На том и порешили.

Я понимала, что старосте, в принципе, без разницы, кого сдать Хозяину Леса. Меня или кого другого. И все же в душе, несмотря ни на что, еще теплилась надежда на его справедливость. Теперь же окончательно растаяла.

Дядя прошел мимо меня и напоследок даже потрепал по щеке в знак благодарности. Я дернулась, будто ко мне змея прикоснулась. А потом сползла по стене и села на дощатый пол крыльца. Обхватила колени руками и спрятала в них лицо. Не хотела, чтобы кто-то видел мои слезы.

А потом меня погрузили в телегу и староста повез куда-то. Я ощущала, как подпрыгивает повозка на ухабах, а нос щекочут запахи травы и цветов, окружающих дорогу. Мне все еще не верилось, что сегодня мой последний день жизни. Все казалось, что должно что-то случиться и меня спасут. Но чем дальше мы ехали, тем больше я понимала, что чуда не произойдет. Запахи и ощущения тут же показались еще насыщеннее, чем обычно.

Я наслаждалась каждым мгновением, отпущенным мне. Жалела, что не ценила их так, как могла бы. Торчала в доме дяди и тети и влачила жалкое существование. А ведь могла бы, как наш гончар, общаться с людьми, не унывать и радоваться отпущенной мне жизни на полную. Что теперь жалеть? Теперь нужно просто смириться. Но я не могла. Внутри поднимался глухой протест и мне стоило значительных усилий сдерживать его.

Дорога отняла несколько часов.

Я ощущала себя полностью разбитой, когда мы, наконец, прибыли туда, куда направлялись. Поняла это по тому, что повозка остановилась. Мне помогли слезть на землю и повели куда-то. Я услышала гул голосов и по приветствиям поняла, что это другие старосты. Так у них повелось, что жертву Хозяину Леса провожают они все.

«Какая честь для меня!» – со злостью подумала я, но опять оставила мысли при себе.

Пыталась себе представить, как вели себя на моем месте другие девушки. Плакали, умоляли пощадить их, осыпали палачей руганью или покорно шли на заклание. Сама я чувствовала обиду и гнев на то, что все так несправедливо. За что мне такое? Чем я успела заслужить? Уцелела в огне лишь для того, чтобы меня разодрали страшные обитатели леса? А перед этим их хозяин еще и сделал кое-что похуже. То, на что намекали мужики в нашей деревне.

Судя по разговорам, у других старост тоже возникли сомнения насчет меня. Можно ли меня считать достойной такой великой жертвы. Но, видно, нашему старосте уж слишком захотелось обещанной дядей коровы, и он сумел убедить их, что все нормально.

Потом меня повели куда-то. Единственным ориентиром служила ведущая меня рука и деловитые указания, куда ступать. Понимала, что даже сбежать не смогу. Слепота обрекла меня на полную зависимость от других людей. Что ж, остается надеяться на одно – пусть моя смерть будет быстрой. Еще при других людях я старалась держаться. Не хотела, чтобы кто-то видел моих слез. Но когда поняла по стихнувшим в отдалении голосам, что осталась одна, разревелась в голос.

Меня оставили в чаще привязанной к дереву. При малейшем движении веревки болезненно впивались в кожу. Никакого шанса на спасение. Даже мизерного. Теперь я уже сомневалась, что Хозяин Леса вообще существует. Если так же поступили и с другими девушками, то, скорее всего, их съели дикие звери. Это уже людская молва окрасила их гибель такими яркими красками.

Не знаю, сколько просидела так, бессильно обвиснув на веревках. Прислушивалась к малейшему шороху вокруг. При малейшем треске сухих веток вздрагивала и напрягалась. Но всякий раз ничего не происходило. Видать, какой-то мелкий зверек пробегал. В конце концов, несмотря на весь ужас моего положения, я умудрилась уснуть. Сказались, видать, бессонная ночь и волнение.

Проснулась я от ощущения промозглого холода, терзающего онемевшее тело.

Поняла по особым звукам и запахам, что наступила ночь. Хотя для меня это мало что изменило. Такая же ночь окружает меня даже днем. И все же я испугалась. Лесные хищники обычно охотятся по ночам. А я даже не могу разжечь костер, чтобы отпугнуть их. В довершение всех моих мучений одолевали голод и жажда. С ужасом поняла, что если даже звери не тронут, то умру здесь от истощения. И еще неизвестно, какая смерть милосерднее.

Так я размышляла до того момента, пока воздух не прорезал рев. Описать, что он собой представлял, трудно. Похожий на волчий и в то же время не совсем. Было в нем что-то и от человека. Словно кто-то выл в ночи, одновременно отпугивая врагов и изливая глубокую тоску. Мурашки пошли по коже от этого звука. Я вжалась в дерево и закрыла глаза, словно это могло как-то помочь. Сердце едва не выпрыгивало из груди. Я вспоминала все молитвы, какие знала. Обращалась даже к древним богам, культы которых соблюдались лишь тайком.

Неужели, легенды не врали? Где-то здесь, в дремучем лесу обитает страшное существо, лакомящееся юными девушками. И уже скоро я окажусь в полной его власти!

А потом где-то совсем рядом раздался еще один вой – на этот раз не такой необычный, но от этого не менее страшный. Волчий! Я услышала шорох, который издавали бегущие ко мне лапы, прерывистое собачье дыхание. Вой раздался совсем близко и моего лица коснулось чье-то дыхание. Я закричала так сильно, насколько была способна. Волк на мгновение отпрянул – я ощутила колебания воздуха, с помощью которых теперь определяла присутствие кого-то рядом. А потом послышался жуткий треск веток. Словно между ними пробиралось что-то большое и тяжелое. Новый вой – тот самый, который я уже слышала. Жуткий, наполовину человеческий. Скулеж волка и жалобное повизгивание, торопливый топот бегущих лап. Похоже, лесного хищника прогнало что-то более опасное и страшное. И теперь это что-то находилось рядом. Я ощущала его дыхание – не менее тяжелое, чем мое собственное сейчас. Наверное, он бежал, стремясь выхватить свою добычу из лап другого зверя.

Звук шагов, похожих на человеческие. Ощутила, как кто-то склонился надо мной. В нос ударил запах пота и мускуса, смешанный со звериным. Не знаю, почему я не закричала, хотя все во мне вопило от внутреннего крика. Меня будто парализовало. Каким-то внутренним чутьем понимала, что сейчас нужно молчать. Не показывать своего страха. Вести себя, как с животным. Стоит показать свой страх – растерзает тут же.

«Хотя может так будет даже лучше?» – закралась всполошенная мысль, но я тут же отбросила ее. Если есть хоть малейший шанс выжить, я им воспользуюсь.

Почувствовала, как кто-то рванул веревки, с треском разрывая их на волокна. Это же какой силищей нужно обладать! По спине пробежал холодок. Потом меня вздернули в воздух и перекинули через плечо. Я ощутила, что прикасаюсь щекой к горячему телу, покрытому густой шерстью. Что же это за зверь такой?! Неужели и правда тот самый мифический Хозяин Леса. Я не издавала ни звука, боясь разъярить это жуткое существо.

Меня куда-то понесли. Чудище двигалось так быстро, что порывы ветра болезненно отдавались в ушах. Куда оно несет меня и что собирается со мной делать?! Удивляюсь, как это я снова не начала рыдать. Наверное, уже выплакала все слезы или в самой сложной ситуации обрела необходимую сейчас стойкость. Трудно сказать, но факт остается фактом. Я выдержала всю эту безумную гонку, с трудом удерживая подкатывающую к горлу тошноту. Думаю, если бы в желудке остался хоть кусочек пищи, я бы не удержалась. Но там все резало от голода, так что и в этом был какой-то плюс.

Когда существо остановилось, страх накатил с новой силой. Похоже, прибыли, где бы ни было это место. Меня кулем свалили на землю и позволили несколько секунд отдышаться. Я осторожно двигала закоченевшими конечностями и никак не могла даже сесть. Потом меня снова подняли на руки, на этот раз уже более нормальным способом. Так, как обычно мужчины носят женщину, прижав к груди. В лицо пахнуло запахом сухих трав и спертого воздуха. Похоже, мы в какой-то хижине.

Меня опустили на что-то мягкое, по ощущениям похожее на шкуру какого-то животного. Я замерла, боясь того, что должно последовать дальше, но ничего не происходило. Однако я чувствовала чье-то присутствие совсем рядом со мной. Ощущение нависшей опасности не покидало. Устремила невидящие глаза туда, где по моим ощущениям находилось существо. Не решалась ничего сказать первая, хотя глупо было ожидать, что он вообще умеет говорить. Или умеет? Ведь как-то он дал понять старостам, что хочет человеческих жертв.