— Господи, Майкл! — простонала она, хватаясь за сердце. — Ты меня до смерти напугал.

Он взял с тумбочки стакан с водой и, чтобы погасить полыхающий в горле огонь, принялся пить большими глотками, обливая себе грудь.

— Ну что ты, — сказала Джина, проводя кончиками пальцев по его шее. — Что случилось?

Майкл почувствовал боль на шее и пощупал это место рукой. На коже была царапина, а когда он встал и подошел к зеркалу над комодом, то увидел тоненькую струйку крови, сочащуюся из свежего пореза.

Она встала рядом с ним.

— Ты поцарапался во сне?

— Не знаю. — Хотя все он знал. После того сна его дыхание до сих пор не могло прийти в норму.

Джина сморщила нос и поднесла его ладонь к лицу. На мгновение ему показалось, что она хочет поцеловать ее, но вместо этого она спросила:

— Почему от тебя пахнет хлоркой?

Он должен был избавиться от этого запаха, от этой едкой липкости, которая остается после пребывания рядом со смертью. Майкл ничего не ответил, просто не хотел заводить этот разговор, и только, быстро взглянув в сторону часов, спросил:

— Который час?

— Блин… — простонала Джина, выпустив его руку. — Можно уже одеваться. Моя смена начинается через два часа.

Майкл взял часы и посмотрел на циферблат. Шесть тридцать.

После работы на месте преступления, обыска квартиры убитой женщины и заполнения всех бумаг он получил на сон где-то часа четыре.

В душе потекла вода, и трубы загудели, когда включился подогреватель. Войдя в ванную, Майкл увидел, что Джина снимает рубашку, в которой спала.

— Тим уже встал, — сказала она. — Ты должен проследить, чтобы он никуда не влез.

Прислонившись к стене, Майкл с восхищением смотрел на ее плоский живот, на то, как напрягаются мышцы на ее руке, когда она вынимает заколку из волос.

— С ним все в порядке.

Джина заметила, как он смотрит на нее.

— Следи за ним.

Майкл невольно улыбнулся. После рождения Тима грудь Джины увеличилась, и при взгляде на нее у него буквально потекли слюнки.

— Позвони на работу и скажи, что заболела, — попросил он.

— Конечно.

— Посмотрим кино, устроимся на диване… — Он помолчал и попробовал снова: — А помнишь, как мы раньше могли часами целоваться? — Господи, сейчас он месяцами мог рассчитывать не более чем на быстрый чмок в щеку. — Давай будем целоваться, Джина, как тогда. Просто целоваться. И ничего больше.

— Майкл, — сказала Джина, подставляя руку под струю, чтобы проверить ее температуру, и забираясь под душ, — перестань пялиться на меня, как на уличную шлюху, и пойди загляни к сыну.

Она закрыла дверь душевой кабинки, а он, перед тем как уйти, еще с минуту смотрел на ее силуэт, пытаясь понять, когда же в отношениях между ними все пошло не так.

Он познакомился с Джиной перед тем, как его подразделение отбыло к Заливу. Все солдаты рассчитывали выйти оттуда живыми и здоровыми, но все же Майкл со своими сослуживцами рассматривал и худшие варианты, поэтому старался успеть как можно больше, прежде чем их забросят в пустыню. Эллен Мак-Каллум была миниатюрной крашеной блондинкой, не блиставшей особым умом, — как раз такая девушка, о которой хочется вспомнить в какой-нибудь грязной, забитой песком палатке в миллионе миль от собственного дома, когда рассказываешь парням о девушке на родине, которая так сосет, что даже способна сорвать кожу с дивана.

Большую часть недели Майкл провел за тем, что пытался забраться в трусы к Эллен, когда внезапно появилась Джина, ее кузина. Она серьезно помешала Майклу, потому что постоянно крутилась вокруг любимой двоюродной сестрички, но когда через пару дней он уехал, то вспоминать начал именно о Джине. Вьющиеся каштановые волосы, тонкие черты лица, плавный изгиб ягодиц… Майкл написал ей, и, к его удивлению, она ответила — сначала очень скромненько, но потом немного успокоилась и стала даже мила с ним. Он находился в Кувейте, все было вроде бы мирно, но затем один придурочный подросток, балуясь с пистолетом, прострелил ему ногу. Парень подсунул ему эту подлянку случайно, но рана, тем не менее, не заживала. Когда Майкла направили в Германию на хирургическую операцию, первой, кому он позвонил, была Джина.

Они поженились через неделю после того, как его уволили и запас, а еще через две недели он поступил на службу в полицейское управление Атланты. Джина закончила школу медсестер при баптистской церкви штата Джорджия и получила хорошее место в больнице «Кроуфорд Лонг». Спустя два года она перешла работать в Пьемонт, где платили больше. Майкл получил свой золотой жетон и был переведен с должности участкового патрульного в Грейди в полицию нравов с соответствующим повышением зарплаты. Вскоре жизнь их потекла даже лучше, чем Майкл мог ожидать. Они купили дом к северу от Атланты, начали откладывать деньги на черный день и стали подумывать о том, чтобы завести ребенка или даже двух, чтобы создать настоящую семью. А потом появился Тим.

Он был спокойным ребенком, но Майкл видел искру в его больших голубых глазах. В первый раз, когда он взял сына на руки, у него было ощущение, будто он держит в ладонях собственное сердце.

Первой проблемы заметила Барбара, мать Джины. Малыш никогда не плакал. Ничего не делал. Мог часами смотреть в стену. Майкл боролся с этим всеми силами, но доктор подтвердил подозрения Барбары. В какой-то момент беременности Джины Тим испытывал кислородное голодание. Его мозг никогда не будет развиваться дальше уровня шестилетнего ребенка.

Никто не знал, как это произошло и почему, но дело обстояло именно так.

Майкл всегда недолюбливал Барбару, а после такого диагноза стал ее просто ненавидеть. Относиться к теще с презрением — банально, но она всегда считала, что ее дочь прогадала с браком, а теперь еще и винила Майкла в проблемах Тима. Она была немного помешана на религиозной почве и легко находила вину других людей — с собственными ошибками дело обстояло не так гладко. Она была не просто пессимисткой, видевшей стакан наполовину пустым, — она считала, что стакан не только полупустой, но и что все ОНИ за это отправятся прямиком в пекло.

— Тим? — позвал Майкл, идя по дому и на ходу натягивая футболку. — Ты где, приятель?

Он слышал сдавленное хихиканье за диваном, но продолжил идти в сторону кухни.

— Куда же подевался Тим? — громко сказал Майкл, заметив, что сын рассыпал по кухонному столу целую коробку колечек сухого завтрака «Чириоуз». Синяя миска Тима была доверху залита молоком, и на мгновение перед глазами Майкла возник красный-красный рот Алиши Монро и то, как он был наполнен ее кровью.

— Бу! — закричал Тим, обнимая Майкла сзади.

Майкл вздрогнул, хотя Тим проделывал это практически каждое утро. Он подхватил сына на руки, и сердце тяжело забилось в груди. Тиму уже исполнилось восемь, и он был слишком большим, чтобы носить его на руках, но Майкл не смог удержаться. Он пригладил непокорный вихор на его макушке.

— Ты хорошо выспался, малыш?

Тим кивнул, уворачиваясь и упираясь Майклу в плечо, чтобы отец опустил его на пол.

— Давай-ка уберем весь этот беспорядок, пока не пришла Ба-Ба, — предложил мальчик, сгребая колечки в пригоршню и высыпая их обратно в коробку. Барбара приходила к ним по будням, чтобы присматривать за Тимом. Она отводила его в школу, забирала его оттуда домой, следила, чтобы он вовремя поел и сделал домашнее задание. Словом, она проводила с ним больше времени, чем Майкл или Джина, но у них, собственно, и не было другого выбора.

— Ба-Ба такой беспорядок точно не понравится, — сказал Майкл.

— Не понравится, — согласился Тим. Он сидел за кухонным столом, поджав под себя ноги. Ширинка на его пижаме со Спайдерменом была расстегнута.

— Заправь свое оборудование, приятель, — сделал ему замечание Майкл, стараясь погасить волну грусти, нахлынувшую при виде того, как мальчик неловко возится с пуговицами.

Майкл был единственным ребенком в семье, и его это, вероятно, немного испортило. Когда появился Тим, он ничего не знал о том, как ухаживать за детьми. Поменять Тиму подгузники было делом стеснительным и проблематичным, которое выполнялось как можно быстрее и при минимальном контакте. Теперь же Майкл только о том и думал, что через несколько лет Тим достигнет половой зрелости. Его тело начнет расти, превращая его в мужчину, но сознание никогда не догонит физическое развитие. Он никогда не сможет узнать, каково это — любить женщину, и как пользоваться тем, что дал тебе Бог, чтобы доставлять удовольствие другому человеку. У него никогда не будет собственных детей. Тим никогда не познает радости и боли, связанные с отцовством.