тогда не в себе я.
Тут о себе напомнил неопрен. Видимо, на фоне стресса и полной неудовлетворенности организма. Стало слегка жарковато. Прям как в сауне, но без удовольствия. К тому же неизвестность надавила на физиологию и потребовала немедленно и сразу. А где?
И на это месте до меня дошло! Если я не в загробном мире и не умерла, поскольку тогда мне бы так явно ничего не хотелось, то где я?
Мама! Куда меня занесло? Вдруг я сплю?
Ущипнула себя со всей дури и заорала:
– Мама! – подпрыгнув не хуже кенгуру.
– А? – отреагировал ушастый мужик, в котором я отказывалось признавать настоящего эльфа. Еще и этого моя надломленная психика не вынесет!
– Спасите! – проорала я под громкий ропот проснувшихся в клетках сокамерников. – Как хоть это место называется, а? Где я, черт меня подери?
– М-м-м... – пожал широкими плечами гривастый, дергая себя за неправильное ухо.
– Какой ужас, – прошептала я, сползая по прутьям на каменный пол. – И с этим мне нужно жить?
В дальнейшем разговоре по душам на разных языках и на непонятные темы я участвовать отказалась и уползла в дальний угол, скукожившись и обхватив колени руками.
– Это ж надо было так попасть! – бубнила я, периодично себя щипая и надеясь проснуться на больничной койке. Даже на нее я было согласна с радостью. Более того, любая убогая больница, но в знакомой стране и понятным языком виделась мне как самое большое счастье. – Интересно, а никак нельзя забуриться обратно?
Так и забылась в горячечном полусне-полуяви от физического дискомфорта, вызванного неопреном, и душевного дисбаланса.
Несколько раз просыпалась вся в поту, снимала штаны и куртку, чтобы немножко охладиться и проветриться, потом замерзала и одевала их на футболку с длинным рукавом и трико обратно. Холодновато все-таки у них ночью. Неприятно в одной тонкой футболке на земле спать.
На рассвете, немного посомневавшись, осталась в куртке и штанах гидрокостюма. Не сдамся без боя проклятым врагам! Это, конечно, смешно звучит. Но настроение против ожидания было не упадническое, а скорее боевое.
Если уж что-то от меня и захотят, то сразу точно не получат.
Стянула резинкой длинные русые волосы в хвост и спрятала под капюшон. По крайней мере, за них не схватят, на руку не намотают и в амбар не поволокут.
То, что у нас что-то назревает, я даже не сомневалась. Просто так в клетки от человеколюбия не сажают, посему цветов, шампанского и радостных объятий можно не ожидать.
Стремное местечко... тюрьма – не тюрьма... что-то такое есть. Похоже на камеру смертников или лагерь для беженцев.
Я уселась на пол и приготовилась ждать.
Наутро выражение 'Жизнь бьет ключом и добавляет ногами, причем, исключительно по мне', – стало мрачной явью.
Для начала на плато притащился отряд стражников-меченосцев с тремя какими-то мутными мужиками с неправильным ассоциативным рядом. Это когда при виде женщины начинаешь ревновать ее спутника.
В пользу моего вывода говорили подведенные глаза, широкие балахоны, похожие на платья, и кокетливые капюшоны. К тому же у этой троицы на висках сияли перламутром необычные татуировки, усиливая превратное впечатление от их гендерной национальности.
Стража по трое подходила поочередно к каждой клетке и выводили заключенных. Как они открывали наглухо заваренные клетки – занятный вопрос, но факт, что открывали одним махом.
Дальше на понурых заключенных надевали наручники и пропускала сквозь них цепи. Концы цепей выдавали страже, одетой в непонятные гремящие железом костюмы, хотя снаружи его вроде не наблюдалось. В бригандины стражу свою одели, что ли? А внизу? Бронетрусы? Или бронепанталоны?
Дальше все пошло по плану. Как в любом уважающем себя боевике, нашлись смельчаки, которые захотели принять весь удар на себя. И показать, какие они крутые.
Кошак, например, попытался сбежать в непонятном направлении и был геройски остановлен стражей, помахавшей у него перед носом то ли ваткой, то ли пуком какой-то белесой травы. Издалека не разберешь.
Так мужик нанюхался, что сам стал ходить за своими пленителями и выпрашивать еще, выгибая спину и поднимая хвост.
– Кошачья радость, – посочувствовала ему я. – Наша котя громко плачет, ей нанюхаться не хватит...
К эльфу стража сразу подошла с серьезными намерениями. И обдолбала длинноволосого электрошокерами. От души и по максимуму. Эльф от них уползти пытался, так догнали добрые молодцы и добавили до потери сознания. А потом со знанием тела и дела троица татуированных заковала его в ручные кандалы. Потом чуть-чуть подумали – и от щедрости натуры добавили ножные. Полюбовались делом рук своих, кругами походили, еще и вдогонку обмотали цепями по окружности. Эстеты, блин!