— Я… вы не… — запаниковал было Маркос.

Неловкость момента прервал резкий хлопок двери и пронзительно — рассерженный голос Габриеля:

— Простите, я, кажется, помешал!

— Что ты тут делаешь? — Антонио тут же убрал руку и быстрым движением поправил воротник рубашки.

— Я что тут делаю?! — истерично закричал любовник, яростно размахивая руками. — Это я тебя хотел спросить! Но, похоже, тут и спрашивать не придется! Все и так понятно!

— Не устраивай скандалов. Ты же знаешь, я этого не выношу, — предупреждающе зашипел Антонио.

Маркос поспешил прихватить свой кейс, буквально отскочил в сторону и выжидающе уставился на мужчину.

— Извини, тебе лучше уйти. Мы продолжим в другой раз, — извинился Антонио.

Парня тут же и след простыл, а вот Габриель, похоже, даже и не собирался успокаиваться.

— И где же вы, интересно, продолжите?! В гостинице или, может, прямо тут, когда меня не будет?! — Испанец явно был в бешенстве. Он кричал, топал ногами и активно жестикулировал, отчего стильно уложенные волосы непослушными кудрями разметались по лицу.

Антонио лишь поморщился.

— Выйди, — холодно произнес он.

— Что?! Ты меня выгоняешь?! — казалось, Габриель вот-вот взорвется, его большие темные глаза сейчас казались чернее черного. Они бросали вызов, прожигали насквозь.

— Я. Сказал. Выйди, — леденящим кровь тоном процедил сквозь зубы Антонио.

Парень собирался сказать что-то еще, но, вовремя передумав, лишь одарил обидчика яростным взглядом, прежде чем броситься прочь, не забыв при этом громко хлопнуть дверью.

Антонио медленно опустился в кресло и устало потер виски.

И в самом деле, что это на него нашло? Наверное, Маркос теперь думает о нем черт знает что. Хотя… кто такой Маркос, чтобы его мнение имело вес?

В комнате стало необычайно душно. Антонио расстегнул верхние пуговицы рубашки и опустил руку на пару секунд в вазу с растаявшим льдом для виски. Провел мокрой ладонью по затылку, шее, лицу. Когда же закончится эта чертова жара?..

Вечером они с Мануэлой ужинали в компании Джона Фридмана, владельца компании по разработке информационных технологий из США. Они разговаривали о необходимых инвестициях в новый проект. По словам самого Фридмана, это открывало интересные, доселе невиданные перспективы.

— Просто отменно! — Джон блаженно прикрыл глаза, отправляя в рот последний кусок розоватого стейка.

— Это один из лучших ресторанов Мехико–сити. По-другому и быть не может, — Антонио деловито промокнул губы накрахмаленной салфеткой и подал знак официантам.

— А почему бы вам с супругой не погостить у меня в Лос-Анджелесе? — неожиданно предложил Джон, когда подносили десерт.

Антонио внимательно, но ненавязчиво рассматривал собеседника. Фридман был именно таким, каким он его себе представлял. Крепко сложенный мужчина, на вид лет пятидесяти. Несмотря на лысеющий лоб, он напоминал какого-то супер-героя из комиксов. Наверное, потому что у него был довольно маленький нос и массивный, почти квадратный подбородок. Типичный американец.

— В этом месяце вряд ли. Намечается несколько крупных сделок в Венесуэле. А потом… почему бы и нет? — Антонио повернулся к девушке, сидящей рядом. — Как думаешь, дорогая?

— Я была бы не против, я всегда обожала Калифорнию. — Восторженно отозвалась она и кокетливо добавила: — К тому же, куда ты, туда и я, дорогой.

— Скажите, синьор Гарсиа, — снова обратился к нему Джон, прожевав очередную порцию ягодного пудинга.

— Я умоляю, обращайтесь ко мне по имени, мы же теперь компаньоны,— сверкнул своей фирменной улыбкой Антонио, тут же поймав на себе мимолетный взгляд какого-то парня за соседним столиком.

— Антонио… — Джон отложил приборы и отставил пустую тарелку в сторону. — Позвольте поинтересоваться, вы всегда жили в Мексике?

— Вообще-то нет… А почему вы спрашиваете?

— Я заметил, у вас едва уловимый акцент. Вот только не могу понять, какой именно. Испанский ведь — не ваш родной язык?

— Браво! – захлопал в ладоши Антонио. — Какая наблюдательность! Вы правы. Моя мать была француженкой, и все детство я провел с ней на юге Франции. Там же ходил в школу. Но я, признаться, впечатлен вашей проницательностью!

— Дело в том, что, прежде чем заняться компьютерными технологиями, я занимался лингвистикой. Теорией Фреймов, если слышали?

— Не думаю. Я далек от науки. — Пожал плечами Антонио. — Но… какое отношение это имеет к тому, что вы делаете сейчас?

— Не буду вдаваться в подробности, но это имеет прямое отношение к разработке некоторых компьютерных программ и даже созданию ИИ.

— Искусственного интеллекта? — Мануэла высоко вскинула брови от удивления.

— Именно, — скромно кивнул Джон. — Но все это пока на уровне теории, а нас в ближайшем будущем ждут дела намного более практичные и, не побоюсь этого слова, весьма прибыльные.

— За это стоит выпить! — Антонио высоко поднял бокал, и за ним последовали все участники трапезы.

После ужина Джон сразу же откланялся и отправился в гостиницу, объясняя свою усталость долгим перелетом.

Но Антонио не хотелось возвращаться. Вечер был чудесным. Да и Мануэла, казалось, тоже не спешила домой. Но так как пешие прогулки по ночному Мехико уже давно стали непозволительной роскошью, они приказали водителю немного поколесить по городу.

— Надо же, давненько никто не замечал за тобой акцента. А этот Фридман не так прост. Я даже заволновалась сначала. Может, он что-то знает? — не унималась Мануэла. Она все еще была под впечатлением от встречи и от того, о чем говорил Джон.

— Не думаю. К тому же наша легенда о Франции еще ни у кого не вызывала вопросов. — Антонио снял пиджак, небрежно швырнул его куда-то на пол и осмотрелся. Они проезжали сквозь квартал «Роза». За окном мелькали пестрые витрины магазинов, баров и ночных клубов.

— Устал? — заботливо поинтересовалась супруга.

— Ты же знаешь, я плохо переношу жару, — он поморщился.

— А еще я знаю, что когда ты такой, для этого должна быть причина.

— С чего ты взяла, что она есть?

— Видела, как Габриель выскочил из дома сегодня днем, и подумала…

— Ах, да… Габриель, — устало выдохнул Антонио.

— Вы повздорили?

— Я бы не назвал это ссорой. Сам придет, когда остынет. И вообще, если его что-то не устраивает… — Антонио почему-то замолчал. Не хотелось дальше развивать эту тему. Он приоткрыл окно — в нос тут же ударил запах расплавленного асфальта, выхлопных газов и сигарет. Подпитый народ весело гулял по улицам, распевая пошловатые мексиканские песенки. — А помнишь, как мы с тобой где-то тут ночевали, прямо на улице?

— Это было вооон там! — девушка оживленно закрутила головой, потом указала на темный переулок, на углу располагался какой-то модный притон. — А раньше тут была прачечная.

— Точно! Прачечная! Боже… — Антонио с умилением разглядывал некогда служившие им домом улицы. — Как же давно это было… будто в другой жизни.

— Ты тогда был такой смешной, ходил растрепанный, бормотал что-то по-немецки, и никто вокруг тебя не понимал, — Мануэла положила приятно пахнущую дорогим парфюмом голову ему на плечо.

— Кроме тебя, — благодарно заметил он. — Хотя… — театрально выдержал задумчивую паузу. — Волосы у тебя тогда тоже были просто отвратительные.

— Ах, ты! — девушка игриво ударила его в грудь кулаком и звонко засмеялась.

Остаток пути они ехали молча, думая каждый о своем. Почему-то сегодня вечер казался особенным, не таким как всегда. Возможно, во всем виновата резко наступившая апрельская жара или внезапно нахлынувшие воспоминания о казавшемся уже таким далеким прошлом. О нем знали только он, она и… время — безмолвный свидетель перемен.

Антонио подумал, что время — все-таки очень странная штука. Оно щедро создает и безжалостно уничтожает. В нем обновляется жизнь. Горечь сменяется печалью, печаль — смирением, а смирение — покоем. Все что-то знают о времени, но никто не знает, что оно значит. Потому что время — это тайна.