— Иди и порви их! — громко прошептала она. Благословила якобы. Денис облизнул губы и со счастливыми глазами отправился туда, где уже наяривала на виолончели Дина.

И Ирсана не торопясь подняла футболку, вывернула её, но так и не надела, оставшись в чёрном лифчике. Подняла на меня глаза и сказала, как диагноз поставила:

— Не одобряешь? Не одобряешь. Я тебе не нравлюсь. Не пойму только: почему?

— Не нравишься, — спокойно признался я, к чему вилять?

— Зато ему нравлюсь.

— Зачем он тебе? Не твой же формат: не олигарх, не футболист, не суперстар с квартирами в Майами и даже не породистый мачо с глянцевой журнальной обложки.

— Возможно, он тоже мне нравится. Да и я в него верю: будут и квартиры в Майами, и слава, и журнальный глянец.

— Хм… Ты в этом ни черта не соображаешь. Дэн никогда не будет собирать стадионы: его репертуар, его внешность, его голос требуют интима, тонких бокалов, затуманенного сознания. Да и не выдержит сплетен и грязи, что выльются на его необычность, если он выйдет в массы. Он панически боится, что его причислят к гейской богеме.

— Ты всё решил за него. Да ещё и обставил как заботу о тонкой душевной организации! Денис сильный и амбициозный. Если рядом с ним буду я, то никто не обвинит его в гомосексуальности, всё будет норм. А репертуар? Посмотрим, что можно сделать…

— Не хочешь ли ты стать его продюсером?

— Нет, я знаю про грабительский контракт, что ты для него состряпал. Да и какой из меня продюсер? Но ведь по условиям контракта Денису не запрещается влюбляться, жениться, иметь детей?

— Не слишком ли скоро ты заговорила о браке?

— Не бойся, до этого ещё далеко. Просто я обозначила свою позицию. Ведь это честно?

— Я и не боюсь. Только я не хочу, чтобы ты обманывала его. Если же ты любишь Дениса, то я рад за него… И за тебя… — И миролюбиво улыбнулся, хотя увидел свою позу в зеркале: пожалуй, она выдавала меня. Как будто сейчас прыгну и начну душить эту женщину в лифчике. Я отвернулся и допил французское вино.

Больше мы не откровенничали с Ирсаной, даже если оказывались один на один. Впрочем, больше она и не представала передо мной в лифчике, частенько двери оказывались запертыми. Красавица-модельер ловко привязывала Дэна к себе, он фактически жил у неё. И, считая меня своим благодетелем и другом Ирсаны, он рассказывал о том, какая она чудесная, какие у неё интересные идеи о новом имидже, какая она цепкая бизнесвумен, какая она супернежная и мудрая. Пришлось даже брать её с собой в Хельсинки на гастроли, иначе Денис отказывался.

Но всё проходит. И это прошло. Однажды застал его в гримерке после концерта в ужасном состоянии: сидел в углу почему-то босой, смотрел в одну точку, лицо мертвенно-бледное, из сжатых кулаков кровь капает. Я сначала не понял, откуда кровь, потом увидел раздавленный стеклянный бокал. На мои крики он не реагировал. Я запер дверь, зная, что сейчас прибежит его благоверная. Стал разжимать пальцы, вытаскивать осколки, что-то говорил, гладил по голове как маленького, обнял, потащил на диван, нашёл бутылку воды, ополоснул ему лицо, полил на руки. Но Дэн был словно мёртвый. Пока в дверь не постучали требовательно:

— Дэнчик! Ты чего заперся? Это я! — это была Ирсана. И только услышав её голос, Дэн вдруг застонал и обмяк, навалился на меня.

— Не впускай её, — прохрипел он мне.

— Дэн! Ты здесь? Открой! — Мы молчали. — Дэн! Чёрт! Где его носит? У вас нет ключа от гримерки? — крикнула она кому-то. — Фак! Я там телефон оставила… Где же Дэн?

На слове «телефон» Денис опять застонал. Но Ирсана, похоже, отправилась на поиски, поэтому не услышала. На столике действительно лежал её телефон. Я его взял.

— Ты был прав, — прогудел мне в плечо Дэн, — она светская сука. Она оставила телефон, я пришёл со сцены, а он звякает, там эсэмэски… Я случайно увидел…

Я открыл «сообщения». Последний диалог с неким «Икс»:

— он репетирует

— встретимся сегодня?

— нет

— предлагаю вместо жалких потуг здоровый секс)))

— :)

— он тебя возбуждает своим женским голоском?

— нисколько

— тогда я жду тебя на нашем месте

— я не могу

— наш лох не заметит ничего

— завтра он выступает

— я подъеду, куда?

— в Манхэттен

— целую всю, буду

— дурак

— зато с хером

— я точно буду завтра! лоху привет

Я выключил и убрал телефон этой суки в свой карман. Обнял Дэна.

— Всё будет хорошо. Я рядом.

— За что меня так? — он не плакал, но был раздавлен.

— Так бывает со всеми, и со мной так… Я любил, а меня нет. Так бывает. Мужайся, будь сильнее…

Вернулась Ирсана, она вновь стала колотить в дверь.

— Дэн! Ты же там! В чём дело?

Он вдруг высвободился, решительно встал, прошёл к вешалке, хрустнув стеклом босой ногой, схватил маленькую шубку и сумочку. Резко открыл дверь и грубо сунул офигевшей и притихшей Ирсане её вещи:

— Вали отсюда, не могу тебя больше видеть и слышать! — И захлопнул перед её носом дверь. Уткнулся лбом в дерево. Мне показалось, что его плечи подрагивают.

— Дэн! Что случилось? — голос из коридора. — Дэн? Объясни!

Ирсана не стояла долго, не молила беспомощно, не истерила и не кричала. Оказалась гордой. Последняя её фраза была обо мне:

— Это тебе Дробинский что-то наговорил. Я видела, он там. Он всё лжёт. Он не хочет, чтобы мы были вместе! Слышишь? Я люблю тебя. Но если ты не откроешь, то я уйду! Навсегда…

И она ушла. Навсегда.

На следующий день передала с посыльным вещи и какие-то смешные подарки, которые он успел ей презентовать. А я поручил посыльному её телефон и палантин индийской расцветки. Жалкий обмен. Денис запил. Я прошляпил начало того великого запоя, не нужно было его оставлять одного… Приехал, только когда он не явился на запись. Застал Дэна, сидящего на полу посреди пустых бутылок и этих самых подарков: он чокался с плюшевым зайцем, фарфоровой вазочкой, серебряной шкатулкой, подарочной книгой «Музей Орсэ», клубочком из жемчужной нити и стеклянной статуэткой балерины. Денис был в хлам. Я неделю ночевал у него. Нянчил как ребёнка. Дважды он сбегал, напивался в рюмочной, потом блевал, рыдал, орал песни, даже был побит какими-то гопниками. Тогда сорвались и гастроли, и запись. Больше в Сочи не зовут. Алка выручила на местном уровне. Еле выкарабкались из этой ямы. Поэтому сейчас нужно срочно ехать. Хватит курить.

Замечаю, что выкурил четыре сигареты, утопив окурки в недопитом бокале. В голове горькое головокружение. Надо вызвать тачку, за руль нельзя. В службе такси пообещали быть уже через минут семь, поэтому спешно собирался, нашёл «Энтеросгель», ещё какой-то чудесный эликсир-противоядие. Вышел даже раньше, чем машина подъехала. На улице мерзко — мокрый декабрь. Хотел было выкурить ещё одну сигаретку, но пачка осталась валяться на столике. Бзынькнул телефон — сообщение о том, что автомобиль подъехал — дескать, «выходите». Врут, суки. Фонарь у ворот высвечивал унылую пустоту, расчерченную мелкими полосками ледяного дождя. Все врут.

Ирсану встретил потом на каком-то новогоднем шоу. Не знаю, видел ли её Денис, он был на сцене полвечера. Она сама подсела к нам за столик, подгадав момент, когда мой приятель с женой отошли. И выглядела ослепительно: платье в пол, на оголённых ключицах украшение, напоминающее моток колючей проволоки.

— Расскажи же, как ты это сделал? — сразу без прелюдий начала Ирсана.

— Ты всё сделала сама.

— Не скажешь, значит… Денис плохо выглядит.

— Мы только приехали из Германии. Он устал. А ты, я вижу, не одна.

— Не одна… И что? Ты сделал Дениса счастливее?

— Я всего лишь его продюсер.

— Сомневаюсь… Я даже сомневаюсь, что ты его друг, — Ирсана сузила глаза и подалась вперёд. — Думаю, что ты и сам не прочь заняться с ним чем-нибудь кроме концертов и репетиций. И ты никого не допустишь до его тела, ты сам его хочешь! Возможно даже, что ты влюблён, давно и, увы, безнадёжно!